— Я же сказал, с Кривощековым вышла случайность, — вспылил Левашов.

— Случайность — это то, что твой Кривощеков никого не убил, — недобро усмехнулся Курбанов.

— Тихо! — рыкнул начальник. — Кривощеков, собирай свои вещи и пошли. Ты здесь больше не служишь. Время пока идет проверка дома проведешь.

— Илья Юрьевич, да не мог я бросить эту чертову бутылку! — чуть не рыдая, вскричал Кривощеков.

— Я все сказал!

Наконец вокруг всё стихло. Все ушли. Головачев с Курбанов в свое крыло. Кривощеков, собрав вещи, через отдел кадров поплелся домой, а Левашов проконтролировал его уход.

Я остался один в неубранном кабинете. Стоял у того злополучного окна и смотрел вдаль. Меня слегка потряхивало от содеянного. Кажется, я переборщил. Хотел лишь от Кривощекова избавиться, а подгадил всем. Теперь перед коллегами маячила служебная проверка, а за ней и дисциплинарные взыскания. А ведь ни Мохов, ни Головачев мне ничего плохого не сделали, и с Левашовым не все так однозначно. Как же мой принцип 'не жалеем тех, кто не пожалел нас'? Получается сам его себе определил, сам и нарушил. А может фиг с ними с этими принципами? Когда дело касается выживания становится не до сдерживающих факторов.

Я горько усмехнулся своим мыслям. Вот так все и бывает — там уступишь, тут отступишь и на выходе получаешь… не знаю кто в итоге получается.

Я помотал головой — какая-то фигня в голову лезет. Не до морализаторства мне сейчас. Вот выберусь отсюда, тогда сяду и все осмыслю, дам совести себя погрызть вволю, если она к тому времени не атрофируется.

Я усмехнулся и резко отвернулся от окна. Пробежал взглядом по бардаку, что остался в кабинете. Надо что-то со всем этим делать.

Внезапно дверь открылась.

— Чапыра, Альберт? — спросил заглянувший в кабинет мужчина в форме старшего лейтенанта органов внутренних дел и с кожаной папкой в руках.

— Да, это я, — ответил я нежданному посетителю.

— Я следователь Сорокин, Антон, — протягивая мне руку, мужчина переступил через порог, стараясь не задеть разбросанные уголовные дела и пустые бутылки. — Мне сказали тебя на выезд с собой взять. — сообщил он цель своего прихода.

— Поехали, — пожал я плечами. Уборка откладывалась.

Мы спустились на первый этаж и зашли в дежурную часть.

— Знакомься, это Юра Новиков, — Сорокин указал на старлея, мужчину лет тридцати, что при нашем приближении не отрывая уха от телефонной трубки, пожал нам обоим руки.

— Адрес продиктуйте! — прокричал он в трубку. — Какая улица? По громче, не слышу!

— А это Коля Кравцов, — я пожал протянутую руку мужчине с лейтенантскими погонами.

— И куда мне этих баб девать? — сразу же отвлекся он от нас. — Там мужики сидят. — объяснял он патрулю, что привез двух женщин шаромыжного вида, которые в это время стояли в коридоре за стеклом дежурной части и смирно ожидали своей участи.

— У вас что одна камера?! — пытался отвязаться от добычи старший патрульный.

— Альберт, не спи, — поторопил меня Сорокин и мы прошли дальше. Спустились по ступеням и вышли на территорию закрытого двора, куда из моего кабинета выходят окна.

— Залезай, — указал мне на служебный уазик Антон.

В машине кроме водителя было еще два человека, оба в звании лейтенанта. На переднем пассажирском сидении сидел почти мой ровесник. Он развернулся и с прищуром рассматривал на меня.

— Это наш новый следователь Альберт Чапыра, — начал представлять нас друг другу Сорокин. — А это Вадим, инспектор уголовного розыска, — кивнул он на молодого. И Сергей Львович — наш эксперт, — указал он на мужчину постарше.

— Ну что, погнали? — развернулся к водителю Вадим, когда все поручкались.

— Говорят у вас там сегодня веселуха, — Вадим вновь развернулся к нам вполоборота, как только мы тронулись.

— Да без понятия, краем уха только слышал, — отмахнулся от него Сорокин. Не до этого было. По уши в работе.

