За меня что-то отвечал Андрей.
— Андрей Андреевич, выйдите, — сказала она.
С Аней на руках он вышел, а я поняла, что мне будут делать УЗИ. В комнате был кто-то еще, но все плыло.
Частная скорая.
Слишком почтительное обращение к нему, наверное, все же обратился к Глодову. Видно по аппаратуре и одежде. Перед глазами неожиданно оказалось лицо врача: большие голубые глаза, светлые волосы, средний возраст. Вид встревоженный. Она посмотрела зрачки.
— Лекарства принимали?
— Контрацептивы, — выдавила я, надеясь, что Андрей даст инструкцию и не придется объяснять дальше. — И на тесте вторая слабая полоска…
Говорить было больно. Было больно все.
— Вы беременны?
— Не знаю…
Она начала УЗИ.
— Матка увеличена, — сообщила она, глядя в экран. — Плодное яйцо не визуализируется. В брюшной полости скопление крови… Андрей Андреевич! — крикнула она. — Подойдите!
Она убрала датчик и прикрыла меня. Я расхныкалась, глядя в потолок. Они говорили вполголоса, словно я ребенок, и не могу решать вопросы о своем здоровье. Я слышала лишь обрывки фраз.
— Нужно везти… срочная операция…
По щекам потекли слезы. Андрей тихо отвечал. Наклонился, когда меня перекладывали на носилки. Оказалось, что Аня у него на руках.
— Не волнуйся, — он поцеловал меня в лоб, и сказал врачу. — Оформите, как Елену Гранину. Документов при себе нет… остались у родственников. Поторопитесь.
Как спускались вниз — я не помню.
Думала только о дочке, смирившись с тем, что происходит со мной. Уже не отыграешь. Оставалось надеяться, что помогут. Ехали под звуки сирены, до меня даже не сразу дошло, что это из-за меня врубили мигалки и распугивают всех с пути.
Я бредила и звала Андрея. Но каждый раз, когда я что-то начинала бормотать, передо мной оказывалось взволнованное лицо медсестры.
Я не понимала, был Андрей со мной в машине или нет. Но мне казалось, что он рядом. Вряд ли бы его впустили с ребенком в скорую… Но разум отказывал, оставались эмоции, и начинало казаться, что он здесь.
Я даже не спросила что со мной — и так ли это важно? Но понимала, с чем это связано.
Короткий провал в памяти, и я на операционном столе. Помню только холод, и свет ламп, который бил прямо в глаза.
Затем я отключилась.
Снова разбудил меня писк электроники. Сознание возвращалось медленно и неохотно. Я открыла глаза. Незнакомое место, я лежала под прохладной простыней. Медсестра читала журнал на стуле рядом.
Боли больше не было.
Но произошедшее запомнилось суматохой и страхом… Все произошло так стремительно, что я не сразу осознала. Что случилось? Где Аня и Андрей?
Увидев, что я пялюсь в потолок, пытаясь понять, где оказалась, девушка поспешила к выходу.
— Гранина пришла в сознание! — сообщила она кому-то вне палаты.
Вошла врач. Сначала показалось, что это другая голубоглазая блондинка. Но когда она присела на стул рядом с кроватью, я ее узнала. Она была у нас дома. Сейчас она выглядела свежей и молодой, хотя возраст был далеко за сорок. Видно по уверенным движениям, взгляду, и по тонким морщинкам, когда она улыбнулась. Так выглядят женщины с достатком сильно выше среднего. Наверное, это очень дорогая клиника.
— Как вы себя чувствуете, Елена?
Просто вопрос — со мной все в порядке. Но что было? Я прислушивалась к себе, ощущая что-то прохладное повыше лобка. Кажется, меня перевязывали незадолго до того, как я очнулась… Что там, шрам, рубец? Меня оперировали?
— Хорошо, — пробормотала я и на пробу пошевелила тазом, не ощутив боли. Все правда сносно. В больнице я оказалась впервые, но если сравнить с родами и тем, как я ощущала себя этим утром, все великолепно. — Что со мной?
— Я расскажу, но сначала несколько вопросов. Как долго вы терпели боль?
Я нахмурилась.
— Не знаю, долго… У меня маленький ребенок, не с кем оставить, — начала я оправдываться. — И… муж работает.
— У вас была внематочная беременность, — сообщила она. — Произошел разрыв фаллопиевой трубы. Это…
— Я знаю… Была операция?
