Пару мгновений Кощей осознавал, что на самом деле явилось причиной радости, а затем даже чуть смутился. Он ведь вовсе не столь плох был, насколько показывал, просто прийти в себя не спешил и на ноги специально не поднимался, вот и ослабел. Птица глупая так и не выкинула из головы собственную ненужность, да и мало ли что еще утворить, надурить способна. Пусть бы и дальше Влад под боком сидел, отлучаясь к Златоусту да Яге, ан нет, не утерпел, в сад полез и сунулся к силам, в которых и сам Кощей смыслил недостаточно.

— Так и жаждешь свернуть шею на ровном месте, — прошипел Кощей.

— Но не погиб же, — возразил Влад. — А случись такое, потом все равно к тебе вернулся бы.

— А мне, значит, ждать приказал бы?.. — прошипел Кощей. — Мне ж все равно, даром что бессмертный?! Тебе на роду положено моим вестником быть. Ну и как мне без тебя обходиться, пока ты по Яви двуногим шляешься?!

Рука для взмаха поднялась сама собой. Кощей осознал, что сделал, лишь хлопок услышав да ощутив жжение в ладони.

Влад дернулся, вспыхнул, губу закусил, вмиг чувства утихомирил и наверняка — Кощей в том не сомневался — измыслил даже не с три, а с тридцать три короба.

«Послать бы дурня на все четыре стороны разом, да невозможно, — подумал Кощей то ли с досадой, то ли с несвойственным себе умилением. — Завел птицу, теперь не избавишься, поскольку сам же и не захочешь».

— Прости, что без спроса взял, но я для тебя же старался, — проронил Влад, полагая будто твердым голосом.

Кощей обреченно вздохнул.

— Но коли я… — начал Влад, но Кощей не позволил продолжить.

— Ударю, — предупредил он. — И не по щеке, а возьму кнут и отхожу как сидорову козу, а еще лучше меч подниму — погляжу, ворон ты али петух, который лишь задираться и кукарекать способен! И пока ты хотя бы полчаса супротив меня не выдержишь, на таких, как Финист, и клюв раскрыть не смей, я уж про хозяина болота даже говорить не буду!

Влад удивленно моргнул.

— Ты погибнешь-возродишься, затем припоминать себя прежнего станешь, взрослеть, а мне ждать прикажешь? Да потом еще и учить тебя уму-разуму сызнова? — спросил Кощей. — Хотя ты и сейчас — птенец птенцом! — и сам же ответил: — Не хочу! Не отпущу! Не знал бы, чем обернется, в клетку посадил: спокойней было бы. Но неволить птицу — себя губить.

— Я… — сейчас Влад более всего напоминал сказочного Иванушку-дурачка (благо хоть черты лица отнюдь не простецкие и волос черен), но Кощей решил, что подобный вид переживет, лучше потом отыграется как-нибудь, — принес живой воды, дабы хворь окончательно из тебя выгнать. Не хотел я ничего доказывать ни тебе, ни себе. И богатства твои…

— Умолкни! — велел Кощей, вдохнул-выдохнул, отогнал раздражение, мешавшееся с усталостью, и проронил: — Меня обижать чревато, пренебрегать мною — тем паче.

— Так я разве…

— Молчи и слушай! Если я надобен, то уж потрудись принять таким, какой я есть: с богатством, грузом прожитых лет длиной в бесконечность, нравом, граничащим с норовом, славой черной, силой, властью и обязанностями. По частям не получится — только все запутаешь, а затем разрушишь. В конце концов, я же тебя принял.

Влад кивнул, но до конца не поверил.

— Раз уж я равным тебя назвал, то не смей отказываться, — продолжал Кощей. — Или отказывайся, но тогда уж уверенный в том, что не мне одолжение делаешь, а сам так желаешь. И никогда не решай за меня! А уж я неволить точно не буду. Захочешь — улетай. Все равно вернешься.

— Вернусь, — согласился Влад.

— Значит, выяснили, — сказал Кощей довольно, с трудом поднялся, на чужие плечи опираясь и поковылял в свои покои, прекрасно сознавая, что с первого раза они ничего не прояснили, с третьего и даже тридцать третьего — тоже не получится. Но тем интереснее. Давно Кощей не чувствовал себя настолько живым. Аж самому себе позавидовал.

Видать, не неволили его, не желали зла правяне совместно с князем Олегом, когда подобную головную боль напророчили, но о том не след было сейчас думать: поживет-увидит, а там… долг платежом красен, раздаст всем сестрам по серьгам.

— А что с живой водой?.. — спросил Влад.

— Ну ты сам подумай: кто я есть и почему являюсь ее хранителем.

— Царь Нави ты, Кощей.

— Вот именно, а что это значит?

— Источники на тебя не действуют, — расстроенно сказал Влад. — Все же дурак я.

— Первостепеннейший, — развеселился Кощей. — Зато скучать не придется. И, кстати, ты правильно догадался по сути, но не учел особенности. Например, вода мертвая неплохо так раны стягивает. Но лишь у меня или, возможно, у трупа какого в бою посеченного, для обычных живых она яд мгновенный.

Влад не хотел страх показывать, но вздрогнул.

— На тебя, как понимаю, живой источник каплю уронил, потому можешь не тревожиться, но без моего присмотра все же не лезь к дубу.

День, когда Веста невестой стала, совпал с праздником Купалы. По берегам костры зажглись, а в лесах папоротник-цвет засиял. Все веселились: и боги, и люди, и силы земли, и духи, и потусторонние создания; те, кого нечистью кликали, тем паче от них не отставали.

— Чего, девица, желаешь? — спросил Влад.

— Перышко, — ответила Веста, озорно улыбаясь.

Не посмел Влад отказать, да и не видел в том дурного, чтобы взять ее под защиту, — отдал. Кощей рядом стоял, но и слова поперек не проронил, лишь нахмурился.

— Помню слова твои, но не мог иначе, — сказал Влад опосля.

Кощей глазами сверкнул, а потом рассмеялся:

— Твои перья — тебе ими и распоряжаться.

Прилетела жар-птица, махнула хвостом, осветила утро вечное ясным полднем, запела звучно. Подхватили песню прочие пичуги — и вот уже весь сад защебетал, заиграл, ожил. Влад вдохнул аромат цветов невиданных, тотчас картины перед мысленным взором навеявший: о том, что было хорошего, плохого. Только о будущем он ничего знать не хотел. Невозможно обмануть предчувствие вещей птицы: впереди не ждало ничего хорошего.

— Любуешься? — в подтверждение невеселых мыслей раздался за спиной низкий голос. — И то верно: такого в Яви не встретить, а в Нави — подавно.

— Ирий все же у нас находится, — напомнил Влад, не оборачиваясь: не хотел он сейчас видеть ни Финиста, ни наверняка сопровождавших его алконостов. — Здесь, конечно, тоже сад неплохой, но с моим миром несравним.

— Это потому, что душа у тебя черная, как перья, Ворон, — сказал Финист.

Влад повел плечом.

— Главное — душа есть, а уж какова она — судить не тебе, Сокол пестрый.