— Товарищи, я смотрю при обсуждении вы почему-то не учитываете моральные качества, претендующего на диплом юриста, студента, — вклинился главный комсомолец, после того как председатель, Любовь Михайловна и пятый члены комиссии, оказавшийся Марком Артуровичем из Обкома, оценили мою защиту на "отлично".

— Такому как он вообще надо было в защите диплома отказать, — с готовностью откликнулась одна из моих "поклонниц".

— Вера Степановна, — неодобрительно посмотрел в сторону седой дамы председатель комиссии, — студент уже допущен к сдаче, более того, он уже защиту закончил и ответил на все наши вопросы.

Но та, чувствуя поддержку Юрова, сдавать обороты не собиралась.

— Устроил из университета бордель! Девчонок, как перчатки меняет, стравливает их между собой. Какой из него строитель коммунизма? Что он нам построит?! — на этом вопросе ведьма обвила присутствующим фанатичным взглядом. — Таким как он диплом выдавать нельзя! Мы просто не имеем права этого делать! Тоже самое касается и тех двух девиц, что устроили вчера на территории университета безобразную драку. Их всех троих не то что допускать до сдачи нельзя, их вообще за драку нужно отчислить из университета! Драка — это ЧП! — воскликнула она, поднимая палец вверх.

— Леночку-то за что? — охнула секретарь комиссии. — Она невинная жертва этого мерзавца!

— И отец у нее…, — подключился Вадим Андреевич и, не договорив, направил свой взгляд в потолок.

— А вторая из девушек комсорг, — бросила реплику Любовь Михайловна, и, посмотрев на Юрова, усмехнулась.

Поняв, что в пылу праведного гнева хватила лишнего, упомянув помимо меня еще и студенток, Вера Степановна как-то сразу растеряла весь свой пыл. Она затравленно посмотрела сперва на секретаря комиссии и Рогачева, которые в отличие от нее не забыли кто отец одной девицы, а за тем на Юрова, который являлся начальником другой, и нес ответственность за действия подчиненной.

— Значит исключать будем только Чапыру, — быстро сориентировалась ведьма.

— За что? — тут уже возмутился я. — Я не участвовал в драке. Федор Александрович — свидетель.

— Ты ее спровоцировал, — отверг мой довод Юров, скривив рот в хищном оскале.

И я решился по этому фарсу ударить еще большим фарсом.

— Драка началась из-за того, что одна студентка, оскорбила другую. И в драке участвовало не две студентки, а четыре. А раз вы утверждаете, что причиной этой драки был я, то получается, что меня делили сразу четыре девушки. Я, конечно, молод и полон сил, но признаюсь вам честно, четырех девушек одновременно я не потяну.

— Чапыра! — закричали сразу обе мои недоброжелательницы, а Любовь Михайловна, закрыла лицо ладошкой.

— Альберт, в самом деле, поаккуратнее с высказываниями, — укорил меня председатель.

— Прошу прощения, но я всего лишь хочу сказать, что все произошедшее — это череда случайностей, а не чей-то злой умысел или результат аморального поведения. И вы, товарищ Юров, прекрасно это знаете, я вам вчера всё подробно объяснил. Но вы по какой-то причине все эти мои объяснения проигнорировали и продолжаете меня топить. У вас ко мне что-то личное?

— Нет вы посмотрите на него. Он оказывается не при чем, а виноват во всем товарищ Юров и стечение обстоятельств! — первой отреагировала седая ведьма, но на этот раз не упоминая девиц.

— Чапыра, ты говори, да не заговаривайся, — присоединился Рогачев.

Остальные члены комиссии выжидательно уставились на Юрова.

— Во-первых никакой личной неприязни у меня к Альберту нет, и я его, как он выразился, не топлю, — тот поспешил обесценить мое заявление. — Я как комсомолец реагирую на ЧП, что произошло в нашем университете. Во-вторых, да он мне вчера объяснил причину, по которой одна из девушек оказалась в его комнате. Соглашусь, она выглядит убедительной.

— И что это за причина? — оживился обкомовец, который не был в курсе этой местной истории.

— Девушка помогла Альберту добраться до комнаты после того как его сбила машина, — объяснил главный комсомолец.