— Говорят, Кривощеков допился до белочки, начальство начал из окна отстреливать, — Вадим заржал. Сергей Львович заинтересованно прислушивался. Водитель в пол глаза наблюдал за нами через зеркало.

— Напридумывали уже черти что, — усмехнулся Антон. — Просто бутылка выпала из окна.

— Ага, и неудачно приземлилась, — не переставая ржать, договорил опер.

— Ну да, неудачно, — признал Сорокин.

— Приехали, — затормозив, сказал водитель.

— Быстро мы, — на время потеряв интерес к разговору, Вадим первым вылез из машины.

Мы остановились возле двухэтажного многоквартирного дома, первый этаж которого был из кирпича, а второй деревянный. К машине подбежал пожилой мужчина в неброской одежде и коротких резиновых сапогах. Остальной народ смотрел на нас издали.

— А я уж заждался, — без особого недовольства сказал он, в его тоне сквозило лишь нетерпение.

— Показывайте, откуда угнали, — на передний план вышел Сорокин.

— Вон он мой сарай, — мужчина посеменил к указанному деревянному сараю с распахнутыми дверными створками.

Выяснилось, что пока он ходил на почту, у него из сарая угнали мотоцикл.

За Сорокиным и экспертом, что тащил в руках чемодан, я поплелся в сторону вскрытого сарая. А Вадим, подогнав нам двух понятых, принялся опрашивать соседей, что высыпались из квартир на улицу.

Ничего интересного в работе следователя нет — заключил я через полчаса наблюдений за Сорокиным, который беспрестанно что-то записывал в протокол и переговаривался с экспертом.

В отдел мы вернулись после восьми часов вечера. На этаже кроме нас двоих уже никого не было. Попрощавшись с Антоном, я завернул в свой закуток. Кабинет встретил своего нового хозяина все тем же беспорядком. Наметив фронт работ, я вздохнул — из мажора в уборщики — шаг в психологическом плане нелегкий.

Нашел в углу пустое ведро, сходил в туалет за водой, а затем меня осенило.

— Какого черта?! — влепил я себе по лбу.

Морщась, почесал пострадавшее место и метнулся на первый этаж в дежурку.

— Чего-то забыл? — встретил меня Новиков.

— Можешь мне на час двух женщин одолжить? — я подошел к решетке, за которой они сидели.

— Понятые что ли нужны? — не удивился моей просьбе дежурный.

— Ага, типа того.

— Ну, забирай, — он встал из-за стола, бряцая ключами. — Выходим, — это уже моим будущим уборщицам.

Через час мой кабинет сиял чистотой. Труженицы выглядели в отличие от меня не особо довольными, но это их проблемы.

— О, ты еще здесь что ли? — заглянул на огонек Сорокин. Принесла его нелегкая.

— Уже ухожу, — пообещал я.

— Я не понял, а чего они тут делают? — присмотревшись к шаромыжкам, спросил Антон.

— Вызвались кабинет мне помыть, — объяснил я коллеге.

— Может они и мой помоют? — заинтересовался клининговой услугой Сорокин.

— Владей, — широким жестом передал я уборщиц следующему нуждающемуся в уборке.

Начало следующего утра опять не заладилось. Будильник разбудил на самом интересном месте, не дав досмотреть сцену разврата. Зато на работе дела стали налаживаться — кабинет был в полном моем распоряжении. Отмытый от грязи, включая крашенные стены и потолок, он за ночь выветрил из себя тяжелые запахи и при открытых окнах в нем можно было работать. Оперативку провел Курбанов. Головачева с утра в отделе не было. Но прошла она штатно, без упоминаний вчерашнего инцидента и даже имя Кривощекова никто не произнес. Хотя по лицам следователей, их ухмылкам и многозначительным взглядам, бросаемым друг на друга, было заметно, что тема эта забвению не предана, а активно обсуждается в курилках.

После оперативки мы вчетвером собрались в моем кабинете, и Левашов с Людмилой, переругиваясь, начали сортировать, оставшееся от Кривощекова наследство.

— Эти приостанавливать, — потряс двумя внушительными стопками из уголовных дел Левашов, после чего положил их перед девушками.

— Дима, имей совесть, — возмутилась Люда. — Забери себе хоть часть.

— Товарищ Журбина, я ваш начальник, а не наоборот, так что попрошу мне не указывать! — вспылил Левашов.