Голем обшаривал потолок, словно искал что–то на ощупь. Нет, нужно быстрее уходить отсюда, не желаю ждать, испустит ли он дух. У меня и так проблем предостаточно. Жутко болят руки и плечо, скафандр качает воздух прямо через дыру на месте щитка, пытаясь сохранить мне жизнь. Давление упало, и лицо уже опухло. По коридору я брел, спотыкаясь, борясь с тошнотой, а когда добрался до рубки, понял, что сил не осталось даже на то, чтобы подобрать карабин.

— Флейт, — позвал я. Встроенное в скафандр радио ответило жужжанием, но голоса я почти не слышал. — Флейт, — повторил я и на этот раз разобрал слова — далекие, глухие. Так работала громкая связь в разреженной атмосфере.

— Восстанавливаю подачу воздуха, — доложил корабельный разум.

«Отлично, — подумал я, — только интересно, а не Флейт ли пытался только что убить меня, особенно после того, что я узнал о разуме этого вторинца. Что, если голем был просто орудием — продолжением сознания, прежде занимавшего место Флейта?»

— Мне нужна медицинская помощь.

— Я запустил автодок в первой каюте, — сообщил Флейт.

Хочу ли я стать объектом внимания автодока, которым управляет Флейт?

— Что случилось… с големом?

— Не знаю. Он был отключен до самого момента атаки. Потом отключение блокировалось, но почему он напал — не знаю. Я просто физически отсек ему подвод энергии, и поскольку собственный источник питания у него отсутствует, сейчас он как бы мертв.

Поверил ли я? А какие у меня варианты? Я мог бы выбраться из скафандра и воспользоваться одним из запасных, принадлежавших экипажу, но даже это рискованно. Во–первых, любому из здешних скафандров больше ста лет, кто ж даст гарантию, что он не поврежден? Во–вторых, если Флейт решил прикончить меня, то я, надев один из местных костюмов, ему здорово помогу. Если он натравил на меня голема, то сможет с легкостью перепрограммировать скафандр: перекрыть кислород, изменить состав подаваемого воздуха или даже застопорить сочленения — если модель механизирована. Остается только довериться чужому разуму. Действия голема связаны скорее с Пенни Роялом, чем с мозгом вторинца, запрограммированным на повиновение мне.

Я добрел до кают и заметил, что дверь одной из них, прежде запертая, сейчас открыта. Едва я шагнул внутрь, дверь за моей спиной захлопнулась, подстегнув паранойю, но дело, вероятно, было в быстром повышении атмосферного давления в помещении. Автодок оказался «ходячим» — не взгроможденным на пьедестал компьютером. Он выполз из стерильного стенного шкафа и по полу двинулся ко мне. Подобных роботов обычно использовали на поле боя, они искали выживших. Он напоминал муравья и состоял из двух соединенных между собой секций, сенсорной головки с антенной, усиками–газоанализаторами и двумя парами глаз — дальнего и ближнего радиуса действия.

— Можешь снять скафандр? — спросил Флейт.

Я попытался, но руки висели плетьми.

— Нет.

— Ложись на кровать, — велел корабельный разум.

Я повиновался — медленно, плечо раздирала боль.

Услышал шелест ножек автодока, потом почувствовал, как его передняя секция легла на край кровати рядом со мной. Скосив глаза, я увидел его брюшко: блестящие насекомьи ножки, складные хирургические скальпели, торчащая головка костесварки, похожая на верхушку аэрозольного баллончика. Все такое знакомое — но я решительно отмел ощущение «уже виденного».

— Будет лучше, если ты уснешь. — Голос Флейта звучал отчетливее.

— Хорошо, — согласился я.

Я же уже решил довериться этому разуму, и если проснусь после наркоза, то доверие будет оправдано.

Автодок вскарабкался на койку и улегся на мою неповрежденную ключицу. Что–то загудело — это «муравей» проткнул скафандр. Плечо онемело, я едва чувствовал давление введенного предмета. И вот контакт установлен, подан четкий сигнал… Меня выключили, как ставшую ненужной лампочку.

Открывая глаза, я не знал, где нахожусь. И — когда.

