— Ай, — произнес голос в ее голове, и все лазеры отключились.

Короткое, глупое междометие — но Изабель отчего–то охватил ужас. Она не могла даже отследить, откуда пришел звук или каким образом отменилась ее команда, поданная лазерам. Получается, их действительно взломали — нечто проникло и в корабельную компьютерную сеть, и в ее хайманскую суперсистему.

— Торвальд Спир, — задумчиво произнес голос.

«Залив мурены» дернулся и содрогнулся, словно какой–нибудь великан схватил корабль и потряс, чтобы проверить, что там гремит внутри. Потом корпус истошно завизжал — будто под тысячью скребущих когтистых лап. А затем Изабель увидела предупреждающий значок, сигнализирующий о том, что сервисный люк двигательного отсека открыт.

Изабель резко развернулась — и замерла. Она узнала этот тихий, лишенный эмоций голос, звучавший в ее голове. Борясь со страхом, она все же вышла из рубки. Она шагала по центральному коридору, и движение все больше и больше растормаживало ее другую часть. Ужас исчез, вытесненный гневом и нездоровым возбуждением в преддверии охоты. Наконец она добралась до закрытого сейчас шлюза двигательного отсека — и снова замешкалась. Сможет ли она вообще втиснуться в рассчитанный на человека тамбур? Сможет, конечно, — шлюз мог вместить двух, а в критических обстоятельствах даже трех человек. А как насчет воздуха? Если сервисный вход открыт, то в двигательном отсеке царит вакуум. Но капюшонники явились из мира с очень разреженной атмосферой, и хотя они все же умирают без воздуха, они способны долгое время обходиться без него. Что же ей делать? Это же Пенни Роял…

Ругаясь про себя, она открыла внешний створ и протиснулась внутрь — чтобы обнаружить, что вентиляция отказала: система понимала, что кто–то находится в тамбуре, но не получала никаких данных с активированного скафандра, поскольку скафандра на вошедшей не было. Когда не обновляющийся воздух был полностью откачан, Изабель почувствовала, как разбросанные по ее телу сфинктеры сжимаются и глаза затягиваются какой–то прозрачной пленкой. Она открыла внутренний люк и вошла, напряженная, как пружина, — физически и ментально.

Хвостовой отсек, заставленный топливными баками и прочим оборудованием для работы с термоядерным двигателем, был цилиндрической формы. Стены оплела паутина труб, тянущихся к двигателям малой тяги по всему кораблю. Рядом примостился ядерный реактор, напоминающий огромную железную хоккейную шайбу, угодившую в сеть трубопроводов. Наверху маячила сфера, в которой содержался корабельный разум, мозг вторинца, а посередине торчал У-пространственный двигатель. Он походил на гигантскую винную бутыль из полированного алюминия с матово–черными охлаждающими ребрами, доходящими до стен, и с выступающими с четырех сторон электромагнитными проекторами. Движок частично скрывался под шевелящейся черно–серебристой массой.

— Привет, Изабель, — раздалось у нее в мозгу.

Бывшей женщине невыносимо захотелось ринуться в атаку, она даже рванулась вперед, и все же ей удалось кое–как овладеть собой — человеческая сущность понимала, насколько самоубийственен подобный порыв. Она прицелилась, но выстрелить не смогла. Да, импульс протонной пушки, вероятно, поразил бы черный ИИ, но при этом он наверняка испортил бы У-пространственный двигатель, а это тоже самоубийство. Пускай движок бездействовал с тех пор, как Спир сбил настройку контуров Калаби–Яу но витые пространственные узлы никуда не делись — и если они развяжутся, то раскурочат здесь все, включая и ее, Изабель.

— Чего тебе надо? — выдавила она.

— Регулировка и перемена курса, — ответил ИИ и неожиданно отделился от двигателя, превращаясь на лету в косяк черных остробоких рыб. В мгновение ока стайка пересекла отсек и, колеблясь, застыла прямо перед Изабель. В ее теле все оцепенело — ни инстинктивных, ни рассудочных реакций не последовало. Она чувствовала, как ее изучают, лезут так глубоко, что ничего не спрячешь. Возможно, именно это ощущают верующие?

