Не выдержав, я подошла и прижалась щекой к его груди. Несмотря на обиды, непонимание и интрижку. Просто потому, что еще могу обнять.

— Что с ней будет, а? — прошептала я, и тихо расплакалась, цепляясь скрюченными пальцами за Андрея.

Ему нечего было ответить. Я видела: он хотел, просто не мог.

— Ты права. Абсолютно права, Лена. Она этого не заслуживает.

Андрей

Как он устал от женских слез.

От ее слез. Они напоминали, что он бессилен, скован по рукам и ногам, что у них нет будущего — такого, как она ждет. У него нет. Но он покорно обнимал ее и ждал, что она успокоится, пока в кармане джинсов не завибрировал телефон.

— Да.

— Андрей, — раздался холодный голос Глодова. — Что происходит?

Этого звонка он ждал. Отстранив Лену, вышел с кухни, оставив плакать ее в одиночестве, и присматривать за дочкой.

Вышел на крыльцо, чтобы поговорить без свидетелей.

— О чем ты?

Андрей закурил, неторопливо выпуская дым, и с интересом слушал, как Глодова ломает от тихого бешенства.

— О том, что произошло в больнице. Куда ты увез семью?

— В безопасное место, — он затянулся. — А в чем дело?

— Охранник сказал, возник конфликт.

— Ничего не было.

— Ты зря это сделал. Семья будет отвлекать тебя от работы. Твоя жена больна. Куда ты их увез?

Андрей усмехнулся: интересные вопросы.

— Не твое дело, — еще одна затяжка. — Ситуация с Исаевым мне не нравится, так лучше для всех. Мне спокойней. Он раскололся? Что говорит Руслан?

Глодов несколько секунд бешено дышал в трубку. Андрей знал, что охранник из больницы доложит начальнику. Но не думал, что Глодов так откровенно покажет злость, что Андрей стал недосягаем.

Значит, правильно сделал, что вывел их из-под удара.

— Так что с Русланом? Он допросил Исаева?

— Поговоришь с ним сам. Когда тебя ждать?

— Скоро, — бодро кивнул Андрей и растоптал окурок. — Пока.

Прежде чем войти в дом, взглянул в окно: вытерев слезы, Лена весело разговаривала с дочкой. Жаль ее. Как жаль. Хорошая она. Верная жена. То, что она сказала о дочери — чистая правда. Болезненная, жгучая, как свинец, который льют под веки — она слепит и не дает дышать.

Он им никто.

Потому и Дину бросил. Бросил всех и все.

А вот эту козявку бросить жалко. Он смотрел, как играет дочь. Забавная, добрая еще девочка, как все маленькие, это потом их жизнь обтачивает, кого сильней, кого мягче. Кого совсем беспощадно. Вырастет наверняка красавицей. А кем она вырастет, если Лена умрет, где? Из родни вроде тетка у нее была и все. Но с теткой все уже — он им документы поменял, даже по архивам не восстановят, кто настоящая родня.

Случись с ней что — попадет в дом малютки. Повезет, если нормальные люди удочерят, а если нет?

Это непривычное беспокойство о будущем дочери вгрызалось все сильней. Была бы семья у нее, как у Дины… У той родители были, ее мудак, бабла в семье хватает, дети там сиротами не останутся… А Лена? Что происходит с детьми, попавшими туда, кем они вырастают, он отлично знал.

Лена начала плакать, как только он появился в кухне, и отвернулась.

— Мне нужно уехать, если что, звони, — кивает, а сама ревет. Андрей подошел и прошептал, вынудив ее обернуться. — Не плачь…

Сгибом пальца снял грустную слезинку со щеки. Ласково улыбнулся. Вспомнил Лену во время их короткого романа, какой веселой и нежной она была. Ей жизнь уже испохабил, испохабит и дочери.

У нее были большие, влажные глаза.

— Я с тобой согласен. Я сделаю так, чтобы она не осталась одна, если с тобой что-нибудь случится.

— А с тобой?

Он хотел бы что-то сказать, да только рот открыл, пока пальцем вел по Лениной щеке.

— Пойду собираться.

Пока забивал патроны в магазины, пальцы слегка дрожали. Дурак. Натуральный дурак. Себя загнал в угол и их заодно. Идет в окружение врага фактически, знает, что ему не доверяют, хотят держать на коротком поводке и все равно идет, потому что не пойти — хуже. Все деньги, что были, он оставил ей, проверил машину, выгреб все, включая долларовую заначку.

