Пенни Роял.

Изабель слышала много описаний этого взбунтовавшегося ИИ. Говорили, что он — коллекция взаимосвязанных големов, или стальной осьминог, или колючий черный цветок. Изображали его и сверкающим облаком хрустальных осколков. Каждое описание давал кто–то, действительно встречавшийся с ИИ, и каждое было подтверждено либо допросом с пристрастием, либо другими источниками. Вскоре женщина поняла, что Пенни Роял не придерживается одной формы или скрывает свой истинный облик. Зачем это ему — непонятно, ведь почти ничто на Погосте не способно причинить ему вред.

— Ты хочешь?.. — произнес голем.

Казалось, Пенни Роял и не участвовал в беседе.

— Я хочу быть хайманом, — заявила Изабель.

Отморозки, повинующиеся малейшему мановению руки, звездолеты и связи — не они одни несли Копелльяну победу. Ему помогала способность оперировать информацией и планировать действия. Он инсталлировал последние модели государственных усилителей и себе, и своим помощникам, и теперь все они были, очевидно, ментально связаны друг с другом. И вот результат: операции Копелльяна всегда стремительны, всегда безупречны, и власть его велика — достаточно велика, чтобы почувствовать себя в безопасности и двинуться в атаку на Изабель. Он даже публично объявил премию за ее голову. В сущности, он был умнее и энергичнее, и это следовало изменить.

— Хочешь быть сильнее и опаснее Копелльяна?

— Да, — ответила она, не удивляясь тому, что Пенни Роял знает, почему она здесь. — И у меня тут, в главном корабле, есть полтонны прадорской алмазной слюды, чтобы заплатить.

— Да, — сказал Пенни Роял.

— Ты можешь сделать меня хайманом?

— Хочешь стать хищником, а он будет добычей?

— Чертовски верно. — Изабель слегка озадачивал странноватый обмен репликами и тон Пенни Рояла, и она решила уточнить свои цели: — Я хочу содрать мясо с его проклятых костей!

— А, — уронил черный ИИ, и Изабель испугалась, не переборщила ли она.

— Велеть моим людям сгружать алмазы? — спросила она.

— Ты насытишься, — ответил ИИ.

Он вытянулся, потом распался на части. Утиль, казавшийся его внешней оболочкой, осыпался, обнажив непроницаемую, затейливо колышущуюся черноту. Женщина попятилась, когда сгусток, приблизившись, обернулся серебристо–аспидной волной. Изабель замерла. Отступать было слишком поздно. Волна накрыла ее.

Мучительная боль — не наказание ли за сделку с дьяволом? Но ей даровали могущество, подъем на уровень хаймана превратил ее разум в нечто доселе невообразимое. Женщина даже не сразу поняла, что видимые модификаторы на ее теле не из металла, а из органики.

Теперь разобраться в замыслах Копелльяна и разрушить его планы оказалось так просто, что она намеренно усложнила задачу, чтобы было интереснее. Падение этого человека было долгим и унизительным, но в конце он все равно обманул Изабель, лишив себя жизни прежде, чем она смогла захватить его. Изабель Сатоми превратилась в легенду Погоста — но легенда эта вскоре получила неожиданное развитие. Стало очевидно, что купленное ею у Пенни Рояла продолжает ее видоизменять — и она влилась в ряды проклятых.

Этот район был наиболее безопасен для Изабель, поскольку большая часть ее организации обосновалась в деловой части города, но предосторожности никогда не излишни. Она осталась ждать возле «Крабьей ухи», некогда любимого ее бара, а Трент и Габриэль вошли первыми. Появляясь в общественных местах вроде этого, она предпочитала, чтобы сперва позицию занимали ее люди. Они не столь узнаваемы, как она, и, несмотря на склонность к насильственным действиям, врагов у них меньше.

«Так, я засек его», — мысленно передал Трент и тут же выслал изображение мужчины, сидящего за одним из столиков, — вместе с подтверждением опознания.

— Не вижу никого, кто создал бы нам проблемы, — доложил Габриэль по комму. — Но мы тебя прикроем, если что.

— Людей, которые меня беспокоят, не так–то просто увидеть, — ответила она, толкнула дверь и вошла.

