В своем сегодняшнем номере «Times» делает открытие, что «турецкий вопрос стал чисто словесным вопросом». Вывод, который должен быть сделан из этой предпосылки, заключается в том, что султана, готового рисковать всеобщим миром ради пустых слов, надлежит насильно образумить более здравомыслящим Пальмерстонам и Абердинам. Царь, — говорит нам «Times», — предъявил султану несправедливые требования, которые султан отклонил; тогда царь захватил Дунайские княжества; Англия и Франция послали свои эскадры в Безикскую бухту, а представители этих двух держав встретились в Вене с представителями Австрии и Пруссии.
С какой целью они встретились в Вене? В интересах Турции, — говорит «Times».
«У них не только не было никакого желания принуждать оттоманское правительство, но не было и никакого повода для такого образа действий».
Следовательно, если теперь у четырех держав есть желание принуждать оттоманское правительство, то вызывается это просто тем, что «теперь есть» повод для «такого образа действий». Разве было бы ошибкой предположить, что единственная и главная цель венского совещания и вмешательства Пальмерстона и Абердина состояла в создании такого повода, который давал им возможность оказывать только показное сопротивление России для того, чтобы иметь предлог заставить Турцию подчиниться русским требованиям?
«Требования России», — продолжает «Times», — «были сочтены другими великими державами несправедливыми, несовместимыми с суверенными правами султана», и посему великие державы составили ноту, которую султан должен был послать царю и в которой санкционировались все требования царя и даже кое-что сверх того.
«Язык, которым написан этот документ», — говорит «Times», — «мог дать повод для неправильного толкования, но два пункта были в нем сформулированы с безукоризненной ясностью: во-первых, четыре державы намерены поддерживать территориальные и административные права Порты и, во-вторых, в случае конфликта
они будут считать себя связанными этими намерениями».
Почему бы султану не подписать ноту, ущемляющую его суверенные права и отдающую протекторат над двенадцатью миллионами его подданных в руки русского самодержца, раз он может быть уверен, что будет поддержан добрыми «намерениями» четырех держав и тем, что они считают себя связанными этими тайными «добрыми намерениями» в случае конфликта? Как султан уже имел возможность убедиться, четыре державы не считают себя связанными ни международным правом, ни ясными условиями договоров, согласно которым они должны защищать его в случае конфликта с Россией; почему бы ему не положиться на их отвагу в случае конфликта, вспыхнувшего из-за ноты, которая наделяет Россию явными правами, а Турцию — «тайными намерениями»?
«Возьмем», — говорит «Times», — «крайний случай. Предположим, что после par et simple {безоговорочного. Ред.} принятия первоначальной Венской ноты царь воспользовался бы теми возможностями, которые ему, как полагают, предоставляет эта нота».
Что случилось бы тогда?
«Султан заявил бы протест, и конфликт возник бы на почве применения соглашения 1853 года».
Как будто не возникало никаких конфликтов на почве применения соглашений 1840 и 1841 гг., на почве применения Балта-Лиманской конвенции[284], а также на почве того нарушения международного права, которое сам лорд Кларендон назвал «актом пиратства»!
«Двусмысленность», — говорит «Times», — «только ввела бы в заблуждение русского императора».
Совершенно так же, как его «ввел в заблуждение» договор 1841 г., ссылаясь на который, он не допустил в Дарданеллы соединенные эскадры и в то же время сам занял Дунайские княжества.
Однако султан проявляет упорство. Он отказался согласиться с нотой, авторы которой сумели выразить свои добрые намерения по отношению к Турции только тем, что выдали ее России. Султан предложил внести некоторые изменения в эту ноту, и, по словам «Times», «четыре державы показали принятием предложенных Турцией изменений, что они считают их совпадающими с их собственными предложениями». Но так как русский император придерживается противоположного мнения и так как «Times» считает совершенно несомненным, что «поведение царя в этом конфликте не может иметь каких-либо оправданий», то «Times» приходит к заключению, что если Россия не желает согласиться на разумные условия, предлагаемые Турцией, то Турция должна согласиться на неразумные условия, предлагаемые Россией, и что
«государство, вынужденное вследствие собственного бессилия искать защиты у Европы при всякой угрозе нападения извне или восстания внутри, должно расплачиваться за свою слабость по крайней мере тем, что необходимая для его существования помощь оказывается ему на условиях, наименее обременительных для его защитников».
