Последний официальный отчет, содержащий сравнительные данные о ввозе зерна и муки из различных частей света и стран в Великобританию, был опубликован в начале ноября 1854 г. и дает сравнительную таблицу за первые девять месяцев 1853 и 1854 годов. Согласно этому отчету, весь импорт пшеницы в 1853 г. составлял 3770921 квартер, из которых 773507 было доставлено из России и 209000 квартеров из Молдавии и Валахии. Весь импорт муки составлял 3800764 центнера, из которых на долю России приходится 64 и вовсе ничего не приходится на долю Дунайских княжеств. В 1854 военном году Великобритания получила из России 505000 квартеров пшеницы, из Молдавии и Валахии — 118000 квартеров. Никто не отважится утверждать, что подобное сокращение ввоза (к тому же компенсированное усиленным ввозом муки из других стран) подняло цены на зерно в 1854 г., который выделялся своим отличным урожаем, почти до уровня цен неурожайных годов — 1852 и 1853. Напротив, даже полное прекращение ввоза русского хлеба не оказало бы такого влияния. Загадкой остается сокращение ввоза из Дунайских княжеств, хотя с экономической точки зрения этот факт не имеет существенного значения; но загадка эта разрешается просто. Если союзники блокировали русские порты в Черном море только номинально, то Босфор, а затем устье Дуная они, напротив, блокировали фактически; вместо того чтобы блокировать Россию, они блокировали Турцию и Дунайские княжества. Кто не знает, что крестовые походы России против Полумесяца — 1812, 1828[319], 1848 (в последний раз под предлогом подавления мятежников в Яссах и Бухаресте) и 1854 гг. — отчасти были вызваны торговой конкуренцией южнорусских областей с Дунайскими княжествами, а также с Боснией, Сербией и Болгарией, которые вели торговлю по Дунаю. Какая же гениальность была проявлена английским министерством, когда, желая таким образом наказать Россию, оно предоставило Одессе и Таганрогу свободно торговать, но зато подавило русских конкурентов на Дунае, блокировало их и лишило самое Англию подвоза!
Лондон, 16 января. По поводу нынешнего торгово-промышленного кризиса лондонский «Economist» замечает:
«Каково бы ни было сокращение экспорта прочих товаров, — оно не распространяется на машины. Стоимость вывезенных машин, вместо того чтобы сократиться, выросла в 1854 г. по сравнению с 1853 годом. Таким образом, другие страны пользуются теперь нашими машинами. В этом отношении мы уже не имеем никаких преимуществ перед ними. Франция, Германия, Бельгия, Голландия, Швейцария и Соединенные Штаты — все являются теперь крупными промышленными странами, а некоторые из них имеют даже преимущества перед нами. Нам предстоит соревнование, но мы не сможем победить, если будем связывать себе руки. Все теперь убедились на опыте, что ограничения, введенные в интересах крупных землевладельцев, им же принесли вред; что ограничения, проведенные в интересах фабрикантов, обратились против них же; понемногу и фабричные рабочие обнаружат, что ограничения, установленные законом в их интересах, могут принести им только вред. И надо надеяться, что они это обнаружат раньше, чем упомянутые выше страны смогут, благодаря достигнутым ими успехам, вытеснить Англию со своих внутренних рынков и с рынков третьих стран и ввергнуть наших фабричных рабочих в крайнюю нищету».