— Действительно, уважительная, — согласился обкомовец.

— Зато причина для поцелуя в общественном месте совершенно не убедительна, — усмехнулся Юров, — Чапыра утверждает, что поцеловал девушку из чувства благодарности. Но это был не невинный поцелуй, они, извините сосались посреди холла! А поцелуй в общественном месте — это, как ни крути, аморальное поведение. Более того, этот поцелуй спровоцировал драку студенток, а драка — это ЧП.

— Подождите, — попросил обкомовец, — давайте разберемся, — Одна студентка — это невеста молодого человека, вторая, та, которую он целовал. Правильно?

— Да, все верно, Марк Артурович.

— Но в драке, как выяснилось, участвовало четыре студентки. Так кто же эти неучтенные две девушки?

— Подружки невесты, — помогла затруднившемуся ответить Юрову, Вера Степановна.

Абсурд происходящего зашкаливал, я как-то по-другому представлял себе защиту диплома.

— То есть с ними у студента Чапыры никаких отношений не было? — уточнил обкомовец.

Но ответом ему была тишина. Члены комиссии сперва с сомнением посмотрели друг на друга, затем перевели взгляды на меня.

— Это надо у товарища Юрова спрашивать. Он с моей личной жизнью знаком намного лучше меня, — серьезным тоном произнес я.

— Чапыра! Это не шуточки! — в сердцах крикнул председатель комиссионной комиссии, ударил по столу ладонью. — Решается вопрос о твоем исключении из университета! Так что думай, что говоришь!

— Решается? — ухмыльнулся я и грустно добавил. — Да он уже решен, вы же видите, что происходит.

— На что ты намекаешь?! — чуть ли не прорычал Юров, предупреждающе обжигая меня взглядом.

А мне было плевать на его угрозы, я уже понял, что помочь мне может только, так называемая, грязная защита.

— Подрались две девицы, вот только у одной из них папа, — я скопировал жест Рогачева, устремив взгляд на потолок, — а другая — комсорг. Но реагировать на ЧП надо? Надо! И решили наказать меня. Ну и что, что в драке не участвовал. Зато из простой семьи и живет в общаге. Типа со мной проблем не будет. Будут! — уверил я их. — Я обжалую свое исключение в советский суд, самый справедливый суд в мире! — добавил в речь пафоса, и по-деловому продолжил. — В драке я не участвовал, это может подтвердить толпа народа. Не думаю, что комсомольцы будут врать на суде. Да и поцелуй в общественном месте — не аморален. Целовать при встрече или в знак благодарности в традиции русского народа, которую, к слову, до сих пор чтут и соблюдают советские руководители, — сделал я толстый намек на Брежневе, но саму фамилию генсека упоминать поостерегся. Перегибать тоже не стоит.

Закончив свой обвинительный спич, я вытер ладонью пот со лба. Нервы что ли?

Все молчали, осмысливая услышанное.

— Как всё вывернул-то! — потрясенно произнесла Вера Степановна. — Да он невинной жертвой себя выставил, жертвой произвола! — ее голос так и сочился возмущением. — Вы только посмотрите на него! Ведь ни капли раскаяния! Где твоя комсомольская совесть? — патетически воскликнула она.

— Гнать таких из комсомола надо! — поддакнула ей секретарь комиссии.

— Вопрос об исключении Чапыры из комсомола поставлен еще вчера, — сообщил Юров.

— И какая причина указана? — поинтересовался обкомовец.

— Аморальное поведение, — пожав плечами, ответил Юров, словно другой причины быть и не может.

— Из-за поцелуя? — продолжил уточнять обкомовец.

— И не только. В последний год Чапыра вообще отбился от рук. Позволяет себе черте что, носит длинные волосы, наряжался как клоун. Нет, сегодня-то он нормально выглядит. — поспешил пояснить секретарь комсомола, видя на лице обкомовца недоумение, — Подстригся и приоделся к защите диплома, но до этого ходил в неподобающем для комсомольца виде.

— То есть получается, когда Чапыра, как вы выразились, наряжался как клоун, вы его не исключали из комсомола, а как только студент привел себя в порядок, вы сразу же решили его исключить, — заметила Любовь Михайловна и многозначительно добавила, — Интересно.