Не так давно мы опубликовали сведения об общей численности русской армии и ее расположении. Мы тогда показали, что из этих почти трех четвертей миллиона солдат едва ли одна треть в настоящее время ведет боевые действия и что гораздо большая часть остальных двух третей используется для того, чтобы держать в страхе Австрию. Несмотря на подкрепления, посланные в Крым, дело с тех пор не изменилось сколько-нибудь значительно; 4-й корпус, корпус Данненберга, который пошел на выручку Севастополю, был взят из Дунайской армии, где он перед этим получил пополнение. Единственная существенная перемена в положении главной русской западной армии, как мы можем назвать армию приблизительно в 300000 человек, сосредоточенную на австрийской границе, состоит в том, что ее левое крыло несколько вытянулось по направлению к Бессарабии и среднему течению Днестра; в этом положении она может, в случае нужды, принять остатки Дунайской армии при отступлении последней из Бессарабии. Главная западная армия, кроме того, возможно, выделила пару дивизии для Крыма и небольшие подкрепления для Дунайской армии, но в общем ее численность осталась прежней; прибытие 3-й гвардейской дивизии из Ревеля и еще некоторых резервов уже, по-видимому, возместило эту убыль.
Дунайскую армию, однако, можно считать совершенно расстроенной и низведенной до положения чисто демонстрационного корпуса, расположенного в Бессарабии для того, чтобы возможно дольше сохранить видимость русской оккупации. В результате отправки Липранди, а затем Данненберга эта армия лишилась всего четвертого корпуса (10-й, 11-й и 12-й дивизии); если исключить из оставшихся пяти дивизий (7-й, 8-й, 9-й, 14-й и 15-й) войска, необходимые для занятия побережья и несения гарнизонной службы в крепостях от Бендер и Измаила до Херсона и Николаева, и принимая во внимание громадные потери от двух дунайских кампаний, можно предположить, что эти пять дивизий не смогут выставить для ведения боевых действий более 15000 человек. Они расположены близ побережья и какую часть побережья ни взять, русская оборона, столь сильная внутри континента, здесь всюду крайне слаба. Нужно охранять многочисленные крепости и склады от нападений флота противника, и этим объясняется, что из 30000 или 35000 человек, составляющих эти пять дивизий, едва ли половиной можно располагать для боя.
Роспуск Дунайской армии, подобно большинству крупных стратегических мероприятий, предпринимаемых Россией (ибо грубые промахи обычно начинаются лишь при их выполнении), является весьма удачным шагом. С тех пор, как англо-французы по уши увязли в Крыму, русским на Дунае не противостоят никакие силы. Армия Омер-паши, едва достигающая 40000 человек в результате ущерба, понесенного в двух кампаниях, ни разу не получившая пополнения, настолько расстроена благодаря деятельности западноевропейской дипломатии, что ее едва хватило на то, чтобы обложить Измаил; тем более она не в состоянии выделить корпус, чтобы создать достаточное прикрытие для этой осады или отразить русских в условиях полевой войны. Кроме того, наступление на Бессарабию, которое явилось бы очень эффективной диверсией несколько месяцев тому назад, в настоящее время было бы беспредметным в военном отношении, поэтому армию Омер-паши сейчас направляют в Крым. Итак, единственной силой, которая могла бы угрожать русским на юго-западе, является австрийская армия численностью примерно в 270000 человек, которая занимает Галицию, Трансильванию и Молдавию. За этой армией нужно особенно пристально следить, ибо если она выступит против России, то придется оставить Бессарабию и даже весь район до Буга и вести боевые действия либо из базы наступательных действий в районе польских крепостей, либо из базы оборонительных действий в районе Киева и Днепра. В обоих случаях находящаяся на Дунае армия была бы отрезана и ей пришлось бы искать себе базу где-нибудь в южных степях, что нелегко сделать в местности, которая может прокормить много лошадей и овец, но очень мало людей. С другой стороны, если Австрия станет на сторону России или обратит свои нейтральные штыки против Альп и Рейна, тогда или польская армия вступит в Германию в качестве резерва для австрийцев, предварительно послав сильный корпус на Дунай, или же крупные силы австрийцев выйдут на Дунай и отважатся на поход на Константинополь. И в том, и в другом случае излишне было бы держать на Дунае какую-либо отдельную армию, более сильную, чем простой демонстрационный корпус.
Что касается участия Австрии в этой войне, то мы, конечно, можем говорить об этом лишь весьма предположительно. Возвещенный с таким шумом союзный договор, который, как говорят, был заключен Австрией с Францией и Англией 2 декабря, оказывается, является лишь ловушкой, подстроенной для английского парламента, как мы и предупреждали читателей тотчас же, как только об этом договоре было объявлено.
В тронном адресе королевы о договоре сказано в следующих выражениях:
«Я с удовлетворением сообщаю вам, что совместно с французским императором заключила с императором Австрии договор, от которого ожидаю крупных преимуществ для общего дела».
