Думал, или менты или богдановские… Но кто-то с ними разделается.

Повезло.

По дороге он выгреб у Исаева последние деньги и купил сигарет. После ароматного дыма сигар бывшего клиента — шлак, но он закурил. Разобранный «винторез» с его отпечатками валялся под столом в пакете.

Конец игре.

Сейчас всплывет, что Ремисов был замешан в деле — а его точно сдадут, и начнется облава. Как в прошлый раз. Он ощутил безумную усталость. Отвращение к собственной жизни. Силы к борьбе иссякали и только мысли о дочери еще заставляли как-то мобилизоваться.

Он вышел в коридор.

— Максим… — хрипло позвал Андрей. — Мне нужно съездить домой, к семье.

— Подожди, — голос был слабый.

Андрей подошел: снайпер безвольно лежал с закрытыми глазами.

— Аптечка есть?

— Есть… Не бросай меня… Я обещаю, Артем поможет. Подумай, я Глодова завалил, мне сказали, твои пальчики на оружии. Тебя затравят. А если успеем — новая жизнь достанется тебе, а не Богданову…

— В смысле?

— Артем все сделает… Получишь новую личность вместо него. Ты же не думаешь, что Артем их раздает всем желающим. Такая возможность будет одна. Помоги его освободить…

От усталости Андрей молчал.

— Я не вру тебе, — Исаев по-своему понял молчание. — Мне дали встретиться с братом, я передал ему маячок… Его получится найти. Но мне нужна помощь.

Андрей уже понял, что главная роль не у него.

Он просто фигура с дурной славой и громким именем, на которую будет удобно повесить все. Настоящую ценность для Богданова представлял только Артем. Он пошел ему навстречу, разрешив встретиться с братом.

Есть много разных «но».

План Исаева — шаткие фантазии. Даже если передал — сигнал глушили, маячок могли найти. Но это лучше, чем ничего. Лучше, чем сидеть и ждать, пока его арестуют или убьют в чужой съемной квартире.

— Я помогу. Сначала я за семьей, затем вернусь. Тебе обработать рану?

— Сам… Подай аптечку.

Андрей с сомнением смерил его взглядом, но Исаев его убедил: спустил ноги на пол и с трудом сел. Отлично. Возиться не хотелось. Ему срочно нужно домой: Лена его неделю не видела… Его сладкая, любимая девочка…

Убедится, что все в порядке и вернется.

То, что сказал Исаев — логично. Если бы новую жизнь можно было получить так просто — все бы этим пользовались. Но Глодов и Богданов охотились за одним человеком — и одной возможностью.

Если повезет, это будет он.

Если нет… Что ж, он хотя бы попытался. И смотреть в глаза дочери будет не стыдно.

Прежде чем уйти, Андрей мельком взглянул в зеркало.

Нужно знать, какое она лицо увидит. На скуле и брови были широкие и красные рубцы со следами недавно снятых швов. Избили его сильно… Лишь бы дочка не испугалась.

— Па-па?..

Тонкий голосок заставил меня обернуться. Аня в теплой пижаме и вязаных башмачках стояла в глубине коридора. С тревожной вопросительностью дочь смотрела, как я проверяю засов на двери. Мы собирались ложиться спать.

Аня решила, что вернулся Андрей, и я иду ему открывать.

— Чего ты вышла? — вздохнула я и, подхватив на руки, унесла ее в спальню.

Вопрос дочки вонзился острой иглой в сердце. Его неделю не было дома… С тех пор, как он ушел с Исаевым.

Надежда таяла с каждым днем.

Наверное, кольцо не давало мне уйти. Тонкий золотой ободок на пальце.

Я чувствовала себя его женой.

Была ею.

Он сказал уходить, если не вернется, но я оставалась в доме. На сколько был снят дом не знаю, но пока хозяин не заявился. Собрала деньги и документы — его паспорт тоже. Наготове держала вещи. Только не уходила, хотя с каждым днем становилось все холоднее. Решила — подожду еще немного. Мы с Аней могли жить здесь до первых заморозков.

— Давай спать… — я прилегла, сунув руку под щеку и начала напевать. — Баю-бай, моя малышка…

Песня в тишине старого дома звучала жутковато. В деревенской глуши одиночество чувствуется особо. Если не видишь людей, начинает казаться, что ты один на свете. Ночами было страшно. Я не выключала свет в кухне, а на крыльце лампочка горела всю ночь.