— Деньги на столе, — тихо сказал он, и долго смотрел на нее. Лена стояла в лучах солнца, светлые волосы выглядели легкими и воздушными, а худое после болезни тело невесомым.

На языке много чего вертелось: если не вернусь, делай то-то, деньги лежат там-то, обратись туда-то за новыми доками. Дурацкие инструкции, которые не помогают, а пугают еще больше. Она смотрела неземными глазами, их выражение было — как у ребенка? Слишком слабая, больная, с малышкой. Она одна не выживет. Так что он вернется. Вот что бы ни случилось — вернется.

Андрей промолчал и вышел из дома.

Дорога в город была долгой. Петлял, чтобы удостовериться, что не ведут следом. По дороге позвонил старому знакомому, попросил в новый комплект документов внести изменения.

— Ты уверен? — переспросил он. — Документы в работе, потом переделывать сам понимаешь. Не получится.

— Уверен, — Андрей бросил трубку.

Пробрался в промышленный район, где оставил Исаева с парнями. Интересно, что от него осталось? Может, зря едет?

Мысленно прокрутил разговор с Исаевым еще раз. Когда тот предлагал сказать, где брат в обмен на свободу, очевидно, что лгал. Этого он, скорее всего, не знает. Иначе освободил бы сам, а не стал жертвой шантажа. Или солгал в чем-то другом. В чем — не так важно. Предельно ясно, зачем он неумело выкручивался и предлагал то одно, то другое — хотел выйти оттуда живым. Вот и все.

Охрану заприметил сразу — «незаметные» парни попались несколько раз. Глодовские. Нужно быть настороже. Подъехал к ангару и выбрался из машины. Налетел порыв ветра, хлопнул полами пиджака, оголив кобуру, взъерошил волосы. Ветер пах пылью пустырей и заброшенной стройкой, ржавым железом.

За дверью стоял знакомый парнишка.

— Где Руслан?

— Внизу, — тот мотнул головой в сторону спуска в подвал.

Андрей направился туда, но как только начал спускаться, насторожился. К привычной подвальной вони примешался тяжелый запах крови, словно Исаева пришили давным-давно и он идет прямо в ловушку. Но эту версию он отмел. Такие, как Руслан, свидетелей убирают с помощью огнестрела, а тогда бы здесь воняло иначе: пороховой гарью, и не так сильно — кровью.

Он толкнул дверь, и в подвал полился свет сверху.

Исаев был жив. На этом хорошие новости заканчивались.

Его приковали к скобе в стене, пропустив через нее перемычку наручников. Ненужный стул валялся в стороне: в полумраке поблескивали металлические очертания. Руслан ждал с двумя парнями. Как голодные псы, они следили за Андреем, пока он неторопливо спускался по лестнице.

Исаев скорчился у стены, лица не видно, но судя по обмякшему силуэту и свесившейся голове, в полуобморочном состоянии.

— Что с ним? — спросил Андрей, прикуривая.

Огонек вспыхнул в темноте, он глубоко затянулся. Курить особо не хотелось, а вот замаскировать вонь сигаретным дымом — да. Еще это отличная отвлекающая деталь: уголек в темноте притягивает взгляд.

Ответил Руслан:

— Отключился.

Игнорируя его, Андрей подошел, и пошевелил безжизненную руку снайпера носком ботинка.

— Я же говорил: вернусь утром, и чтобы он смог говорить.

Руслан продолжал смотреть с подозрением. После того, как он перепрятал семью, другого и не ждал. Взгляды всех троих он спокойно выдержал.

— Приведите в чувство. Водой облейте холодной, — никто не шелохнулся и Андрей добавил. — Парни, я вас не понял…

Руслан кивнул и один начал подниматься по лестнице. Пока не вернулся, они молчали. Ему далось это легко, а вот глава охраны нервничал. Охранник выплеснул ведро холодной воды на Исаева. Андрей отступил, чтобы не попало на ботинки.

Исаев пришел в себя резко, задыхаясь под потоком ледяной воды, рухнувшей сверху. По себе зная, как это неприятно, он даже посочувствовал парню — как бы не случился шок. Но ничего — молодой, крепкий. Он пришел в себя, словно вынырнул с глубины: глубоко, с хрипом вдохнул, затряс головой и дико оглядел их. Андрей наблюдал, как взгляд тупеет, как в нем поселяются глубокое потрясение и обреченность. Парень возвращался в реальность, где ничего хорошего не ждало. Но Андрею было нужно, чтобы тот полностью пришел в себя.