Г-н Уилсон, издатель журнала «Economist» и фактотум министерства финансов миропомазанного и елейного Гладстона, сочетает в одном лице апостола свободы и карьериста; этот человек на одной странице своего журнала отрицает необходимость государства вообще, а на другой доказывает, что, в частности, никак нельзя обойтись без коалиционного министерства. Итак, г-н Уилсон начинает свою проповедь с преднамеренного искажения факта. Таблицы экспорта 1854 г. содержат две графы, относящиеся к вывозу машин. Первая — касающаяся локомотивов для железных дорог — показывает, что в 1853 г. их было вывезено на 443254 ф. ст., а в 1854 г. на 525702 ф. ст., что составляет, действительно, увеличение на 82488 фунтов стерлингов. Напротив, вторая графа, в которую включены машины, применяемые на фабриках, и вообще все другие виды машин, кроме локомотивов, показывает для 1853 г. сумму в 1368027 ф. ст., для 1854 г. — 1271503 ф. ст., что составляет сокращение экспорта на 96524 фунта стерлингов. При сопоставлении обеих цифр обнаруживается, следовательно, сокращение экспорта на 14076 фунтов стерлингов. Эта деталь выдает господ из манчестерской школы[320]. Они находят как раз настоящий момент подходящим для того, чтобы уничтожить существующие в интересах фабричных рабочих «ограничения», а именно, отменить законодательное ограничение рабочего времени для женщин, для подростков моложе 18 лет и для детей моложе 12 лет. Для достижения столь высокой цели, разумеется, позволительно фальсифицировать несколько цифр. Но, по данным газеты «Manchester Examiner»[321], частного органа квакера Брайта, и по данным всех торговых обзоров, поступающих из фабричных округов, внешние рынки, которые являются обычными каналами сбыта для излишков нашего производства, стонут под тяжестью нашего перепроизводства и чрезмерной спекуляции.
Если такое переполнение мирового рынка товарами произошло, несмотря на непредвиденное появление двух новых золотых рынков — Австралии и Калифорнии, несмотря на электрический телеграф, превративший всю Европу в одну огромную фондовую биржу, несмотря на железные дороги и пароходы, благодаря которым невероятно расширились пути сообщения, а следовательно и обмен, то позволительно спросить: долго ли пришлось бы ждать наступления кризиса, если бы фабрикантам позволили вместо 11-часового рабочего дня ввести 18-часовой? Подсчет слишком прост, чтобы над ним ломать голову. Но это не только соответственно ускорило бы наступление кризиса. Целое поколение рабочих на 50 % утратило бы физические силы, возможность духовного развития, жизнеспособность. И эта самая манчестерская школа, которая на такое рассуждение возможно ответит нам:
[Гёте. «К Зyлейке». Ред.]
оглашает Англию сентиментальными жалобами по поводу тех человеческих жертв, которых требует война с Россией, как и всякая война! Через несколько дней мы услышим в Лидсе, как г-н Кобден будет протестовать против взаимного истребления христиан. Через несколько недель мы услышим его протест в парламенте против тех «ограничений», которые не дают слишком быстро сжигать жизнь детей на фабриках. Уж не считает ли он, что из всех героических подвигов единственным оправданным является лишь подвиг Ирода?
Мы согласны с манчестерской школой в том, что законодательные ограничения рабочего времени отнюдь не свидетельствуют о высоком уровне развития общества. Но корень зла мы усматриваем не в законах, а в тех условиях, которые делают их необходимыми.
Лондон, 22 января. В связи с торгово-промышленные кризисом стоит напомнить, что канцлер казначейства Робинсон открыл парламент в 1825 г. восторженной речью по поводу неслыханного подъема торговли и промышленности. А несколько недель спустя Английскому банку грозила необходимость прекратить платежи наличными. С тех пор Робинсон, с легкой руки Коббета, получил прозвище «Процветающего Робинсона». Так как в Англии в почете исторические прецеденты, то Процветающий Робинсон не мог не иметь последователей. В тронной речи, которой открылась последняя чрезвычайная сессия парламента, страну поздравили с исключительным процветанием в области сельского хозяйства, промышленности и торговли. Между тем уже нет даже тех внешних признаков, которые в какой-то мере могли ослепить Робинсона. Министерские поздравления относятся, по-видимому, к тем традиционным формам, в которых принято в Англии оповещать о потрясениях мирового рынка. Однако еще более удивительным, чем речи министров, является в данный момент молчание прессы. Уж не полагает ли она, что ей удастся «замять» торговый кризис, подобно тому как литературные клики в Париже «душат» негодные им книги посредством заговора молчания?
