— Чапыра! — предостерег меня от вступления в спор с начальством Головачев.

— Да молчу я, молчу, — пробормотал я, отведя взгляд на окно, в которое опять хлестал дождь.

— И нигде такое больше не ляпни! — предупредил меня Шафиров, нахмурив брови и демонстрируя недовольство. — Надо будет сказать Мохову, чтобы усилил работу с личным составом, тем более, с молодыми сотрудниками. Или вообще на уровне Управления этот вопрос поднять, — пожевывая губами, задумался начальник. — Да, так и сделаю. Комиссия по вопросам политико-воспитательной работы среди личного состава в МВД уже создана. Значит и на местах скоро озадачат с созданием нечто подобного. Так что надо будет проработать этот вопрос, а когда из Москвы придет распоряжение, у нас уже будет все готово, — подвел он итог своим размышлениям и его лицо просветлело.

А я понял, что невольно запустил какой-то процесс.

Шафиров посмотрел на меня уже без неприязни, все же я направил его мысли в нужную сторону, и он придумал, как выслужиться перед московским начальством.

— А за несдержанность будет тебе урок, — заявил он, когда я уже было решил, что пронесло. — Даю тебе поручение, — произнес он, с садистским удовольствием наблюдая за моей не особо радостной физиономией.

— Какое поручение? — тоже не особо весело встрепенулся мой непосредственный начальник.

— Раскрыть серию краж или грабежей в своем районе! — торжественно сообщил нам полковник. — Поработал на соседей, а теперь у себя криминогенную обстановку улучшай, — вернул он мне подачу и торжественно добавил. — Срок тебе — до Дня советской милиции!

— А если до ноября не получится? — обреченно спросил я.

— Что значит не получится? — набирая громкость, принялся стыдить меня полковник. — Ты комсомолец или кто?

Я не ответил, размышлял над тем, почему мне так везет и как с этим бороться.

— И не вздыхай, — одернуло меня начальство.

— Он неделю всего, как в должности утвержден, — попытался урезонить разошедшегося полковника Головачев. — Залог у него хорошо согласовать получилось, значит и серию преступлений по силам раскрыть, — отверг довод начальника следствия Шафиров.

Скукота. Зевая, я отложил последний дочитанный журнал. На моей тумбе скопилась целая гора макулатуры, и это только сегодняшняя порция. Из-за нахлынувшего на меня информационного голода, я прочитал все, что смог отыскать в ведомственной больнице. Всю периодику от газеты "Правда" до профессионального журнала "Советская милиция", даже "Работницей" не побрезговал. Проштудировал ее от корки до корки, но вместо фоток красоток в купальниках в ней зачем-то печатали фото дам за сорок с суровыми лицами.

До попадания в больницу мне было не до скуки, постоянно находилось чем себя занять: то конфликты, то стажировка, то исследование нового для меня мира, а сейчас прямо тоска напала. Ни гаджетов тебе, ни интернета. Из благ цивилизации лишь черно-белый телевизор в холле. Но возле него собиралась публика посерьезнее, лейтенант в их компанию не вписывался. Пациенты здесь были в основном возрастные с хроническими болячками. Из молодых с травмами только я да мой сосед, которого подселили на днях. Тоже лейтеха, но вместо ребер у него была сломана челюсть, да и вся голова обмотана бинтами, отчего он только спал под капельницей, да стонал во сне. Вот и выходило, что поговорить мне было не с кем. И Шафирова выписали, так что даже подтрунивания прекратились. Скукота — одним словом.

Ко всему прочему еще и тело требовало разрядки, а обладательница пышных форм только дразнила.

— Альберт, к тебе пришли, — заглянула она в палату, провокационно выпятив грудь. Сообщив мне эту радостную новость, женщина грациозно развернулась и, покачивая бедрами, вышла в коридор.

Тапком бы в нее запустить, да наклоняться больно.

Кряхтя и поскрипывая кроватной сеткой, я поднялся на ноги и побрел вниз по лестнице. Вчера мне официально разрешили передвигаться по больнице, а утка перекочевала под кровать соседа. И питался я теперь в общем зале на этаже, хоть какое-то разнообразие.