Шагнув внутрь, Изабель открыла лепестки сенсорного капюшона на затылке, отыскивая оружие, как видимое, так и припрятанное, а также имплантированные устройства и «форсы». Еще она проверила тех, кто скрывался за стенами, — не приобрели ли они какие–нибудь игрушки со времен прошлого наружного осмотра. Все вроде выглядело нормально, и женщина слегка расслабилась. Как всегда, когда она появлялась здесь, взгляд ее задержался на стеклянном крабе в стенной нише. При виде этой скульптуры из розового и кроваво–красного хрусталя по спине женщины всегда бежали мурашки — казалось, что стекло скрывает какую–то страшную тайну, и даже Изабель со своими усиленными ощущениями не могла определить, в чем тут дело. Она бы разбила стекляшку вдребезги, не будь та подарком несокрушимого мистера Пейса, верховного криминального авторитета Погоста. В который раз содрогнувшись, она отвлеклась от разглядывания скульптуры и с усилием закрыла капюшон, как обычно обнаружив, что узловатые мышцы в основании хитиновых лепестков, растущих из загривка, сначала отказываются повиноваться.

Всякий раз, когда она входила в комнату, разговоры прекращались. Скорость затухания зависела от внимательности людей в баре к тому, что творится вокруг. В «Ухе», где напивались, случалось, в стельку, беседы умирали медленной смертью. Женщина остановилась, машинально провела кончиком пальца по ряду твердых острых шипов, торчащих из ее нижней челюсти. Коснувшись одной из впадин под глазами, Изабель осознала наконец, что делает, и резко уронила руки.

Потом пожала плечами, скрытыми подбитым ватой нарядом, кое–как маскирующим телесные изменения, и медленно двинулась к столику клиента — к «мишени». На ходу она сконцентрировалась, пытаясь предотвратить конфликт кибердвижков и новых упругих мускулов, обволакивающих растворяющиеся кости. Остановившись возле мужчины, Изабель опустила руку на газовый пульсар, висящий на поясе.

— Торвальд Спир?

Тот мигом переслал опознавательный индекс вместе с ограниченным допуском через свой «форс» — ультрасовременную серебряную змейку, обвившую ухо, и только потом ответил вслух:

— Это я. Не присядете?

Говорил он спокойно, выглядел общительным и дружелюбным, но защита его «форса» оказалась непробиваемой — получше защиты гермошлюза. Изабель ощущала его предельную настороженность; и не таится ли в этом изгибе рта неодобрение? Он определенно знал, кто она. Вероятно, знал он также о существовании ордера на арест, где ее обвиняли в пособничестве в похищении и убийстве, — и догадывался, что эти слова не вполне точно описывают состав ее преступлений. Но судить ее он не вправе — ему же неизвестно ее прошлое. Не перевелись еще прадоры в Королевстве, которым нужны люди–рабы, и она поставляет им их. И — что? Вселенная жестока. Она вспомнила о последней партии, томящейся сейчас на одном из складов. Еще пять дней, и вирус Спаттерджея в полном объеме подготовит людишек к удалению «сердцевины» и рабству. И их можно будет продать прадорам. Женщина смотрела на Торвальда Спира, и вдруг что–то темное заворочалось в глубинах ее души, толкая к насилию, побуждая напасть. Но, как обычно, ей удалось подавить желание. Однако она решила: этот тип присоединится к стаду на складе, если только причина, по которой он пригласил ее на встречу, не окажется прибыльной.

Она отодвинула стул и села, поморщившись от прикосновения к шероховатому псевдодереву, и снова вздрогнула, попытавшись расслабить спину. Позвоночник–то отсутствовал, а свежие наросты хитиновых пластин на теле оказались жутко болезненными.

— Выпьете что–нибудь? — спросил мужчина.

— Просто воды, — ответила она.

Она пыталась лечиться спиртным, но скоро поняла, что данный метод расслабления в случае с кибердвижками не работает — только рвутся мышцы да еще больше повреждается ослабленная спина.

Спир поднял палец, и автоподнос завис в воздухе над их столиком. Он напоминал кленовый лист, только с суставчатой ручкой вместо черенка, оканчивающейся цепкой трехпалой «кистью».