Я упоминал в одной из предыдущих статей о том, что России в свое время г-ном де Виллелем было сделано предложение об обеспечении неприкосновенности Оттоманской империи посредством гарантийного договора, подписанного всеми великими державами {См. настоящий том, стр. 168–169. Ред.}. Это предложение вызвало следующий ответ со стороны графа Поццо-ди-Борго:

«Общая гарантия в отношении Оттоманской империи, не говоря уже о необычности и неожиданности такого акта, задела бы приобретенные Россией права и те принципы, на которых последние покоятся».

Тем не менее в 1841 г. Россия согласилась стать участницей такого необычного договора[195], и сам Нессельроде ссылается на этот договор в своей ноте от 20 июня (2 июля). Почему Россия пошла на это, наперекор своей традиционной политике? Потому что этот договор был не «гарантией в отношении Оттоманской империи», а скорее орудием расправы с ее единственной тогда жизнеспособной частью — Египтом, управляемым Мухаммедом-Али, и потому что он был равносилен, по крайней мере по своему первоначальному замыслу, коалиции против Франции.

Парижская газета «Presse» помещает в своем сегодняшнем номере, только что попавшем мне в руки, неопубликованную переписку между покойным генералом Себастиани, французским послом в Лондоне, и мадам Аделаидой, сестрой Луи-Филиппа. Эта переписка проливает яркий свет на дипломатические отношения того периода. Она неопровержимо доказывает, что договор 1841 г. был первоначально задуман отнюдь не Россией, как утверждает Нессельроде в своей ноте, а наоборот Францией и Англией против России, и что только впоследствии он был превращен Россией в орудие против Франции. Я перевел из этой важной переписки столько отрывков, сколько мне позволило время.

I

Лондон, 12 июня 1835 г.

«Я имел сегодня двухчасовую беседу с лордом Пальмерстоном. Я был полностью удовлетворен этой беседой. Я не ошибался, когда заверял Вас, что он друг короля Леопольда и, прежде всего, большой сторонник союза с Францией. Лорд Пальмерстон много говорил со мной о восточных делах. Он полагает, что египетский паша решил действовать определенным образом. Он желал бы, чтобы Англия и Франция предприняли новые усилия, подкрепленные присутствием их флотов, с целью запугать Мухаммеда-Али, а также чтобы одновременно наши послы в Константинополе сообщили султану о получении ими от своих дворов распоряжения заверить его в том, что ему будет оказана помощь против посягательств египетского паши, при условии, если не он первым начнет военные действия. Я считаю, что это — благоразумный курс, и для Англии и Франции было бы целесообразно ему следовать. Мы должны поддержать Порту и не допустить отделения от нее таких провинций, как Египет, Сирия и Келесирия. Россия только и ждет удобной минуты, чтобы выступить на помощь султану, а эта помощь была бы концом Оттоманской империи».

II

Лондон, 21 апреля 1836 г.

«В Англии все партии единодушны в том, что необходимо тщательно следить за Россией, и партия тори, думается мне, проявляет в этом отношении большую решительность, чем виги, или, по крайней мере, кажется более решительной, потому что ее не заставляют быть более сдержанной».

III

Лондон, 6 июля 1838 г.

«Англичане верят в общеевропейское соглашение по восточному вопросу. Ответа из Парижа ждут с нетерпением. Не думаю, чтобы я отступил в чем-нибудь от той линии поведения, которая была намечена королем во время нескольких бесед со мной. Как только согласие будет в принципе достигнуто, в зависимости от обстоятельств можно будет урегулировать вопрос о способе действий и позиции каждой из держав. Участие России должно выражаться, конечно, в действиях на море, так же как Франции и Англии, и чтобы предупредить всякую опасность, которая может возникнуть в результате действий флота в Черном море, необходимо добиться, чтобы Россия согласилась на посылку из Балтики своей эскадры, входящей в объединенный флот».

IV

Лондон, 3 октября 1839 г.

