Он мог бы попросить меня не драматизировать, но Градов ответил:

— Это наша работа. Ваш ребенок будет под охраной. Разрешите спросить…

— Да?

— Отец ребенка — Андрей Ремисов?

Я кивнула. Если этим людям доверял Эмиль, то я тоже могу.

— Ну что ж… Идемте.

Он сделал какие-то выводы, но вслух не сказал. Подал мне руку, помогая подняться. Держа Аню на руках, я спустилась во двор и села в машину.

Дежавю.

В прошлый раз была зима. Я улетала, а он остался… С тех пор моя скорбь стала светлой, но не хватает его так же, как и раньше. Автомобили цепью покинули двор, мы выбрались из пробок и разогнались по автостраде к аэропорту.

Я смотрела в окно, спокойно прощаясь с городом.

Первые километры была напряжена — ожидала нападения с минуты на минуту, но ничего не происходило. Гудела дорога, я расслабилась. Аня тоже заинтересовалась видом и смотрела в окно, забавно вытянув шею из автокресла.

Градов сидел впереди, напряженный, но у него работа такая.

В окно смотреть надоело, я включила телефон, намереваясь немного почитать. Ехать оставалось не так уж и долго, когда в переднюю машину на полном ходу влетел фургон.

— Твою мать! — водитель держал дистанцию, но ее не хватило. Выкрутив руль, он съехал на свободную встречную полосу, чтобы обогнуть препятствие.

Схватившись за дочь, я резко обернулась: покореженный джип и фургон застыли посреди дороги, напрочь заблокировав полосу. Мы проскочить успели, но встречное движение возобновилось, и вторая машина сопровождения затормозила, их пропуская. Кто-то сигналил, кто-то бросил авто на встречной и бросился к пострадавшим. Сзади быстро росла пробка. Наш второй джип безнадежно отстал.

Чувствуя неладное, я крепко сжала ребенка, пытаясь ее прикрыть. Градов это никак не прокомментировал — бросил приказ водителю, мы не остановились, наоборот, прибавили скорости. Думаю, он был достаточно опытным, чтобы понять, что происходит…

Впереди дорога оказалась заблокирована: установили заграждения, на обочину накидали «ежей».

— Бей… — начал Градов.

— Нет! — я заорала как резаная, крепко обхватив дочь. — В машине ребенок!

Аня надрывалась от крика.

Я зажмурилась, прикрыв автокресло — нечто подобное с нами проделали, когда меня забирали из кафе. Только сейчас скорость была намного выше. Я ждала удара, похолодев от ужаса, но его не последовало. Водитель резко нажал на тормоз, меня швырнуло вперед, на спинку кресла. Приложило хорошо, в голове помутилось, я думала только о том, что Аня пристегнута.

Параллельно с нами затормозила машина.

Я знала, какие приемы они любят — прошить машину очередью на ходу, например. Тогда машина превращается в железную ловушку, а все внутри — в фарш.

Но мы были нужны им живые.

Дверь в салон распахнулась, и мужчина в маске схватил меня за руку.

— За мной! — в другой руке был пистолет. — Ты оглохла?! Выходи из машины!

В первое мгновение я инстинктивно брыкнула ногой, пытаясь отбиться.

— Помогите!

Сзади закричала дочь…

Заревела в голос от ужаса, увидев, что на маму напали. Такого крика, полного жалости и страха, я от Ани никогда не слышала. От него душа рвалась на части, он взывал к самой моей сути.

И я дала себя вытянуть из салона.

Оказалась на улице, провонявшей пылью и выхлопными газами. Меня схватили за шею — захват, чтобы не вывернулась, но я исхитрилась обернуться. По сердцу полоснуло лезвием, когда я увидела, как надсадно ревет Аня, широко открыв рот, и протянув ко мне руки с растопыренными пальчиками. Увидела Градова, который целился в напавшего, но не стрелял. Мелькнуло его разочарованное лицо, выставленные в оскале зубы. Мной прикрывались, как щитом. Напавшие знали, что стрелять не будут, пока в салоне ребенок и я между ними. И он не станет стрелять тоже.

Мы ведь нужны живые.

— Спрячьте ее! — заорала я им, развернулась и бросилась на него, как кошка. Драться я не умею: целилась в лицо ногтями, но плотная маска не дала расцарапать морду.

