— А как же свобода воли? — прошептал он.

— А как же вещуны да кощуны с волхвами? — усмехнулся тот. — Нет свободы, все людишки себе выдумали, в нее поверили.

— А раз поверили, то и обрели! — громко и зло сказал Влад и ускорил шаг.

Призрак внезапно встал перед ним, путь загораживая. Влад не успел остановиться, должен был бы врезаться, да прошел насквозь.

— Молодец, — прошелестело в ушах, но никакого удовлетворения Влад не испытал.

Оскальзываясь на мокром полу, он добрел до пещеры. В ней, как и во всех предыдущих, темно не было. От стен лился мерный свет, но здесь он оказался не белым или серебристым, а синим. Отовсюду слышались звон и журчание — это стекали потоки воды, а впереди раскинулись заросли папоротника.

«Разве он не цветет в ночь на Ивана Купала?» — подумал Влад.

— Наверху разве лишь, — прошелестело позади.

Влад вздрогнул: голос был иным и в то же время тем самым. Хотелось обернуться и посмотреть, да только делать этого не следовало.

— Здесь всегда?..

— Если путник достойный, — хмыкнул голос, — отчего бы и нет?

— Почему бы и не да, — прошептал Влад, протягивая руку и касаясь папоротниковых листьев, проводя по воздуху над ними, словно поглаживая. — Где же цветок?

— Дабы взять, отдать часть себя требуется.

— Перо не дам, — не подумавши ляпнул Влад и услышал позади переливчатый смех: тонкий, ласковый, с затаенной силой, явно девичий. Миг единый, и он переменился, стал шипящим — и не понять мужской, женский ли.

— Что нам в перьях? — выкрикнули со всех сторон.

— И сердце мое давно мне самому не принадлежит.

— Что нам в сердце…

— И жизнь моя отдана, — перечислял Влад.

— Что нам какая-то жизнь?

— Только и осталось… — Влад не договорил, вынул меч из ножен и со всех оставшихся у него сил сжал клинок.

В глазах потемнело, яркие звезды вспыхнули — уж насколько он умел терпеть боль, а сейчас не выдержал, закричал. В руку словно раскаленный штырь вогнали, прошел он вверх до плеча и пронзил сердце. Шум в ушах оглушил. Ноги подломились. Рухнул Влад на колени, заморгал: видел и не видел одновременно. Вроде и не было ничего, а упали кровавые капли на листья папоротника, скатились к каменному полу и впитались в него, а прямо перед глазами расцвел цветок — алый-не алый, огненный и вместе с тем нет, неясно какой. Потянулся к нему Влад, коснулся лепестков окровавленными пальцами. Стал папоротник-цвет пламенем и в ладонь втек, по жилам пронесся, сердце запуская сызнова.

— Сорван!.. — голоса послышались отовсюду: шелестящие, звонкие, напевно воющие. Хотелось закрыть уши, только не помогло бы. Вокруг уже кричали и визжали. Звук достиг настолько тонкой ноты, что и не слышался, стегал по душе, устали не зная.

— Хватит! — закричал Влад; казалось, он с ума сойдет.

Голоса вдруг стихли.

— Птица моя…

Влад вздрогнул, но не обернулся, застыл на месте, кулаки сжав и снова рану растравив, — иначе не выдержал бы, оглянулся. Не мог за плечом Кощей стоять.

— Ворон…

Не слушая больше знакомого голоса, принялся Влад пятиться, каждое мгновение напоминая себе о том, что оборачиваться нельзя. В лужу наступил, поскользнулся, пол из-под ног ушел. Упал Влад навзничь, но, прежде чем раскроить голову о камень, крепко-накрепко зажмурился и подумал, совершенно не понимая, к кому обращаясь: «Помоги…»

Серый туман скрывал все вокруг, куда бы Влад ни летел. Наверное, прошла вечность, пока до него дошло, что он попросту угодил в облако; сложил крылья и нырнул вниз, тотчас попав под ледяной дождь. Внизу плескалось море, впереди застыл скалистый остров. На острые скользкие камни Влад опустился уже человеком, поморщился, когда ветер пронзил до костей.

«Дуб… здесь должен быть дуб», — вспомнил он, но вместо него обнаружил черную обуглившуюся березу.

— Беркана… — дерево по ту сторону, — услышал он, резко обернулся и, не дав себе мгновения помедлить и усомниться действительно ли видит Кощея, шагнул к кутающейся в черный плащ высокой и худой фигуре.

— Ничего страшного, — заверил Влад. — Все исправлю и тебя вытащу, ты жди только.

— Не слишком ли много на себя взял? — пронзительные глаза, показавшиеся стальными на осунувшемся усталом лице, уставились на него, словно стремились дотянуться до души. Ветер рвал полы плаща, развевал темные волосы, припорошенные серебром.

— В самый раз. Дождись… — Влад шагнул к березе. Он лишь руку протянул, как та осветилась потусторонним огнем: зазеленели ветви, поплыл птичий щебет по всему острову, прекратился дождь.

Кощей хмыкнул.

— Этого мало… — проронил он.

Ударивший в спину ветер развеял пеплом и дерево, и Кощея, и сам остров. Влад чудом успел преобразиться и крыльями взмахнуть, едва не исчез в морской пучине.

…Он понял, что жив, когда его без лишних слов лизнули в щеку, и тотчас распахнул глаза. Над ним возвышалась глазастая волчья морда — оскаленная, но сейчас это не имело значения, потому что над ней… над лесом и над всем миром распростерся звездный купол. Такого неба Влад никогда еще не видел, хотя, казалось бы, везде летал. От края до края простирался Млечный Путь, и был он не просто скоплением далеких светил, а дорогой. Она играла самыми разными красками. Не было больше темноты. Ночь оказалась ярче и прекраснее солнечного дня. Впрочем, и день теперь обещался быть звездным. Раз Влад мог видеть скрытое, то светом Хорса его не обмануть.

Где-то очень близко и одновременно далеко шелестели деревья. В полночный час они не спали — наоборот, любили пошушукаться, поведать друг другу услышанные тайны. Разговор шел о костяном чудище, поднявшемся из зловонной жижи болота, о безрассудной сущности, пустоту остановить готовой, и…

— Баюн! — Влад резко сел. Голова слегка закружилась, но разве подобная несущественная мелочь могла его остановить? Перед мысленным взором растеклась граница: болото зловонное; тварь потусторонняя, лежавшая на воде, дырявые крылья расправив; Баюн, сам на себя непохожий. Был раньше кот в своем истинном обличье огромен, но сейчас уменьшился и ссохся, стал меньше кошки деревенской. — Спешить надобно!

— Лети, — напутствовал Волк. — Раз из-под Алатыря-камня выбрался, теперь можешь.

— А ты?.. — вопрос сам собою сорвался с губ, и Влад мысленно обругал себя последними словами. Видел же и землю, обильно волчьей кровью политую, и рану на боку, и то, что тот встал еле-еле.

Волк фыркнул.

— Дурень, ага, — согласился с ним Влад. — Зато знаю, как помочь.