«Англия не приняла русских предложений[196], и лорд Пальмерстон уведомил меня от имени правительства, что ее отказ вызван желанием сохранить верность союзу с Францией. Побуждаемая теми же чувствами, она соглашается, чтобы Мухаммед-Али получил в наследственное владение Египет и часть Сирии с точно установленной границей, которая должна проходить от Сен-Жан-д'Акр до Тивериадского озера. Согласие английского правительства на эти последние предложения было получено нами не без труда. Не думаю, чтобы подобное соглашение было отвергнуто Францией или Мухаммедом-Али. Восточный вопрос упрощается; он будет исчерпан при содействии держав и на основе гарантий неприкосновенности Оттоманской империи. Все принципы соблюдены. На Высокую Порту распространяются нормы европейского международного права. Исключительное покровительство России упраздняется. Я спросил себя, почему республиканская партия во Франции столь расположена в пользу Мухаммеда-Али и почему она столь горячо защищает его интересы. И я не мог найти другого мотива, кроме революционного принципа — поддерживать и поощрять все, что может привести к свержению существующих правительств. Мне кажется, мы ни в коем случае не должны попасть в такую ловушку».

V

Лондон, 30 ноября 1839 г.

«Я узнал из достоверного источника, что лорд Пальмерстон, докладывая на последнем заседании кабинета о положении восточных дел и о расхождениях между английской и французской политикой, говорил об этом в таком умеренном тоне и с таким бережным отношением к союзу между обеими странами, что заслуживает благодарности с нашей стороны. Он даже предложил вниманию своих коллег систему, аналогичную указанной мной. В заключение он уступил в вопросе о формальностях и высказался против политики решительных действий и неизбежных осложнений».

VI

Лондон, 12 декабря 1839 г.

«Я виделся с лордом Пальмерстоном, потому что хотел узнать, не могу ли я получить от него какую-либо информацию, относящуюся к тому, что он мне недавно сообщил. Он прочел мне письмо г-на Нессельроде русскому поверенному в делах, содержание которого в точности соответствует тому, что он мне говорил. Приезд г-на Бруннова раскроет нам тайные замыслы санкт-петербургского кабинета. Лорд Пальмерстон был бесподобен как внешне, так и по существу. Он очень рад возобновлению дружественных отношений между французским и английским кабинетами и продолжению союза. Поверьте мне, я нисколько не преувеличиваю. Я вполне доверительно сказал ему, что новое положение в точности таково, каким его всегда желала видеть Франция. Он и сам должен был это признать. Князь Эстергази написал своему поверенному в делах, что он чрезвычайно доволен маршалом {Сультом, премьер-министром Франции (1839–1840). Ред.} и что он пытается сейчас вернуть французский кабинет на путь согласия с Австрией, но что короля он находит неподатливым. Я вполне допускаю это. Король не увлекается такими нереальными и отвлекающими в сторону прожектами. Это я пишу для Вас одной. Я безусловно разделяю Ваше мнение, Ваше королевское высочество, что Россия запутается в своих собственных сетях».

VII

Лондон, 18 декабря 1839 г.

«Я получил сегодня утром депешу от маршала, более странную чем обычно. Это — ответ на письмо, в котором я доложил ему о сообщении, сделанном мной лорду Пальмерстону относительно впечатления, произведенного в Париже известием о новой миссии г-на Бруннова и ее цели. Я прочел лорду Пальмерстону textuellement {дословно. Ред.} соответствующий параграф из депеши маршала. Но в заявлении, которое я сделал ему по этому поводу, я употребил слова, выражавшие те же идеи, но не совпадавшие со словами маршала. Теперь маршал, достаточно любезно заверяя меня в том, что между моими словами и его собственными выражениями не было никакого расхождения, советует мне удвоить мою осторожность и постараться воспроизводить в наших переговорах текстуальное содержание его депеш. Было бы большой ошибкой с моей стороны видеть в этом факте больше, чем querelle allemande, чем изощренность, достойную grec du Bas-Empire… Маршал — новичок на дипломатическом поприще, и я боюсь, что он видит дипломатическое искусство в изворотливости. На деле же, как он может убедиться, оно состоит только в искренности и прямоте».