— К сожалению, трубу пришлось удалить. Счет шел на минуты, речь о вашей жизни. Это не означает, что вы бесплодны. Совсем нет. У вас осталась вторая. Однако будущие беременности нужно планировать под контролем врача. Вы принимали экстренные контрацептивы?
Я кивнула, погрузившись в себя — пыталась осмыслить.
— Да.
— После этого нужно исключать беременность, если была задержка. Вам нужно было немедленно обратиться к врачу.
— Я не успела… — пробормотала я, чувствуя себя оглушенной.
Мне захотелось, чтобы эта врач с серьезными глазами ушла. Оставила меня одну. Заодно выключила свет и прихватила солнце. В одиночестве и темноте переварить свои чувства и как-то с ними сродниться. Как будто все случилось не со мной.
У меня были и другие причины тянуть. Аню не с кем оставить. Проблемы с документами. Андрей был недоволен и я терпела, надеясь, что это нормально и все пройдет само. Все шло не так уже давно, просто я закрывала на симптомы глаза. Хотела, чтобы пронесло. Реальность оказалось другой.
Она сказала: речь шла о вашей жизни.
Меня будто ударило изнутри. Пальцы похолодели, врач взглянула на монитор, где подпрыгнул пульс.
— Не волнуйтесь, все будет хорошо, — сказала она. — Вам придется остаться на две недели. Я сообщу вашему мужу. Он должен приехать.
— Моя дочь с ним?
— Да.
Она вышла, а я погрузилась в мысли, снова и снова переживая момент, как я лежу на кровати и не могу встать. Меня крутит от боли, а я до последнего надеюсь, что пройдет…
Если бы я умерла, Аня осталась бы одна. Что бы тогда было? Я не думала раньше о своей смерти, это казалось чем-то, что происходит с другими. С мамой, но не со мной… Мама так берегла меня. Андрей защищал от врагов, никому не давал меня обидеть. Я чувствовала себя в безопасности, как принцесса в волшебной стране, где нет смерти и плохого не случается. Вот так вот: внематочная… Смерть дышала мне в лицо.
Если бы я умерла, Андрей не смог бы вырастить дочь. И мою тетю бы не нашли — под настоящим именем нас не знают. Андрея могли посадить, а светило ему пожизненное заключение, могли даже убить.
Аня оказалась бы в детском доме.
В лучшем случае.
Она бы даже о нас — своих родителях, ничего бы толком не узнала…
Андрей появился через полчаса. Без стука открыл дверь, я привстала, затем вспомнила про электропривод и отрегулировала спинку кровати.
Я не была готова к встрече.
Под простыней я была голой, не считая повязки над выбритым лобком, и белых компрессионных чулок. Мои ноги под простыней смотрелись тощими и жалкими, лицо побледнело и осунулось. После операции меня как будто стало меньше.
Андрей был в черном, поверх надет одноразовый медицинский халат. Мрачный, в глубине мягких глаз скопилась тревога. Он нес красную розу. Запах в нейтральном больничном воздухе разлился сильно и сладко.
— Ты как? — он присел на стул, на котором до этого сидела врач. Розу положил на колени, вспомнил и протянул мне. — Это тебе.
Я не взяла, и он переложил цветок на тумбу.
— Где Аня?
— С няней, — он неопределенно мотнул головой, словно няня с дочкой ждали за дверью.
Вряд ли.
После операции ребенка не впустят. Я и сама бы не хотела ее пугать своим видом. Я робко потянулась, и Андрей схватил руку, сильно сжал между ладонями. Как будто тисками зажало.
— Ты уже знаешь? Диагноз?
Андрей кивнул.
— Я уже говорил с твоим врачом.
Как он смог так быстро все организовать? Я опустила глаза. Мне было грустно и стыдно одновременно. А он… он ничего не выражал. Наверное, мужчины такие вещи воспринимают иначе.
— Она сказала, ты долго терпела? Почему не сказала сразу?
— Дурацкий вопрос…
— Нет, не дурацкий, — возразил Андрей, он редко мне возражал, редко смотрел жестко и сейчас был один из таких моментов. — Если у тебя проблема, ты должна говорить сразу. Не ждать, пока свалишься. Ладно… Через две недели я тебя заберу. Аню хочу перевезти сюда, в соседнюю палату с няней. Мне нужно работать, лучше, если вы будете рядом, согласна?