О, нет… я не умерла, я еще жива… Проходит онемение от шока, возвращается чувствительность.

Кажется, самое паршивое еще впереди.

Каждый глоток воздуха наполняет грудь режущей болью. Приходит осознание новой действительности. И жизнь в чужом городе под чужим именем не самое страшное.

Самое страшное – жизнь без Германа. Жить и знать, что больше никогда его не увижу, что больше никогда не вдохну его запаха и не прикоснусь к нему. Что никогда не почувствую его рук на своем теле, не услышу его голоса.

Не посмотрю в глаза.

Никогда.

Захлебываясь рвущими душу рыданиями, мысленно с ним прощаюсь. Прощаюсь и прощаю.

Я не смогу его ненавидеть. Недаром говорят – любящее сердце найдет оправдание любому поступку.

Значит, так надо было. Его семье, ему самому.

Пусть у него все сложится. Пусть будет счастлив.

Город, который я выбрала, расположен значительно севернее того, в котором я жила до этого. Выйдя ранним утром на перрон, ежусь от озноба. Сырой, холодный воздух, проникая через воротник под толстовку промораживает до костей.

Привыкну.

Снимаю номер в вокзальной гостинице и звоню риэлтору по первому попавшему на глаза объявлению. Потом, так же быстро, снимаю первую, предложенную мне однокомнатную квартиру в спальном районе.

- С вами приятно работать, - произносит довольная агент по недвижимости.

Растягиваю губы в ничего не значащей улыбке и подписываю договор аренды сразу на три месяца.

Потому что ближайшие три месяца точно не захочу ни с кем видеться и общаться.

Они остаются в памяти мутным серым пятном. Чередой похожих друг на друга дней. Пустых, одиноких, муторных. Вереницей бессонных ночей и горьких слез.

Из квартиры я выходила крайне редко. Только в случае крайней надобности. До магазина за продуктами и обратно.

Дни проводила за просмотром фильмов или чтением книг. Об учебе даже не вспоминала. Пропало желание.

Константин позвонил мне лишь однажды. Спустя неделю после моего отъезда. Спросил, все ли со мной в порядке и пополнил банковскую карту.

Больше меня никто не беспокоил. Не мешал заниматься самоедством и умирать от тоски по Герману.

Он оказался прав, когда говорил, что я не смогу без него. Жить без него, это как быть неполноценным человеком. Дышать через раз, смотреть, но не видеть, слушать, но не слышать. Питаться, но не чувствовать насыщения.

И думать. Постоянно думать только о нем. Лишь о нем.

Порой ночью, когда становилось особенно тяжело, появлялся соблазн набрать его номер, вернуться и принять любую роль, которую он мне предложит.

Но восход солнца неизменно рассеивал дурные мысли и возвращал уверенность в том, что я приняла верное решение.

Пришедшая на смену промозглой осени зима неожиданно принесла с собой облегчение. Кажется, я окончательно приняла новую данность. Сходив перед Новым годом в парикмахерскую, я обрезала отросшие волосы и выкрасилась в темный цвет.

Стала чаще выходить на улицу и начала подумывать о том, чтобы вернуться на учебу.

Жить всю жизнь, спрятав голову в песок, не получится. Рано или поздно мне придется стать самостоятельной.

6 месяцев спустя.

Открываю дверь квартиры, не глядя в глазок, и сразу отхожу в сторону. Опыт подсказывает, что на пути у моей новой подруги становится не стоит.

- Сейчас пиццу привезут, - выпаливает влетевшая вихрем Неля, - я еще вина купила.

Сквасив мину, выразительно закатываю глаза.

- Даже слышать ничего не желаю. Сегодня праздник.

- Серьезно? Сегодня день защиты детей. Нас не касается.

- Как это не касается? – хмыкает, скидывая с ног кеды, - Вовчик говорит, у меня интеллект семилетнего ребенка.

Вовчик – это ее брат. Младше на год, но опекает ее, действительно, как маленькую.

Мы познакомилась в последние дни зимы. Однажды, когда я, погруженная в себя, шла из супермаркета через широкую автостоянку, Неля чуть не наехала на меня своим старым седаном. Отскочив в последний момент, я поскользнулась и приземлилась прямо на копчик.

