«Где были наша быстрота и энергия, когда дело шло о выполнении наших обязательств по отношению к Греции? Уже приближается июль 1829 г., а все еще не выполнен договор, заключенный в июле 1827 года… Правда, из Мореи турки вытеснены… Но почему были приостановлены военные действия французов на Коринфском перешейке?.. Последовало вмешательство со стороны Англии с ее узколобой политикой и их дальнейшее успешное продвижение было задержано… И почему бы союзникам не поступить с областями к северу от перешейка так же, как поступили они с областями к югу от него, и не занять сразу всю территорию, которая должна быть предоставлена Греции? Я полагаю, что союзники вели с Турцией достаточно много переговоров о Греции». (Палата общин, 1 июня 1829 года.)
Общеизвестно, что в это время князь Меттерних оказывал противодействие посягательствам России, и русским дипломатическим агентам было поэтому поручено — вспомним депеши Поццо-ди-Борго и князя Ливена — изображать Австрию как непримиримого врага освобождения Греции и европейской цивилизации, успехи которой были-де единственной целью русской дипломатии. Благородный лорд естественно следует по этой проторенной дорожке.
«Вследствие узости ее взглядов и злосчастных предрассудков, господствующих в ее политике, Австрия почти опустилась до уровня второстепенной державы».
Вследствие же колеблющейся политики Абердина Англия выглядит
«главным звеном в той цепи, составными частями которой являются Мигел, Испания, Австрия и Махмуд… В задержке с выполнением июльского договора народ усматривает не столько страх перед турецким сопротивлением, сколько непреодолимую неприязнь к свободе Греции». (Палата общин, 1 июня 1829 года.)
Снова и снова нападает он на Абердина за антирусский характер его дипломатии:
«Я, с своей стороны, не удовлетворен некоторыми депешами английского правительства; хотя они, без сомнения, хорошо читаются, достаточно отшлифованы, отстаивают в общих чертах целесообразность примирения с Россией; по вместе с тем они сопровождаются чересчур, быть может, сильным выражением чувств, которые Англия питает к Турции и, если их будет читать заинтересованная сторона, то легко может показаться, что они означают большее, чем на самом деле желали сказать их авторы… Я бы хотел, чтобы Англия приняла твердое решение — и это почти единственно приемлемый курс — ни при каких обстоятельствах и ни в коем случае не становиться в этой войне на сторону Турции и чтобы она открыто и чистосердечно заявила об этом Турции… Существуют три наиболее безжалостные вещи: время, огонь и султан». (Палата общин, 16 февраля 1830 года.)
Здесь я должен напомнить читателю некоторые исторические факты, чтобы не оставить никаких сомнений насчет характера филэллинских чувств благородного лорда.
Россия заняла Гокчу, полосу земли, граничащую с озером Севан, — бесспорное персидское владение, — и в качестве возмещения за ее эвакуацию потребовала от Персии отказа от притязаний на другую часть персидской территории, на Капан. Когда Персия отказалась уступить, Россия начала против нее войну, одержала победу и принудила ее в феврале 1828 г. подписать Туркманчайский договор. По этому договору Персия должна была выплатить России возмещение в два миллиона фунтов стерлингов и уступить провинции Эривань и Нахичевань, включая крепости Эривань и Аббасабад. Единственной целью этого договора, по словам Николая, являлось установление общей границы по Араксу, что, по его утверждению, являлось якобы единственным средством к устранению всяких будущих споров между обоими государствами. Но в то же время он отказался возвратить Персии Талыш и Моган, расположенные на персидском берегу Аракса. Наконец, Персия обязалась также не держать военного флота на Каспийском море. Таково было происхождение русско-персидской войны и таковы были ее результаты.
