— Где Глодов, ублюдок?

Он попытался сосредоточиться на чем-то другом, чтобы отвлечься от боли.

Раньше получалось ее контролировать. Может, он действительно стареет, но раньше все было проще. Однажды Дина перевязывала ему руку и волновалась, как он теперь возьмет оружие в руки, как сможет себя и ее защищать. Как сейчас помнил, что ответил ей: я могу контролировать боль.

Больше не получалось. Не получалось… Хотелось, чтобы все прекратилось, и он был безумно рад думать о Лене…

Лена… Лена.

Спасительные мысли.

Такая сладкая девочка была. Еще не испорченная жизнью — такими светлыми, как она, бывают лишь дети. Не узнавшая жестокость как Дина. Молодая, прекрасная, легкая. В рот ему смотрела, что он ни сделает — принимала с интересом и восторгом.

— Кто же от такого откажется… — пробормотал он опухшими губами.

— Что? — переспросил парень, и гадко прищурился. — Бормочет что-то. Нервы сдали?

Ненадолго его оставили в покое.

Наполовину закрыв веки, Андрей лежал на бетонном полу, и наблюдал за ними. Звонили Богданову или приближенному: молчание возымело силу. Его избили, но вытянуть ответы не смогли. Теперь нужны инструкции.

— Ладно, — сказал охранник, закончив разговор. — Где прячешь семью? Их сюда привезут, этого хочешь?

Парализующий страх, словно яд, растекся по венам.

Адреналин в крови призывал действовать, а он лежал, отвернув лицо в сторону, и думал о ней.

Лена-Лена…

Маленькая, красивая девчонка, с которой он познакомился лишь для одного — для постели, а она без спроса родила ребенка. Избитый, с заплывшими глазами и тонущий в боли и безнадеге он только сейчас понял, что действительно полюбил эту девчонку. Так сильно, что не скажет ничего, даже если разрежут на куски.

Про Глодова — может быть. Про нее просто нет.

Пусть режут.

Его захлестнуло незнакомое ощущение пьянящей животной привязанности, из-за которой умирают и терпят пытки. Пугающая, но искренняя любовь к той, без которой просто плохо.

И от этих чувств он сходил с ума.

Что не выдержит издевательств и ему влезут в голову, как когда-то. По молодости и неопытности он оговорил себя после многочасовых пыток, сдался и дал на себя компромат. На долгие годы позволил собой помыкать и огромной ценой исправил ту ошибку. Это теперь навсегда в душе: тонкой тенью, паутинкой, затянувшей сердце — недоверие к себе.

А она бы и за это его простила.

Если из него вытянут адрес против воли…

Адская смесь любви и черного страха заставила его броситься на них, хотя это было абсолютно бессмысленно.

Его остановили ударом ноги.

Рухнув, Андрей заставил себя успокоиться. Обуздал взрыв эмоций, вызванный угрозами. Они угрожают, чтобы раскололся. И все. Семью только для того упомянули, потому что избиение ничего не дало.

Сам по себе он Богданову не нужен. Просто попал между молотом и наковальней. Им нужен Глодов. Его смерть отделяет Богданова от желанной цели. Говорить о нем рисково, но от семьи их нужно отвлечь.

— Я с Глодовым разбежался, — выдавил Андрей, когда его заставили встать и прижали к стене. Перед собой он держал нетравмированную руку, чтобы успеть отбить удар, если что. — Из-за того, что Исаева у него отбил…

— Зачем ему Исаев?

Андрей замешкался. Правду сказать страшно, но ведь снайпер мог расколоться и растрепать, что сам предлагал новую личность. Хотя вряд ли… Вряд ли.

— Не знаю точно… — он сплюнул кровь. — Мы работали, пока я Исаева не забрал. Хотел обратно ему продать. Мы созванивались, да я передумал.

— Почему передумал?

— Мутно было…

— Ты че врешь? — разъярился парень.

Андрей получил удар в живот. Открыл рот, не в силах вдохнуть и несколько секунд таращился на лампу под потолком.

— Зачем организовал встречу с Исаевым? — еще один удар прочистил ему мозги до кристальной ясности. — Ты оглох?

— Исаев обещал новые документы… — просипел он, поняв, что в деньги никто не поверит. — Новую… новую…

От боли он не смог договорить.