Но Абердин, уступая настояниям лорда Дерби, вынужден был заявить:
«Мы лишь предлагаем отметить, что палата с удовлетворением узнала о заключении ее величеством договора, от которого она» (очевидно, надо иметь в виду старого Абердина) «ожидает важных выгод».
Большего удовлетворения от него добиться не удалось. В палате общин г-н Дизраэли заставил лорда Джона Рассела пойти на шаг дальше и откровенно сознаться, что договор о союзе, которым так хвастались, не является ни договором, ни союзом. Он открыто признал, что этот договор ни к чему не обязывает Австрию, в то же время вовлекая западные державы в наступательный и оборонительный союз с Австрией, если она пожелает объявить войну России, и обязывая их, кроме того, не позже конца года предложить России мирные условия на основе знаменитых четырех пунктов. В конце концов Австрия тогда могла бы «без какого-либо вероломства» освободить себя от союза, заявив «в последний момент», что она не согласна с толкованием, которое дают западные державы четырем пунктам. Результатом такого разъяснения знаменитого договора 2 декабря лордом Джоном Расселом было немедленное падение фондов как в Лондоне, так и в Париже.
Год тому назад коалиционное министерство утверждало, будто допустило синопскую бойню для того, чтобы добиться союза с германскими государствами. Теперь с одним из этих государств заключается мнимый договор в качестве компенсации за гибель не турецкого флота, а британской армии. Нас даже заверяют в последних номерах немецких газет, что открытие британского парламента дало сигнал к новому появлению призрака венского совещания, которое готово еще раз пустить в ход свою громоздкую машину.
Однако поскольку Австрия, по словам лорда Джона Рассела, заявляет, что, возможно, она будет вовлечена в войну с Россией, поскольку на эту возможность указывает и факт расположения русской армии на австрийской границе, — мы можем предположить на минуту, что Австрия и остальная Германия, включая сюда даже Пруссию, намерены присоединиться к западным державам. Насколько готова Россия к подобной возможности?
Если в 1812 г. континентальные войска, брошенные против России, были гораздо слабее, чем те, которые она, возможно, увидит на своих границах в апреле или мае; если тогда Англия была ее союзником, а не противником, — то Россия, в свою очередь, может утешать себя мыслью, что чем многочисленнее армии, проникающие в глубь ее территории, тем больше шансов на их быструю гибель, и что, с другой стороны, она имеет теперь в три раза больше войск под ружьем, чем в то время.
Этим мы вовсе не хотим сказать, что «святая Русь» несокрушима. Напротив, мы полагаем, что по своим военным ресурсам Австрия одна вполне может с ней помериться, а Австрия и Пруссия вместе, если принять в расчет чисто военные шансы, вполне в состоянии принудить ее к позорному миру. Сорок миллионов человек плотного населения в стране таких размеров, как Германия, с успехом могут состязаться с рассеянными по обширной территории шестьюдесятью миллионами русских подданных. Стратегический план нападения на Россию с запада был вполне ясно определен Наполеоном, и если бы он не был вынужден обстоятельствами нестратегического характера отклониться от этого плана, господству России и ее целостности угрожала бы серьезная опасность в 1812 году. План этот состоял в том, чтобы идти на Двину и Днепр, оборудовать здесь оборонительный рубеж, предусмотрев сооружение укреплений, складов и коммуникаций, захватить русские крепости на Двине, а поход на Москву отложить до весны 1813 года. Уже в конце сезона он был вынужден оставить этот план из политических соображений, вследствие недовольства офицеров, протестовавших против зимних квартир в Литве, и из-за слепой веры в свою непобедимость. Он пошел на Москву, и результат известен. Катастрофа была чрезвычайно усугублена плохой организацией французского интендантства и недостатком теплой одежды для солдат. Если бы на эти вещи было обращено больше внимания, Наполеон при отступлении оказался бы в Вильно во главе армии по численности в два раза большей чем та, которую могла против него выставить Россия. Его ошибки ясны; они вовсе не из тех, которые по самой своей природе неизбежны. Тот факт, что он дошел до Москвы, поход Карла XII на Полтаву доказывают, что страна доступна, хотя доступ в нее и труден. Что же касается содержания победоносной армии внутри страны, — то все зависит от протяженности операционной линии, а также от отдаленности и безопасности баз. Операционная линия Наполеона от Рейна до Эйлау и Фридланда, если рассматривать се с точки зрения ущерба, который приносят активности армии длинные операционные линии, будет равна линии от Брест-Литовска (допуская, что польские крепости будут взяты в течение первого года) до Москвы. И в этом предположении не принято еще в расчет то обстоятельство, что непосредственная операционная база выдвинется к Витебску, Могилеву и Смоленску; без этих подготовительных действий поход на Москву безусловно был бы рискованным.