— Каково это — рвать их в клочья? — поинтересовался Пенни Роял.

— Будь ты проклят, — рявкнула Изабель и, больше не рассуждая, спустила оба курка.

Ружья не выстрелили, но само действие что–то переключило внутри нее. Вся злость на Спира, Пенни Рояла и вообще любого, вставшего у нее на пути, выплеснулась кипящей лавой. В бездонном колодце души взвыло, поднимаясь, чувство потери всего человеческого. В панике заметалось осознание того, что с ней сделали, видение того, чем она стала. Жаркая волна прокатилась по телу, от капюшона до кончика хвоста, Изабель свернулась клубком и рухнула на пол, извиваясь как червь, будто пытаясь не дать себе разорваться на куски. А потом на нее обрушился черный кинжальный вал.

«Опять?» — спросила какая–то часть ее существа.

«Теперь я знаю исходную форму», — ответил Пенни Роял.

Видения чужой гибели преследовали ее и во тьме, охраняемые чем–то белым, чистым и смертельно опасным.

Сознание вернулось к Изабель под вопли из интеркома: Трент умолял выпустить его, томящегося в запертом шлюзе уже шесть часов. А ведь она не должна его слышать, подумала Изабель и тут же увидела, что сервисная дверь двигательного отсека закрыта и запас воздуха восстановлен. Она молча выпустила помощничка, мысленно проверяя и перепроверяя диагностические тесты У-пространственного двигателя. Он вновь был полностью функционален. Возможно, Пенни Роял явился в эту систему, чтобы найти собственный истребитель, или, быть может, он искал что–то на борту того корабля. Зачем он прервал свои занятия и починил ей движок, Изабель не могла даже представить. Не имела она понятия и о том, что он сделал с ней — по панцирю отчего–то расползались серые пятна, а глаза из красных стали оранжевыми. Она осознавала только глубокое, безысходное горе, оставленное ей Пенни Роялом, горе, вполне соответствующее всем его подаркам.

Что касается информации о Пенни Рояле, голем оказался пустышкой. Поэтому я вернулся к изучению пиритового хранилища в аммоните, окаменелости, которую принес на борт. Тем временем Флейт отводил нас подальше от солнца для охлаждения — и вновь возвращался к производству снарядов для рельсотрона. Иногда я наблюдал за процессом, но чаще вообще не обращал внимания на действия мозга вторинца. Только однажды я приостановил работу, чтобы посмотреть, как Флейт добывает урановую смолку из пылевой завесы, опоясывающей звезду–сверхгигант по орбите, сравнимой с орбитой Урана. Выяснилось, что я совершенно не понимаю, что происходит, — и оказалось, что незнакомство с процессом возбуждает любопытство. Тогда я решил расспросить Флейта.

— Я втягиваю пыль в корабль с помощью магнитного поля, генерируемого коллекторами Бассарда, — пояснил он.

— А дальше?

— Просеиваю пыль, очищая от основных примесей, и остаток смешиваю с водой, насыщенной энзимами–биокатализаторами. Потом парамагнетиками извлекаю уран-238.

— Энзимы? Как ты их делаешь?

— На корабле имеется запас — как раз для таких целей.

Ну конечно: этот корабль создавался способным пополнять собственный арсенал, так что вполне естественно, что на складе нашлись нужные энзимы. А значит, на борту отыщется и другое нужное оборудование.

— А что дальше?

— Плавлю уран и формую слитки, которые использую для постройки разделительной решетки в камере быстрого обогащения нейтронов, смежной с термоядерным реактором. Здесь он преобразуется в плутоний-239, — ответил Флейт. — Одновременно я работаю над механизмом бомбы в корабельном сборочном отсеке. Он будет состоять из металлизированного водорода, тетрагонального короба силового поля и одного пятнадцатикилотонного ПЗУ. Ожидаемая мощность взрыва — двести тридцать мегатонн в тротиловом эквиваленте.

Я не знал, какова масса планетоида Пенни Рояла, но если удастся забросить это устройство в один из входов в туннели, то уверен — если, конечно, сам планетоид не разлетится вдребезги, — Пенни Роял покинет свои катакомбы через другие выходы в виде пара.