Я не мог понять, лежу ли в капсуле воскрешения на Земле или прихожу в сознание после одного из моих «плохих» периодов в паучьем рабстве. Или просыпаюсь на госпитальной станции Государства после Панархии, вырвавшись из кошмарного сна? Я лежал, боясь пошевелиться, когда память вдруг вернулась в полном объеме. Подождав немного, я попробовал сесть — и неожиданно у меня это довольно легко получилось. Я был обнажен, автодока рядом не наблюдалось, а простыня подо мной оказалась в крови. Рядом были аккуратно разложены какие–то костяные щепки. Первым делом я осмотрел руки и увидел тонкие нитевидные шрамы, характерные для работы автодока старого образца. Он пользовался скоростной клеточной сваркой, что еще раз подтверждало мое предположение о том, что этот автодок создавался для нужд фронта. Несколько раз сжав и разжав кулаки, я убедился, что пальцы двигаются нормально, хотя в руках ощущалась какая–то внутренняя слабость: то ли оттого, что лечение еще не закончено, то ли само тело помнило о боли — трудно сказать. Осмотрев плечи, я обнаружил рубцы и там — грубые и болезненные.

Ладно, я очнулся, и я жив, а значит, Флейт не пытался убить меня. А работу он еще может закончить с помощью того же автодока.

— Флейт, — позвал я, — мне нужна одежда и скафандр.

Мой старый скафандр лежал на полу, скомканный, изрезанный, вместе с окровавленными клочьями одежды.

— В каюте, которую ты сейчас занимаешь, должна найтись подходящая одежда, — ответил Флейт. — Я начал диагностику запасных скафандров — тем, что уже проверены, требуется, похоже, только подзарядка да дозаправка воздушных баллонов.

— Хороню.

Я перебросил ноги через край кровати, встал, отодрал от кожи прилипшую простыню и направился в санитарный блок — проверить, функционирует ли там хоть что–нибудь. Работало все, и я залез под душ, чтобы смыть с себя кровь. Беспокоиться о возможном заражении корабельными ботами через воду мне уже поздновато. Открыв стенной шкаф, я осмотрел висевшую там мужскую одежду. Кое–что оказалось совсем ветхим одна рубаха просто расползлась надвое, едва я потянул ее наружу, но нашлись здесь наряды и попрочнее. В итоге я облачился в свободные штаны с большими карманами из ткани «хамелеон» на камуфляже для темной каменистой местности и футболку, на которой, едва тепло моего тела запустило встроенную в материал электронику, начал крутиться какой–то древний фильм.

Из каюты я двинулся по коридору в сторону ведущего к шлюзу туннеля. Возле шлюза за прозрачной дверью висели распяленные скафандры, помигивая огоньками внутренних компьютерных устройств.

— Сообщи, когда закончишь с ними, — велел я.

— Пару минут, — откликнулся Флейт.

Только сейчас я додумался проверить время посредством «форса» и обнаружил, что предсказанные Флейтом сорок часов диагностических проверок уже истекли. Сперва потеря времени огорчила меня, но потом я хмыкнул, сообразив, что был успешно избавлен от необходимости шататься без дела. И, несмотря на дерьмовые обстоятельства, приведшие меня к утрате сознания, теперь я мог действовать.

— Так каково состояние корабля? — Я закрыл дверь и направился к корабельному кортексу.

— Все доступные человеку помещения очищены от микро– и наноботов. Полная глубокая очистка всего корабля потребует много месяцев и частичного демонтажа. У-пространственные и термоядерные двигатели в рабочем состоянии, реактор стабилен, боевые системы в рабочем состоянии, но истощены. Необходимы материалы для внутрикорабельного производства, поскольку некоторые комплектующие нуждаются в замене, да и запасы надо пополнить.

— Но мы можем лететь?

— Да.

— Что нуждается в замене?

— Снаряды и боеголовки для рельсотрона. ПЗУ не осталось. Отсутствуют комплектующие для твердотельного лазера и жаростойкие детали для реактора и движка. Кое–что из этого я могу соорудить сам, но лучше пополнить запасы на военном складе.

Значит, нам нужно оружие. Без боеприпасов — что вообще я собираюсь делать, когда найду Пенни Рояла? Ругать его почем зря? Кстати, Флейт упомянул «военный склад», то есть он все еще мыслит военными категориями поставок и приказов. Только едва ли я смогу запросто закатиться на какую–нибудь базу ЦКБЗ, чтобы выбрать там ПЗУ, точно закуску в буфете.