Девушка с братом поставили меня на ноги и довезли до дома. А через неделю мы случайно встретились вновь. Все в том же супермаркете. Разговорились и обменялись номерами телефонов.

Я, конечно, звонить и не думала. А Неля оказалась настойчивой. Через несколько дней общений в мессенджере вытащила меня в кино.

С тех пор она и ее брат Володя мои друзья.

- Как тебе? – крутится вокруг своей оси подруга, - клево, да?

Широко улыбаясь, согласно киваю.

В Неле почти 90 килограммов при росте не больше 160 сантиметров. Но, несмотря на свои пышные формы, она понятия не имеет, что такое комплексы.

Кругленькая во всех местах, подруга не стесняется носить кроткие юбки и обтягивающие топы. В сочетании с высоким каблуком получается бомбическое зрелище.

- Для Рустамчика вырядилась?

Вытянув губы уточкой, часто моргая нарощенными ресницами, смотрит на себя в зеркало.

- Да пошел он. Сказал, что ни за что на свете не ляжет с центнером.

- Козел!

- Ишак! – добавляет она, любуясь своим отражением.

Расстроенной и оскорбленной не выглядит. Сегодня Рустамчик, завтра – Каренчик. Неля все три месяца, что я ее знаю, в активном поиске.

Стреляя глазками, принимает у симпатичного доставщика пиццу и ловко откупоривает бутылку вина. Повод есть, я скачала долгожданную третью часть прогремевшей на весь мир молодежной мелодрамы.

Уже к середине просмотра я начинаю жалеть, что позвала Нелю. Она постоянно отвлекается на входящие сообщения, хихикая, переписывается с кем-то, тыкая под нос свой телефон, просит оценить внешность нового ухажера.

Устав с ней бороться, решаю, что пересмотрю фильм позже. Усаживаюсь на диван по-турецки и разливаю по бокалам вино.

- Давай! – чокаюсь с ней, - за твоего нового поклонника. Надеюсь, мозгов у него больше, чем у Рустамчика.

- Не в бровь, а в глаз! И за тебя, Машунь!

- А я тут при чем?

- Вовчик хочет тебя завтра на свидание пригласить, - понижает она голос, - только, чур, я тебе об этом не говорила.

- Я работаю завтра, - говорю зачем-то, прекрасно осознавая, что повод отказаться так себе.

Смена в кафе заканчивается в восемь. Сеанс в кинотеатре начинается в полдевятого.

Не сомневаюсь, что позовет Володя именно в кино. Намекал уже пару раз.

Выпроводив подругу около полуночи, ложусь спать. Засыпаю сразу, а просыпаюсь ночью вся в слезах.

Резко сев в кровати, хватаюсь за мокрые щеки. Грудь сотрясается от рыданий.

Снова этот сон.

Когда уже это прекратиться? Когда он перестанет истязать меня?

Соскакиваю с кровати и бегу в ванную, чтобы смыть с себя эти ощущения. Они слишком реальны, слишком осязаемы.

Кожа пылает от прикосновений его рук, в носу до сих пор его запах. А в ушах звенит полный боли хриплый голос.

«Вернись!!!»

Закрыв уши руками, я кричу. Кричу, пока не начинает саднить горло, а затем, открыв кран в душе, встаю под холодную воду.

Становится легче. Всегда помогает.

Больше я не засыпаю. Ворочаясь в постели до самого рассвета, снова вспоминаю те счастливые несколько месяцев.

Лживо-счастливые несколько месяцев.

Сейчас мне все видится иначе. Нормально это, или у меня развилась паранойя, - но мне кажется, что все, что Герман делал или говорил, так или иначе связано с его женитьбой.

Просьбы не выставлять напоказ наши отношения объяснялись боязнью, что обо мне узнает его невеста, а на Кипр меня отправил, что бы я, не дай Бог, не сорвала свадьбу.

Сплошное вранье.

Тогда мне казалось, что он дает мне несоизмеримо больше, чем я ему. На деле же оказалось, что он ничем ради меня не жертвовал. Местечко мне отвел, правда, на самой обочине своей жизни.

Решил почему-то, что меня это устроит.

Время идет, а я терпеливо жду, когда начнет отпускать. Когда перестанет болеть в груди, когда смогу вспоминать о нем без симптомов удушья.