Олег сжал кулаки. Оружия у него с собой не было вообще никакого, да и не стал бы он драться с этой женщиной.

— Отдай, — посоветовал Ворон.

— Нет уж, — без этой когтистой тяжести на плече весь путь полностью лишался смысла.

— Если отдашь, в любую минуту вернуться сможешь.

— Сказал же: нет. — Олег шагнул вперед, а в следующую минуту уже упал, споткнувшись. Хорошо, Ворон вовремя слетел с плеча, иначе Олег неминуемо зашиб бы его.

Сзади раздалось кряхтение, там стояла неопрятного вида старуха с длинными седыми космами и смотрела на Олега очень зло.

— Ты пожалеешь об этом! — предрекла она. Не пройдет и трех мгновений — пожалеешь!

Первое мгновение прошло. Его подкрепил удар сердца, и на месте старухи снова возникла девчонка. Второе минуло, и она исчезла. А впереди раздался лязг железа и треск, похожий на тот, что издают сухие сучья в костре.

— Пойдем скорее, — Олег подхватил с земли свою непутевую птицу и посадил к себе на плечо. — И никогда не смей мне такое советовать, понял? Я тебя бросать не собираюсь.

Ворон промолчал, а в следующее мгновение Олег рассмотрел источник звука.

Река была огромной. Противоположный берег терялся где-то у горизонта. Перекинутый через нее узкий мост, по которому мог бы пройти только один человек, держался на честном слове, однако огонь, который полыхал в реке вместо воды, его пока не спалил, лишь некоторые волосинки веревочных опор чуть тлели.

Олегу стало не по себе: и от вида реки, и от моста, а в особенности от того, кто или что этот мост пересекало. Еще он заметил чахлую осину, на которой висел мешок с торчащей из него огромной головой. Мешок был темный от крови и дергался в такт шагам непонятного чудища, а голова — живая — постоянно витиевато ругалась. Возле осины валялся меч, и, по идее, именно им от чудовища и следовало отбиваться, однако Олег застыл и не мог даже шага в сторону дерева сделать.

— Это река Смородина, — проговорил Ворон, — это — Калинов мост. А это чудо-юдо — обитатель царства, что на той стороне раскинулось. Твоего царства, не мара или мора какая-нибудь. Ты мост без защиты оставил, когда уходил, и вот все эти годы они и переправляются.

— Странно. Ничего подобного на улицах не встречал.

— Да и тебя тоже никто в истинном обличии не видел, — заметил Ворон, но пояснять не стал.

— Нам ведь на ту сторону?

— Источник живой и мертвой воды там, — неопределенно проговорил Ворон. — Только справишься ли? Может, освободишь Усыню?

Олег посмотрел на мешок и направился к осине. Голова появлению посторонних не обрадовалась и обрушила на них ушата три отборных ругательств и маленькую кружку в придачу. Ее счастье, что из всего вороха выражений Олег с трудом распознал только не то «гой», не то «гей».

— Сам ты гей, — на всякий случай сказал он.

Голова аж заткнулась от неожиданности.

— Ты возьми меч да веревку переруби, — посоветовал Ворон.

Пока поднимал с земли и над головой, пока размахивался и перерубал, пока ронял и отскакивал в сторону, чтобы не повредить ногу, мешок грохнулся о землю и раскрылся.

То, что из мешка начало расти, оказалось в два раза выше обычного человека и вчетверо шире. А самое неприятное — подхватило меч, который тоже увеличился в размерах, словно пушинку, и кинулось на Олега. Тот отпрянул, но по закону подлости под ногу попался осиновый корень. Ворон слетел с плеча и кинулся великану наперерез. В следующую секунду сверкнула молния, и ослепленный ею Олег зажмурился, а потом наступила темнота.

…Очнулся он у костра. Поленья весело трещали. С реки, несмотря на ее содержимое, несло свежестью, а в темном небе пели неведомые птицы: яркие, крупные, но с крыльями, как у колибри, и такими же длинными клювами.

— Вирийские! — громыхнул великан, тем самым распугав ночных певуний. — Ты, хозяин, не серчай, и я тогда тоже зла держать не буду. Братьев воскрешу уж самостоятельно.

Олег кивнул, поискал взглядом Ворона и, только убедившись, что с тем все хорошо, облегченно вздохнул. Ворон сидел по другую сторону костра и чистил перышки, но, почувствовав внимание к себе, немедленно припрыгал поближе.

— А чудо-юдо где? — спросил Олег.

— Так нету, — рассмеялся великан и погладил свой меч по рукояти, тот издал отвратительно-неприятное то ли шипение, то ли звяканье — похожее иной раз получается, если не так провести мелом по доске в аудитории.

Олег прислушался к себе и окончательно понял, что о выборе не жалеет: ну не его это было — жить обычной жизнью, неинтересно.

— Мы ж здесь на то и поставлены, чтобы никого с той стороны не пущать, — говорил тем временем великан. — Но только, хозяин, ты имей в виду, что если ты в свой край вернешься, то обратно мы тебя тоже не выпустим.

Олег на это только усмехнулся. Вырвался он однажды, надо будет — и еще раз лазейку отыщет.

— Припасы-то достань, — сказал Ворон и каркнул, а потом подпрыгнул и опустился на землю уже в человеческом обличье.

Олег вынул из кармана узелок, развязал, и тот принялся расти. Дорос он в результате до тех же размеров, что был в квартире. Ворон полез выуживать из него продукты, которые не только не испортились, но и не просыпались и не пролились.

…Проход по Калинову мосту на следующее утро выдался тяжелым. Ворон в этот раз шел впереди и расчищал дорогу позаимствованным у Усыни мечом. Нечисть лезла разнообразная, Олег даже пожалел, что он не какой-нибудь режиссер ужастиков и не писатель — наверняка снискал бы славу, описывая всевозможные «прелести» тварей. Еще ему было нехорошо из-за того, что путь прокладывал раненый спутник, но сам обращаться с мечом он не умел, а вернее — не помнил как. Ворон уже устал уверять, будто гораздо худший мечник, нежели в прошлом был Олег.

— Вот вспомнишь, кто ты есть, — сам убедишься, — сказал он в очередной раз и стал рассказывать о лезущих на мост тварях. — Вот эти ярость в людях вызывают, эти — недовольство и зависть. А вот это, — он снес медузообразному монстру верхушку, и пока та не отросла заново, столкнул в пламя, — наплевательство на чужую боль.

— Хочешь сказать, люди не сами подвержены всем этим порокам?

— Отчего ж? Еще как подвержены: и мерзавцев, и предателей с убийцами предостаточно по Яви ходит. Вот только половина из них так и жила бы себе спокойно, ворча на соседей и сослуживцев, но ничего не предпринимая, если б какая-нибудь из лярв не пролезла в мир живых и не побудила их к действию, — Ворон ловко снес тянущееся к нему щупальце. — Вот, скажем, некий косопузый хрыч может сколько угодно исходить слюной по малолетней соседке, — взмах, и еще одно щупальце полетело в огненную реку, — но ему и в голову не взбрело бы пойти и подкараулить ее в подъезде, если бы вовремя с такой вот лярвой не повстречался.