Наш водитель сдал назад, чтобы объехать заграждение, а меня втащили в машину похитителей. Приложили сильно — за сопротивление. Я упала на сиденье ничком, машина рванула, и я чуть не свалилась на пол. Какое счастье… Какое счастье, что я ее пристегнула. А у них не было времени отстегивать ребенка, пока я кидаюсь на них, как фурия, и с минуты на минуту подоспеют правоохранительные органы. Похищение было распланировано до минуты, поэтому у них не было даже секунды лишней. От сиденья несло дымом — салон был сильно прокурен. Упав, я ушиблась, и заворочалась, чувствуя боль в скуле.

Я глухо застонала, стон закончился рычанием, полным тоски и безнадеги. Перед глазами стояла перепуганная Аня, тянущая ко мне ручки. Это вызывало такую боль, которой раньше я не испытывала.

Моя доченька неизвестно где… Неизвестно с кем. Неизвестно, что с ней. Материнское сердце — источник огромной радости, и оно же делает жизнь невыносимой, если с ребенком что-то не так. Одновременно я плакала от счастья, что она не здесь, и от этого же разрывалось все внутри.

Лишь бы ее уберегли.

Спрятали. Отправили в Пекин. Что угодно, только бы она не попала к ним в руки.

Только бы спасли.

Как она будет одна? Кто ее успокоит? За свою короткую жизнь она никого ближе, чем я, не знала. У нее больше нет родных, кто ее утешит, когда она лишилась матери и осталась совсем одна?

Если Кац сумеет ее вывезти, Дина о ней позаботится, в ней я была уверена. Аня не знала ее близко и всего пару раз за жизнь видела, но мое сердце было бы спокойно, окажись моя малютка у Дины.

Она бы не бросила Аню. У нее самой двое детей…

Я горячо дышала от слез в старую обивку кресла, и чувствовала себя так, словно только что умерла внутри. Если я узнаю, что ее все же похитили — я сойду с ума. Меня мотало по сиденью, ногтями я впилась в него, и больше ничего не чувствовала, кроме всеобъемлющего страха за дочь.

Ехали недолго, сбросили скорость, загнали авто на задний двор какой-то развалюхи и там оперативно поменяли машину. Сбивают след. Намеренно, чтобы свидетели похищения не сдали машину властям. Меня посадили в белый минивэн и заблокировали двери. Двое сели вперед. Тот, что меня похищал, без страха стащил с головы маску, и мы погнали дальше.

В полной тишине: со мной не разговаривали, даже не угрожали и ничего не требовали. Это не бандиты. Меня не пытались запугать, а действуют по плану.

Первой я заговорить боялась.

В коттеджном поселке минивэн въехал за ворота особняка, закрытого тенью высаженных на участке деревьев, и остановился.

— Я никуда не пойду! — испугалась я, когда дверь распахнули.

Но меня бесцеремонно схватили под руки, как немощную и вытянули наружу. Перед тем, как войти в дом, мне ладонью закрыли глаза.

— Порог, — предупредил похититель.

У него оказался низкий, но хорошо поставленный голос, словно он привык говорить с трибуны. Я переступила порог, сделала несколько шагов на ощупь. Я ничего не видела, хотя свет проникал сквозь ладонь с неплотно сомкнутыми пальцами, поэтому обострились другие чувства. В доме пахло чистотой — так пахнет в дорогих и новых домах. Никаких домашних запахов: еды или выпечки, здесь пахло так, словно жили наездами и дом как раз был готов впустить жильцов, благоухающий и чистый, но безжизненный. Тишина. Такая благородная тишина появляется в больших и пустых домах с хорошей изоляцией. Ничего постороннего, так и ощущается застывшее время.

— Лестница, — меня вели наверх.

Я поднялась на второй этаж, мы свернули и только перед дверью с глаз убрали ладонь. Что от меня скрывали на первом этаже?

Дверь была сплошной, белой и с позолоченной ручкой. Замок отперли, и меня втолкнули в светлую комнату.

Я споткнулась, обернулась, но дверь захлопнули. Перед ней стоял здоровяк, сложив руки перед собой: кисть одной руки он держал на запястье другой, как профессиональный телохранитель из кино.