Включила я ее и сегодня.

Легла, задремала, и вдруг — стук в окно. Я подскочила, кутаясь в халат, затем тревожно выглянула из комнаты и подбежала к кухонному окну. Понятия не имею, что бы сделала, окажись, что это не он, но к стеклу прижимался лицом Андрей. Торопливо взмахнул рукой, показывая: «Открой».

— Боже… — прошептала я, и как сумасшедшая бросилась к двери, распахнула ее и выбежала босая на крыльцо.

Мы крепко обнялись. Я с упоением целовала колючие щеки, словно он с войны пришел. Не обращала внимания на холодные доски, на него — ледяного, словно долго пробыл на улице. В чужой одежде, и незнакомо пахнет. Оторвавшись, я жадно его рассмотрела. Даже говорить не могла от волнения.

Свет лампы давал желтоватый отблеск на лице. Колючий — весь зарос. На скуле жутковатый полузаживший рубец, рассеченная недавно бровь. Я оглядела его с ног до головы, заметила кровь на джинсах: он был в переделке… С наших губ срывался густой пар.

— Пойдем в дом… — позвала я.

Он двигался слегка хромая.

— Что с ногой?

— Швы разошлись… Не волнуйся.

— Швы?.. — переспросила я.

Ему накладывали швы… И на лицо тоже. Что с ним случилось, его же всего неделю не было? Но я выбросила любопытство туда же, куда отправляла все невысказанные вопросы. Вместо разговоров поставила закипать чайник — нам обоим нужно отогреться.

— Почему так холодно? Ты печку не разжигала?

— Я не умею дровами…

— Твою мать, — пробормотал он, я уловила, сожалеет, что ушел так надолго. — Вы без меня совсем пропадете…

Покидал в печь несколько поленьев, щепки и поджег от коробки спичек. Тяга появилась быстро. Возле печки стало теплей.

— А где Исаев?

— Потом, Лена, — он поймал мое лицо в ладони, заставив смотреть на себя, я заметила, что у него искусанные обветренные губы и кисти рук в царапинах.

Ладони хранили такой глубокий холод, словно он долго стоял на ветру. Следил за домом или шел пешком.

— Я рад, что ты меня дождалась, — заключил он и поцеловал меня в губы холодным поцелуем мертвеца. — Аня спит? Ну и хорошо… Помоги мне.

Он расстегнул и содрал с себя джинсы. Я вспомнила, что в шкафу лежит его чистая, тщательно отглаженная мной одежда и принесла вместе со свежим полотенцем.

Андрей промыл рану на бедре, отвернувшись, чтобы я не видела, и туго забинтовал. Я заметила, что он торопится. Одевался в спешке, сверху набросил незнакомую кожаную куртку, слишком легкую для осени.

— Выпей чай… — предложила я. — Ты замерз.

— Нет времени.

Я узнала тон… Снова придется бежать и прятаться? Но когда Андрей обернулся, выражение глаз оборвало поток привычных мыслей.

— Разбуди дочку, и собирайтесь… Сейчас поедешь в аэропорт.

Голос был хриплый, немного простуженный. Он говорил, а я понимала, что это все, нам с Аней пора. Он предупреждал: мы ненадолго вместе, не навсегда. Он пропал на неделю, и вернулся, чтобы отправить нас подальше.

— Купишь три билета в Турцию. Куда, выбирай сама, но вылет через неделю. На месяц.

— Три билета? — переспросила я.

— Да. На меня тоже.

Я молчала, пытаясь осмыслить информацию, и понять, что он задумал. Не могла поверить, что мы можем улететь вместе. Боялась радоваться чуду.

— Не буду ничего обещать, Лена, — тихо заговорил он, не дождавшись моей реплики. — Ты поселишься в гостинице и будешь ждать меня. Если не приду — улетай с дочкой. Там тебе помогут выбраться из страны, а дальше сама решай, где хочешь жить. Возвращайся в Пекин, или еще куда-то…

Он написал на клочке бумажки имя и адрес, которые ни о чем мне не сказали. Я безропотно спрятала записку в карман. На сердце появился холодок: наш шаткий, но чудом сохранявший равновесие общий быт рушился в очередной раз. И оплакивать его я не стану. Привыкла.