Ну и прекрасно! Нужно было еще утром подать заявление. Еще вчера!

Я вылетела из кабинета, и по лестнице, чтобы не ждать лифт, спустилась в отдел. В кабинете собрала сумку, проигнорировала Ксению, которая забросала меня вопросами, и вышла с каменным лицом.

Обиднее всего было за мазню.

И за чувство беспомощности, когда он силой полез целоваться и схватил за зад. За наивность, когда поверила, что с такой работой будет все хорошо. Ну что мужики за сволочи… Вытирая слезы, я спускалась по лестнице, чтобы не столкнуться с ним еще и в лифте — он собирался уходить.

В холле мы появились одновременно.

Я задержалась у ресепшен, когда открылись двери лифта. Здесь я чувствовала себя в безопасности — в холле и на крыльце полно людей. Но от стыда я прятала глаза и злилась. В отличие от него, я ничего плохого не сделала, так почему мне должно быть стыдно?

Делая вид, что не видит меня, Геннадий Александрович стремительно вышел из здания и сбежал по лестнице. Уверенный разворот плеч, идеально стриженный седой затылок — волосок к волоску, портфель в руках.

Мой взгляд в спину мог испепелить, но у него даже пиджак не помялся. Обиженные женские взгляды от таких мужиков отлетают, словно они в невидимых доспехах.

Я вышла следом и опустила глаза: меня слепило солнце, и точечный блик в окне высотки напротив.

Гад. Вот он кто. Похотливый гад!

Перед ним распахнули дверь «бентли».

Он наклонился, чтобы сесть. За секунду до того, как голова опустилась ниже уровня крыши авто, раздался хлопок, раскатистый, хоть и приглушенный городским шумом. Очень короткий. Наверное, в первый момент никто не связал этот звук с тем, как Геннадий Александрович рухнул на ступени, выронив портфель.

Но я слишком долго прожила с ним…

Тоже не поверила в происходящее — так быстро это произошло. Поняла, что происходит. Просто не верила в это.

Геннадий Александрович раскинулся на лестнице, согнув руки и ноги. Тело лежало, как изломанное. Я не видела рану. Понимала, что попали в голову, но не видела, куда. Стреляли из чего-то мощного: брызги крови далеко стелились по лестнице, выпачкав ступени. Выстрелом ему снесло полголовы. Сбоку раздались женские крики.

Я не могла пошевелиться.

Сумка вывалилась из рук — пальцы разогнулись от слабости сами.

Это он.

— Андрей… — прошептала я, чувствуя головокружение.

Это он…

Лестница, офисные здания-великаны из стекла, сквер напротив — все закружилось. На миг я закрыла глаза, проваливаясь в бездну, в ад, который раскрылся под ногами. Падала туда, где ничего нет, кроме диких чистых чувств. Где все это время безумная и страшная часть души вопила от одиночества, как раненая птица.

Звала его.

— Андрей, — на непослушных ногах я спустилась по ступеням.

Меня шатало. На труп я не смотрела — только вперед. Ввысь, туда, где блеснул блик. Оперлась на мощный капот «бентли», чтобы не рухнуть, и глубоко вдохнула… Несло кровью, грязью, потом. Скотобойней.

Вдох причинил боль.

В легких полыхал огонь — все это время я не дышала. Асфальт плыл под ногами. Слева раздались короткие выкрики — это охрана надрывается…

Он там.

Я знаю, где. И он должен меня видеть…

Когда я подняла глаза, блика уже не было.

Он сейчас уйдет.

Выждет время — и уйдет. Он всегда так делал. Я смотрела и смотрела в нужное окно, но ничего. Двадцатый этаж примерно. Двадцать первый. Ноги сами пошли ему навстречу. Наплевать, что голова кружится — внутри что-то надрывалось, захлебывалось от истерики. Он скоро уйдет!

Помутнение рассудка. Грань истерики.

Не знаю, что произошло: не разбирая дороги, я бросилась туда. Бежала со всех ног, не сводя взгляда с окна. Рыдала, кричала про себя, лицо залили теплые слезы, но я не замечала их.

Я ни о чем не думала, ничего не ощущала, кроме боли и отчаяния, ничего не видела вокруг. В боку кололо. Я задыхалась от холодного воздуха, болезненно врезающегося в легкие.