Четыре державы, разумеется, должны стать на сторону России против Турции, потому что Турция, очевидно, нуждается в их помощи против России, а Турция должна «расплачиваться за свою слабость», раз она обратилась за помощью к четырем великим державам, к которым она обязана апеллировать в силу существующих договоров.
«Одно из двух: либо законы Англии должны быть со всей их карающей силой применены персонально к четырем изменникам» (Абердину, Кларендону, Пальмерстону и Расселу), «либо над миром владычествует русский царь».
Тирады, подобные этому заявлению Д. Уркарта в «Morning Advertiser», не имеют никакого смысла. Кто должен судить четырех изменников? Парламент. Из кого состоит этот парламент? Из представителей биржевых дельцов, промышленных магнатов и аристократов. Какую внешнюю политику отстаивают эти представители? Политику paix partout et toujours {мира во что бы то ни стало. Ред.}. А кто проводит в жизнь их программу внешней политики? Те самые четыре человека, которых они должны будут осудить как изменников, по мнению простоватого «Morning Advertiser». Одно по крайней мере должно быть ясно, а именно, что биржевые дельцы и спекулирующая на мире буржуазия, представленные в правительстве олигархией, выдают Европу России, и, следовательно, для того чтобы дать отпор посягательствам царя, нужно прежде всего свергнуть бесславное царство этих низких, раболепных и бесчестных почитателей veau d'or {золотого тельца. Ред.}.
Тотчас же после получения в Константинополе Венской ноты Порта призвала под ружье 80000 из редифа[285]. Согласно телеграфному сообщению из Константинополя от 5 сентября, турецкое правительство решило после совещания, состоявшегося в доме великого визиря {Мустафа-паши. Ред.}, настаивать на своей последней ноте, невзирая на опасность войны. Энтузиазм мусульманского населения достиг крайних пределов. На смотре египетских войск султан был встречен громовыми приветствиями, а после смотра толпа сняла его с коня и торжественно пронесла по улицам Стамбула. Он снова послал приказы господарям Молдавии и Валахии, предписывающие поддерживать спокойствие в княжествах. Решид-паша сделал предупреждение русскому консулу по поводу некоторых проживающих в Константинополе русских подданных, уличенных в интригах против турецкого правительства. Одна константинопольская газета сообщает, что еврейская община в Константинополе предложила султану миллион пиастров на покрытие расходов, связанных с военными приготовлениями империи. Смирнские евреи приняли, как сообщают, подобное же решение. Из напечатанной в венской «Presse» корреспонденции нам стало известно, что в Галаце было арестовано несколько бояр за тайную переписку с Омер-пашой, которого они самым детальным образом информировали о состоянии русских войск в Дунайских княжествах. Было найдено письмо Омер-паши, в котором он предлагал этим боярам вербовать на военную службу как можно больше иностранцев.
Князь Меншиков прибыл в Вену 13 сентября в сопровождении своего секретаря для того, чтобы предъявить новую декларацию императора Николая, адресованную европейским державам и объясняющую мотивы отклонения им изменений, предложенных Турцией. Сам император прибудет в Ольмюц 21-го сего месяца в сопровождении графа Нессельроде и барона Мейендорфа. Прусский король, которого он вызвал через барона Ливена на Ольмюцкую конференцию, отказался прибыть на том основании, что при сложившихся обстоятельствах такой шаг с его стороны вызвал бы слишком много eclat {шума. Ред.}. Русский армейский корпус численностью в 30000 человек расквартирован в настоящий момент в Крайове на болгарской границе. До сих пор существовало только восемь армейских интендантских управлений в Российской империи. Теперь учреждено девятое постоянное интендантское управление в Бухаресте — верный признак того, что русские и не думают об эвакуации Дунайских княжеств.