— Антихрист, — сплюнула бабка.

— Атеист, — отозвался Олег, хотя именно атеистом по сути и не являлся, просто за этим понятием было легче скрывать свою абсолютную уверенность в том, что настоящее положение вещей гораздо более глубоко, нежели сказочки про рай для праведных и ад для грешников.

— Трипетов!

Олег вздрогнул. Своей фамилии он не то что стыдился, но не любил: было в ней нечто, кажущееся ему неблагозвучным. А уж когда к нему обращались в подобном тоне…

— Да, Кира Игоревна?

Худая, будто жердь, с висящими паклей обесцвеченными волосами замдеканша терпеть его не могла; впрочем, как и всех остальных студентов. Студенты в долгу не оставались, давно читая инициалы профессора слитно с фамилией: Кира Игоревна Киморова — Кикимора.

— Я видела листы посещаемости и заявляю со всей строгостью, что если вы и дальше будете прогуливать семинары, загремите в армию.

— Я учту, спасибо, — вежливо ответил Олег.

Армия ему не грозила по состоянию здоровья, да и со сдачами зачетов-экзаменов у него никогда проблем не возникало, несмотря на прогулы.

— Вам, Трипетов, реальную жизнь вести надо, а не в облаках летать, — заявила замдеканша и ушла. Чего обращалась, спрашивается?

Всю пару Олег просидел, как на иголках. Постоянно казалось, что кто-то навязчиво смотрит в затылок, а ведь обретался он на последнем ряду, сзади находился только шкаф и портрет Эйнштейна в белой деревянной рамочке. Великий ученый обычно отличался миролюбием и кровожадных взглядов на него не бросал. В конце концов пришлось даже уйти пораньше, тихо собравшись и кивнув лектору: тот, в отличие от Кикиморы, относился к подобным отлучкам спокойно и считал студентов людьми взрослыми, у которых могут быть свои неотложные дела.

Когда Олег вышел из института, уже смеркалось. Он всегда любил сумерки — время после самого заката, когда небо медленно темнеет, тьма наползает с востока и постепенно накрывает весь мир. Однако сегодня в воздухе словно разлилось нечто враждебное, опасное.

С Серым они повстречались у метро, вокруг шныряли прохожие, и вообще было достаточно многолюдно. Вероятно, потому стычки не произошло: разошлись, неприязненно взглянув друг на друга, да пошли каждый своей дорогой.

Сергей Серов не то чтобы был гопником — как раз наоборот, его всегда ставили в пример: хорошо окончил школу, отслужил в армии, потом отучился в техникуме и работал по спокойной, но достаточно прибыльной специальности, названия которой Олег не знал, да и не интересовался, — но пролегла между ними какая-то иррациональная вражда. Бывает такое: видишь человека впервые в жизни, а кулаки так и чешутся.

Олег раздражал Серого одним фактом своего существования, к тому же был младше на несколько лет, да и мощью телосложения не блистал. Все эти обстоятельства, складываясь, приводили к определенным печальным результатам: его били. Били, били, били… и так и не добили — подавились, причем в прямом смысле этого слова. Однажды Олег, отбиваясь, очень удачно заехал недругу в солнечное сплетение. Тот упал не в состоянии отдышаться, а когда сумел, его долго еще выворачивало наизнанку. Олег тогда просто развернулся и ушел: злорадствовать он считал бесперспективным занятием.

Странно, с Серый разминулись, а чувство опасности не только не развеялось, а стало гуще, ярче и насыщеннее. Теперь оно будто окутывало Олега со всех сторон, хотя улица, по которой он шел, оставалась многолюдной по-прежнему, и в родном дворе никакие опасности не подстерегали.

Ключ домофона препротивно пискнул, замок, соответственно, лязгнул, дверь открылась с мерзостным скрипом, а Олег вошел и закрыл ее раньше, чем успел выскользнуть обратно на улицу. Тьма колыхалась перед ним как живая. Казалось, если протянуть руку, то ее удастся даже потрогать, вот только делать это Олегу не хотелось до чертиков.

На него напал какой-то ступор. Ноги приросли к полу, а мысль нажать на кнопку и выскользнуть обратно во двор внезапно обернулась пониманием того, что никакого двора за этой дверью уже нет и быть не может. Время остановилось и одновременно помчалось с бешеной скоростью. Нечто не приближалось, но принялось изменяться. Оно отрастило щупальце и узкую треугольную голову, оперлось на скрюченную ногу, а потом Олег вдруг осознал, что, когда метаморфоза завершится, его убьют.

Он не стал медлить. От входной двери шло две лестницы. Одна, на которой стояло чудище, — наверх к лифтам, вторая — вниз в подвал. Пусть обычно на двери висел увесистый подвесной замок, не попытать счастья Олег не мог. И плевать ему было на то, что подобный путь к бегству очень походит на ловушку — лишь бы подальше от этого!

Подвал оказался открыт. Из-за наполовину прикрытой двери тянуло теплым влажным воздухом. Олег врезался в нее, вбежал внутрь, запнувшись о ступеньку, растянулся на полу и закричал.

Второй сгусток тьмы оказался еще больше первого, и на Олега двинулся со стремительностью поезда, выносящегося из тоннеля метро. Щупальца обвили лодыжки и запястья, зубастый рот наклонился к животу. Этого просто не могло быть, но было, и Олег точно не спал.

Он чувствовал боль от разъедающей кожу то ли слизи, то ли еще чего-то. Там, где мгла касалась кожи, та краснела, будто при солнечном ожоге. Кричать не имело смысла, но Олег орал во все горло, нисколько не стесняясь столь немужественного поведения, пока кто-то не отрубил громкость звука. Теперь Олег открывал рот, но из него не вырывался даже сип. Тьма тоже действовала в тишине, и от этого происходящее казалось еще страшнее.

Олег никак не мог понять, почему игольчатые зубы монстра не спешат вгрызаться в тело. Тьма словно упивалась именно его страхом и преследовала цель не растерзать, а довести до сердечного приступа. Боль доставляли только щупальца и слизь, судя по всему, содержащая какую-то кислоту и яд, уж слишком сильно начала кружиться голова, а сознание постепенно начало уплывать. Олег прикрыл глаза и, уже соскальзывая в спасительную и такую уютную темноту, услышал хлопанье крыльев.

Беспамятство манило к себе, обещало укрыть и от страданий, и от страхов, сулило безграничный покой, однако присутствие рядом не просто кого-то постороннего, а именно той птицы, которая скрашивала его существование последние дни, заставило Олега вновь открыть глаза и попытаться сопротивляться хоть немного. Он не размышлял над тем, как мог оказаться здесь его Птиц, — почему бы и нет, раз уж возникли существа, вовсе в природе не существующие, — гораздо больше занимал вопрос, как теперь ему помочь.

Ворон рвал существо лапами и клевал. О тишине больше не могло быть и речи. Карканье, подхваченное гулким подвальным эхом, делалось поистине громогласным.

В распахнутую дверь сунулось еще одно чудище, и Олег понял, что ворону в одиночку против двух противников точно не выстоять.

— Карр, — ободряюще разнеслось по подвалу.

Тогда же Олег пристальнее вгляделся в своего мучителя, и тот неожиданно начал терять форму. Еще мгновение назад пожирающий его взглядом мутный зрачок стал полупрозрачным, а затем и вовсе превратился в сгусток тьмы. Олег продолжил смотреть, и одно из щупалец исчезло, оставив в покое его левую руку.