— Выведу на Глодова, — выдохнул Андрей. — Отдам взамен…

— Торговаться просили? — беззлобно переспросил охранник, но бить не стал. — Заткнись.

Отпустил и Андрей съехал по стене. Один ушел — докладывать хозяину, второй остался.

Об этой передышке он мечтал.

Ему даже дали воды. Глотнув из горлышка, он осмотрелся, пытаясь хоть какие-то сведения выудить из обстановки. Охранник один, но вооружен.

Искусанная рука почти не ощущалась и сильно дрожала.

Минут через сорок вошел пожилой мужчина с сумкой в сопровождении охраны. Сумку поставил на пол и присел на корточки, глядя на Андрея глубоко ввалившимися, какими-то старческими глазами, хотя ему лет шестьдесят от силы было.

— Ну и что у нас? Раздеться можете?

Врач.

Он напрягся: его палач бы меньше испугал.

— Разденьте, — велел врач. — И помойте его. Работать невозможно.

Андрей постарался раздеться сам, но рука плохо слушалась. Больше всего врача заинтересовало прокушенное плечо. С бедром было лучше, а вот плечо — в лохмотья. Его отвели в соседнюю комнату и загнали под душ — с обычным жестяным поддоном и шлангом. Вода была чуть теплая, он мгновенно продрог, но встряхнулся. Из одежды дали старую футболку и тренировочные штаны. Обувь забрали.

Затем врач осмотрел еще кровоточащие раны.

— Будем зашивать. На лицо тоже надо накладывать швы, — предупредил он Андрея, словно тот пациент.

Дольше всего провозился с рукой. Под местной анестезией почти не больно — препараты хорошие и их не жалели. Андрей рассматривал врача, не личный ли доктор Богданова? На лице швы наложили в двух местах: бровь, скула.

— На роже сколько швы пробудут? — спросил наблюдавший за этим охранник.

— Дней пять… Плечо дольше. При условии, что бить не будете.

— Плечо не интересует, — буркнул охранник.

Пять дней. Они будут ждать пять дней. Все это время она будет одна с ребенком. А его будут держать здесь. Богданов готовился к какому-то плану. Разгадать его Андрей не мог, но знал, что на сто процентов его убьют потом. Но пять-семь дней есть точно.

Врач вышел, охрана свалила вместе с ним. Лязгнув замком, закрылась дверь — он остался один. Подвальная комната напоминала камеру. Обошел ее, как зверь, принюхивающийся к новой клетке, огляделся. Санузел, стул, кровати нет. Под потолком — две камеры.

К нему пришли через несколько часов. Одурманенный лекарствами, он потерял счет времени — уже утро было? Или день? От усталости он не вспомнил, видел ли этого мужика прежде: высокий, черные волосы, средний возраст. Абсолютно непримечательное лицо — они тут все одинаковые. Держится разве что иначе: вальяжно стоит перед ним, сверкая перстнем на левой руке.

В таком же костюме, что и остальные богдановские, а значит, тоже охранник, только рангом повыше.

— Угощайся, — он предложил сигарету.

Андрей взял и жадно, с наслаждением затянулся. Голова поплыла с первой затяжки, но мозги прояснились.

— Знаешь, почему твой допрос остановили? — спросил тот. — Исаев раскололся, когда пообещали заняться его братом. Рассказал все. Ты держал его в погребе на территории своего дома.

Дым стал неожиданно горьким и едким. Андрей раскашлялся, понимая, что скажут дальше.

— Мы знаем, где твоя семья.

Он инстинктивно съежился. Дрожащей ладонью обхватил раненое плечо. Смотрел в пол, думая — правда это или ложь? Они могли вычислить адрес, или блефуют?

— Ты выступишь посредником на переговорах с Глодовым. Исаев уберет его. Затем ты возьмешь на себя убийство.

Вот, чего он хочет.

Андрей затянулся, пытаясь побороть оцепенение. Скорее всего, они захотят, чтобы Глодова убили публично — дерзко и жестоко. Это привлечет внимание. Особенно если все на него свалят и арестуют. Шуму будет много. Скорее всего, убьют при задержании или как-то иначе Богданов решит эту проблему. Живой он им нужен уже не будет.

Замысел Богданова подходил к концу. Он свалит за границу, и все.