Олег всерьез задумался и едва успел пригнуться: очередной вставший на мосту монстр выпустил в его сторону несколько игл.

— Вот зараза распоясавшаяся, — Ворон прокомментировал случившееся и так громоподобно каркнул, что тварь сама грохнулась с моста, а Олег устоял только потому, что находился с противоположной стороны от распространения звуковой волны.

— То есть это из-за меня — войны, разгул преступности и все прочее? — спросил он, оправившись от потрясения. — А часовню в четырнадцатом веке? Тоже я?

— Ты платочком махнул, на своей части реки его кинул да мост перешел, — Ворон откашлялся и с трудом вздохнул. — Посчитал, никто с твоей стороны платок не тронет, а тащить его в мир живых небезопасно. Не учел только того, что лярвы твоего слова не испугаются. Сначала одна мост переползла, а ты так и не вернулся. Затем — другая. А сейчас просто ступить от них некуда.

— Сколько ж меня не было?

— Ждешь, что я скажу «триста и тридцать лет, три года и еще три дня»? — Ворон покачал головой. — Нет. Гораздо дольше.

Олег прикусил губу и в последний момент подался в сторону, едва не угодив под удар молотообразного кулака сиреневого слизня. Ворон утопил меч по рукоять в желеобразном брюхе, но монстру было хоть бы хны. Больше подчиняясь наитию, чем разумности, Олег стащил футболку и на вытянутой руке протянул за перила моста. Ткань мгновенно вспыхнула. Опасаясь, как бы огонь не опалил пальцы, Олег размахнулся и швырнул ею в монстра. Тот сделал «ПЫШ» и тотчас испарился.

— Только не говори, что это было.

— Хорошо, — кивнул Ворон, косясь на измазанный в слизи клинок, — сам вспомнишь.

— Следовало вернуться хотя бы для того, чтобы убрать этот мост, — процедил Олег сквозь зубы.

Ну и спутника выручить, конечно же. Ворон был самой важной причиной для его возвращения. Стоило тому сделать шаг на землю, как тяжелый меч выскользнул из ослабевших пальцев, а ноги подогнулись. Олег едва успел подхватить его на руки.

— Платок не забудь.

Олег наклонился. Кусок беленого полотна — самый обычный, но стоило им взмахнуть, как мост исчез, будто и не было.

— Доволен?

Ворон кивнул и прикрыл глаза. Впрочем, где растет тот самый дуб Мокрецкий с источниками живой и мертвой воды, Олег и сам уже вспомнил.

Дерево было впечатляющим: именно таким, как в видении. С одной стороны опадали желтые листья, с другой стояли голые ветви (скорее всего, именно в том месте текла мертвая вода). С третьей — наливались почки, а с четвертой шелестела листва. Именно туда направился Олег за живым источником, но стоило ему протянуть руку, как тот иссяк и исчез, словно его никогда не существовало. Ворон вздохнул и попытался слезть с рук, только Олег не отпустил.

— Что это?! — спросил он грозно и почти не удивился, когда над дальним лесом сверкнула молния и прогремел гром.

— Защита от дурака, — Ворон вздохнул и слабо улыбнулся. — Ты еще не вспомнил себя, вот источник и скрылся до поры.

— До поры?! — Олег со всей силы саданул по дереву кулаком. Кора дала сдачи, оцарапав костяшки пальцев.

— Пока не вспомнишь, — усмехнулся Ворон. — Только вся загвоздка в том, что, стоит этому произойти, ты не захочешь меня оживлять.

— С ума сошел?!

Ворон вздохнул и отвел взгляд, прошло целых три удара сердца, прежде чем он начал говорить:

— Ты отыщешь на земле яичко, выпавшее из гнезда, принесешь домой, положишь под солнечный луч, на тридцатый день вылупится из него птенец, он и будет твоим новым помощником.

— Ты так уверен, что старый мне без надобности, Влад? — имя легко легло на язык. Он даже не удивился тому, что было оно современным, а не каким-то древнеславянским. Впрочем, какая разница? Главное, из-под корней вдруг вначале робко, а затем все звонче и радостнее забил родник. Казалось, будто вовсе не вода лилась, а черный вихрь с синими и серебряными звездами из-под земли вырывался.

Так легко руку подставить, вобрать полную ладонь силы жизни…

— Пей, птица моя!

А потом он вспомнил — сидя под вековечным дубом, связывающим все три мира в единое целое: Правь, Явь и Навь.

Под веки плеснуло светом, только был он не резким, а мягким, нес не боль, а тепло.

Он стал властелином Нави еще до того, как Яга принялась прясть кудель из человеческих судеб, а Моревна родилась. Это он яйцо сторожил, которое Род снес в виде уточки. Именно в его ведении находились источники живой и мертвой воды, но самому Кощею они были без надобности. Поначалу он свободно по всем мирам ходил, а потом, после битвы с правянами, затворились перед ним врата Прави, и только Велес — хранитель путей — водил Кощея, когда нужно было его присутствие на Советах. А затем и люди предали исконную веру, мороку вражескому поклонились, от всего своего отреклись и тем преградили проходы в Явь.

Являясь наполовину птицей, Ворон, наоборот, мог путешествовать где и когда вздумается, но прижился почему-то именно в его дворце, вылетая лишь изредка, носясь наперегонки с ветрами и подсматривая за смертными, а потом рассказывая, что видел.

Люди сами не знали, во что верили. Одни называли Ворона злой птицей, другие наделяли чертами совершенно противоположными, а поскольку Кощею в довесок досталось царство подводное, и часто звали его не иначе как змеем морским, то миф борьбы змеи и птицы так и пошел блуждать в сказаниях людских по всему их смертному миру.

Помнится, когда Влад рассказал ему пару таких легенд, Кощей долго смеялся.

Он не помнил, когда именно возникла у него идея войти в мир людей. Со временем она захватила его полностью и безвозвратно. Однако путешествовать по мирам можно было, лишь хорошенько изменившись. Боги из верхнего мира спускались в людской, лишившись бессмертия. Самим смертным удавалось путешествовать как угодно: хоть в Правь, хоть в Навь, но с единственным условием — вначале умереть. Некоторые умудрялись шляться туда-сюда, словно по своим землям, что раздражало, а порой веселило. Одних падчериц перебывало столько, что Кощею надоело их считать. Но как умереть бессмертному?

Казалось — все просто. Не можешь сам, кто-нибудь обязательно поможет. Всего-то дел: подкинуть какой-нибудь женщине зернышко с мирового древа или рыбу-золотое перо. Дураки рождались легко, не только простолюдины, но и царевичи. А лягушек на болоте хоть отбавляй, всякая, какая не кровожадная, — царевна.

Дураки на то и есть, что приходилось им помогать: то сам Кощей, обернувшись старичком, рассказывал, как к нему в царство проникнуть, то Иваны справлялись сами и доходили до Макоши-Яги. А дальше… один алатырь камень от входа оттащил, другой — платок у бабки выкрал, третий взял клубок с нитью собственной судьбы и побежал по ней, пока та не иссякла, а где окончилась нить, там и граница царства загробного.

Искать ларчик со своей смертью Кощей не мешал, добывать искомое — помогал даже. В конце концов добился своего, да только не заладилось у него с возвращением к людям: первая жизнь, вторая, третья… Он и правил, и нищенствовал, бродил по дорогам неузнанным и сидел в тюрьме. Вскоре и сам себя забыл и, если бы не Ворон, так и скитался бы в мире смертных вечным пленником. Так что злиться на вестника точно не входило в его планы.