Миновала первый корпус, подбежала ко второму.

А если показалось?..

Что тогда?

Если там никого не окажется, я буду кататься по полу и орать, как полоумная.

Я забежала в фойе и бросилась к лифтам.

Это офисное здание, похожее на наше. Здесь были люди — офисы работали, но я не думала, как он отсюда стрелял. В голове билась мысль: он сейчас уйдет… Разберет и спрячет оружие, смешается с толпой, и уйдет, словно обычный посетитель. К тому моменту, как все поймут, что происходит, как полиция оцепит район, разберется с направлением стрельбы, всех опросит… Он уйдет, и следы растают.

На двадцать первый этаж лифт не шел. На двадцатый тоже.

Я вышла ниже, дождалась, когда останусь в коридоре одна и поднялась по лестнице. Меня встретили голые стены с незаконченной отделкой, пахло стройкой — начиная с двадцатого этажи на ремонте.

Дверь на двадцатый заперта.

На двадцать первом — просто прикрыта. Белые от штукатурки коридоры, пятна на полу, двери не установлены — комнаты зияли пустыми проемами. Я шла, заглядывая туда, и старалась не стучать каблуками. Вздрагивала от собственных вдохов. Сердце колотилось в горле от страха, от сухого воздуха щипало нос. Появилось ощущение нереальности, словно это сон.

Не показалось: здесь кто-то есть.

Он дальше по коридору — в комнате по левую сторону. Ее окна выходят на место убийства. Оттуда он вел огонь, приоткрыв створку окна…

На каждом шагу я умирала от страха, но надежда заставляла идти. Последние метры я преодолела, ничего не соображая. Переволновалась… Схватившись за косяк, я остановилась в проеме.

Там мы и столкнулись.

Он выходил. Рослая фигура в ветровке с надвинутым капюшоном. За спиной сумка, широкий ремень которой лежал поперек груди. Через окно позади било солнце — слепило, я и так ничего не видела. Все плыло перед глазами, а я задыхалась от волнения… Сейчас упаду в обморок. Меня знобило, как при гриппе.

Как будто я умираю.

— Андрей…

Он шарахнулся. Руки были свободными, и одна нырнула под полу, где он прятал пистолет.

— Андрей! — крикнула я, шагнула вперед, потеряв опору, и упала на него, рыдая и цепляясь за ветровку. — Андрей, любимый, это ты…

Истерично рыдая, ладонями я обхватила его лицо и сорвала капюшон.

И словно удар под дых: не он!

Это не он…

Мои глаза распахнулись. Я прижималась всем телом к незнакомому мужчине, тянулась вверх — к чужому лицу. Мы были так близко, что я увидела свое отражение в удивленных зрачках. У него была необычная радужка: зеленовато-коричневая, с точками, похожими на червоточинки. Чужие глаза.

Руки, лежащие на его щеках, затряслись. Одна соскользнула на плечо, я цеплялась за ветровку, надеясь, что сейчас произойдет чудо, и вместо незнакомца я увижу Андрея… Но сердце разбилось окончательно — раскололось вместе с миром.

— Отвали, — буркнул киллер, у него был низкий, красивый голос.

Оттолкнул меня, вытаскивая оружие. Я потеряла равновесие на высоких каблуках и шлепнулась, ударившись бедром. Смотрела, как он целится.

У меня был шок.

Я не боялась выстрела. В этот момент я вообще ничего не боялась. Ни смерти, ни боли. Даже время исчезло. Все было как во сне, в замедленной съемке. Перестала ощущать даже собственное тело.

— Как ты меня нашла? — пораженно спросил он.

По блику.

Я не смогла выдавить ни звука. Из меня словно вынули кости — весь скелет целиком. Я не могла бороться, молить, уговаривать, смотрела в глаза убийцы и умирала заживо, потому что это не он… Шок был настолько велик, что остальные ощущения отключились.

Лучше бы здесь никого не было.

— Как ты меня нашла? — повторил он, голос стал хрипловатым. — Ты одна?

Я продолжала смотреть на него, не мигая. Просто не могла справиться с собой. Он молодой. Ему лет тридцать. Плотнее Андрея, рослый. Как я могла их перепутать? Лица не видела, но фигура, силуэт — это не он. У него были широкие, мощные челюсти, и сейчас играли желваки.