Что касается религии и свободы Греции, то Россия заботилась о них в то время так же мало, как мало в настоящее время заботится бог православных о судьбе ключей церкви «гроба господня» или знаменитого «купола»[305]. Традиционная политика России издавна состояла в том, чтобы побуждать греков к восстанию, а затем покидать их, предоставляя мести султана. Симпатии России к возрождению Эллады были столь сильны, что на Веронском конгрессе она рассматривала греков как мятежников и признавала за султаном право отвергать всякое иностранное вмешательство в отношения между ним и его христианскими подданными. Более того, царь предлагал свою «помощь Порте в деле подавления мятежников» — предложение, которое, само собой разумеется, было отклонено. После провала этой попытки он обратился уже к великим державам с прямо противоположным предложением: «послать в Турцию армию, которая продиктовала бы мир под стенами Сераля». Для того чтобы связать царю руки чем-то вроде общего выступления, другие великие державы заключили с ним в Лондоне 6 июля 1827 г. договор[306], по которому они взаимно обязались, в случае необходимости, уладить спор между султаном и греками силой оружия. За несколько месяцев до подписания этого договора Россия заключила с Турцией договор — Аккерманскую конвенцию[307], — обязавшись по нему отказаться от всякого вмешательства в греческие дела. До заключения этого договора Россия побудила персидского наследника престола напасть на Оттоманскую империю и осыпала Порту самыми грубыми оскорблениями с целью толкнуть ее на разрыв. Посло всего этого английский посол предъявил Порте условия Лондонского договора от 6 июля 1827 года; он действовал опять-таки от имени России и других держав. С помощью затруднений, вызванных этим нагромождением лжи и обмана, Россия нашла, наконец, предлог к войне 1828–1829 годов. Эта война закончилась Адрианопольским договором, содержание которого резюмируют следующие выдержки из известной брошюры Мак-Нейла «Продвижение России на Востоке»:
«По Адрианопольскому договору царь приобрел Анапу и Поти и значительную территорию на черноморском побережье, часть Ахалцихского пашалыка с крепостями Ахалкалаки и Ахалцих, а также острова в устье Дуная; он выговорил себе такое условие, как разрушение турецкой крепости Журжево и очищение турками территории на правом берегу Дуная на расстоянии многих миль от реки… Много тысяч армянских семей были переселены из азиатских провинций Турции на территорию царя отчасти насильно, а отчасти в результате влияния духовенства… Для своих подданных, находящихся в Турции, царь добился освобождения от всякой ответственности перед местными властями и наложил на Порту огромную контрибуцию под видом возмещения военных издержек и торговых убытков, наконец, в качестве залога, гарантирующего уплату этих сумм, удержал Молдавию, Валахию и Силистрию… Обязав этим договором Турцию признать протокол от 22 марта, который закреплял за султаном права сюзерена Греции и получение от нее ежегодной дани, Россия в то же время использовала все свое влияние для того, чтобы добиться независимости Греции. Греция была превращена в независимое государство, и ее президентом был назначен граф Каподистрия, бывший русский министр»[308].
Таковы факты. Посмотрим, как отображены они в картине, нарисованной рукой лорда Пальмерстона:
«Вполне правдоподобно, что русско-турецкая война возникла в результате посягательств Турции на торговлю и права России и нарушений Турцией договоров». (Палата общин, 16 февраля 1830 года.)
Когда Пальмерстон сделался воплощением вигизма в министерстве иностранных дел, он усовершенствовал эту точку зрения:
«Почтенный и доблестный член парламента» (полковник Эванс) «представил поведение России с 1815 г. до нынешнего дня как постоянную агрессию против других государств. Он указывал в особенности на войны России с Персией и Турцией. Ни в одном из этих случаев Россия не была нападающей стороной, и если в результате персидской войны произошло увеличение ее силы, то это случилось не потому, что она этого добивалась… И в войне с Турцией Россия также не была нападающей стороной. Я не хочу утомлять палату перечислением всех провокаций, которые позволила себе Турция по отношению к России; но нельзя, я полагаю, отрицать, что Турция изгнала со своей территории русских подданных, задержала русские суда, нарушила все постановления Аккерманской конвенции и после сделанных ей представлений отказалась возместить ущерб. Таким образом, если вообще существуют справедливые основания для войны, то Россия имела их в войне с Турцией. Несмотря на это, она не приобрела никаких новых территорий, — по крайней мере, в Европе. Я знаю, что некоторые пункты были оккупированы в течение продолжительного времени» (Молдавия и Валахия — только пункты, а устье Дуная — сущая безделица!) «и что были сделаны некоторые дополнительные приобретения на азиатском побережье у Черного моря, но имелось соглашение между Россией и другими европейскими державами, согласно которому успех России в этой войне не должен был привести к какому-либо расширению ее территории в Европе». (Палата общин, 7 августа 1832 года.)