Узкий коридор и небольшое помещение со скамейками вдоль стен, где пациенты общались с посетителями. Посреди него в напряженной позе застыла стройная девушка. Увидев меня, она сделала несколько быстрых шагов в мою сторону, но оказавшись рядом, резко остановилась. Это я выставил перед собой ладони. А то еще бросится сдуру мне на шею, я у меня ребра только начали срастаться. Ее глаза сперва вспыхнули от обиды, но затем в них мелькнуло понимание и они принялись ощупывать меня, пытаясь разглядеть следы травм. Я приподнял пижаму и показал ей бинты. Девушка виновато вздохнула.

— Сильно больно? — спросила она.

— Уже нет, — ответил я, разглядывая посетительницу.

Светлые волосы заколоты назад. Воротник плаща поднят, шея обмотана платком с бахромой. В руках сложенный зонт и объемная сумка. На ногах сапожки на высоком каблуке.

— Извини, не могла прийти раньше, — произнесла она, также изучая меня взглядом. Судя по ее довольному виду, в старой потертой пижаме я был неотразим.

— Раньше бы тебя просто ко мне не пустили, — заверил я ее. Незачем заставлять девушку чувствовать себя виноватой.

Мои слова вызвали у нее слабую улыбку.

— Я принесла тебе яблоки и домашнюю еду, — девушка оживленно начала доставать из сумки гостинцы. Сетку с фруктами и стеклянную литровую банку. — Сама готовила.

— Ты ведь готовишь не хуже мамы? — уточнил я, заинтересованно разглядывая содержимое банки через стекло.

— Даже лучше, — похвасталась она.

— Я проверю, — предупредил я.

— Спасибо тебе, — вместо обсуждения кулинарных талантов, Алина перешла к теме, из-за которой сюда и явилась.

— Пожалуйста, — не стал я изображать скромного рыцаря.

— Как ты себя чувствуешь? — девушка смотрела на меня сочувственно.

— Нормально, скоро бегать буду, — заверил я ее, усаживаясь на скамейку поближе к добыче.

— Мне так жаль. Все ведь из-за меня произошло, — вновь вернулась она к запретной теме. В глазах печаль и раскаяние.

— Алина, хватит, — перебил я ее. — Все уже закончилось, а ребра быстро срастутся.

Девушка села на скамейку рядом, взяла меня за руку и ее пальцы обхватили мои.

Только и осталось, что позавидовать ее ловкости, я даже среагировать не успел.

— Сделай то, что ты тогда не успел, — пресекая мои попытки освободиться от захвата, заявила она.

— Чего сделать? — не понял я.

Вместо слов, она приблизила ко мне лицо.

— Эээ, — разгадал я нехитрый ребус и сдал назад, — мы так-то здесь не одни, — я кивнул на заполненное людьми помещение. Те, к слову, косились на нас не без интереса.

— Да ну их, — легкомысленно отмахнулась она от свидетелей.

— Слушай, я так не могу, — уперся я. Митрошину донесут и мне хана.

— Ты у меня такой скромный, — произнесла девушка, ничуть не обидевшись, а в ее взгляде мелькнула хитринка.

"У меня?!" — вычленил я самое опасное.

— Слушай, Алина, а отец знает, что ты сюда приехала? — попробовал я зайти с другой стороны.

— Мама знает, — улыбнулась она.

— То есть вы это втайне от отца провернули? — добивался я ответа.

Девушка закатила глаза, словно ей приходится выслушивать глупость за глупостью.

— Причем здесь отец? — фыркнула она.

— В смысле причем? Он так-то заместитель прокурора и осуществляет надзор за следствием, — не бросал я попыток достучаться до ее разума. — И он, после того что случилось, наверняка, против наших с тобой встреч. Ведь так? — надавил я на нее взглядом.

— Да ну его, — мои слова не произвели на нее впечатление. Хотя нет, лицо девушки посуровело. — Ты что, его боишься? — прищурившись спросила Алина.

— Очень, — признался я и застыл в ожидании реакции. Ну давай уже фыркай, кидай мне "трус" и гордо уходи.

— Глупенький, — был мне ответ. — Папа ничего тебе не сделает. Я не позволю, — она одарила меня самодовольной улыбкой. Моя, в ответ, вышла кривоватой.