Олег Шустов запарковал машину напротив городского ботанического сада. Немного посидев за рулем, он кивнул Сергею Белоногову:

— Пойдем прогуляемся.

Сергей предчувствовал неприятный разговор с командиром и пытался угадать причину недовольства Олега. Родившееся в нем подозрение невольно отразилось на лице улыбкой, которую Сергей умело скрыл от Шустова.

Широкая аллея вывела их к озеру, где трудились, проходя летнюю практику, школьники.

День выдался жарким, на Шустове были надеты легкие светлые брюки и рубашка с коротким рукавом. Он закурил, предлагая Белоногову сигарету. Тот отказался.

— Вот что, Сергей, — выпуская носом дым, начал Олег. — Мне откровенно не нравится благотворительность, которой ты занялся.

Не отвечая, парень покивал головой. Он оказался прав относительно разговора.

— Не пойму, — продолжил Шустов бесстрастным голосом, — с чего ты завелся. Ты что, действительно такой милосердный? Тогда твое место не в боевом отряде, а в благотворительной организации.

— Не в этом дело, Олег, — возразил Сергей, но был остановлен протестующим взмахом руки.

— А в чем? Объясни мне. Тебе не кажется, что я обязан знать об этом? Причем давно. А вместо этого я строю догадки, жду, когда ты откроешь рот. Вместо этого ты жуешь сопли. "Никакой личной инициативы" — тебе это о чем-нибудь говорит?.. Чего ты молчишь?

— Говорит. Но, Олег…

Шустов снова перебил собеседника.

— Именно с такой формулировкой тебя взяли в отряд. Это касается каждого из нас. Что, тебе больше не хочется получать хорошие деньги? Или ты борец за идею?

— А ты? — в глазах Сергея Шустов уловил язвительность. — Ты только за "бабки" проветриваешь мозги бандитам?

— Представь себе — да, — не повышая голоса, так же монотонно ответил командир. — За идею борются те, кто сидит на окладах. Или делают вид, что борются. Если меня возьмут во время проведения мероприятия, я буду знать, что ждет меня. За моей спиной не будет никого, и меня шлепнут так же профессионально, как это делаю я. И ты тоже. Департамент "5" — не последняя инстанция.

Белоногов скривился: разговор принял другое направление. Хотя ему неприятны были обе темы, затронутые Шустовым.

Сергей поднял с земли сухую ветку и стал сбивать листья с куста шиповника. Шустов бросил окурок в траву и затоптал его. Сунув в руки в карманы брюк, он выжидающе посмотрел на младшего товарища. Белоногов закончил терзать шиповник и отбросил ветку.

После разговора Сергея с судьей, которая, по его словам, напилась до бесчувствия, Олег сделал неожиданный вывод: Белоногов, как ему показалось, собрался прыгнуть через его голову и встретиться с Рожновым. Тема разговора: судья Ширяева. Помня об этом, Шустов наставительно, будто разговаривал с одним из школьников, наводящих в саду порядок, произнес:

— Рожнов, так же как и мы, получает приказы и по рукам связан тем же — личной инициативой. Это не его дело отслеживать ошибки и нарушения в ходе следственной работы правоохранительных органов. Тем более когда речь идет о прокуратуре. К тому же "наверху" знают, какие дела прикрыть либо пустить следствие по тому или иному направлению.

В этот раз Олег почувствовал, что едва сдерживает себя. И перед кем! Ему не нужно было прыгать через чьи-то головы, просто сообщить обо всем Рожнову, и Белоногова уберут из отряда. Впоследствии он даже не поинтересуется дальнейшей судьбой своего товарища. Он и так довольно терпеливо сносил мелодраматическое настроение Сергея, когда его брат попал в неприятную ситуацию. И отнесся по-человечески, даже посочувствовал, дал рекомендации, как поступить, не вовлекая в дело Рожнова. Хотя обязан был сообщить полковнику все, как только Сергей обратился к нему за советом и помощью.

Ладно, дело с братом Белоногова улажено. Казалось, что улажено, потому что последовало неожиданное продолжение. Мелодрама искривилась до трагифарса: судья, взявшая за процесс двадцать тысяч долларов, вызвала сочувствие у бойца спецгруппы, в чьи задачи входила ликвидация преступников, и выбила из него жалостливую слезу.

Однако парень мужал на глазах, отвлекаясь от главной мысли, подумал Шустов. В речи Сергея появились довольно своеобразные выражения, которые тот невольно перенял от старших товарищей по отряду. "Проветрить мозги" — было чуть ли не любимым изречением Андрея Яцкевича и означало прострелить голову.

Пожалуй, Яцек был самым хладнокровным бойцом в отряде, он равнодушно дырявил головы бандитам. Спрашивается, есть ли тут идея, никак не мог успокоиться Олег. Похоже, ею и не пахнет. Скорее присутствовал азарт, деньги оставались на втором плане.

Олег подумал о жестокости Яцкевича, но не забыл и себя. Яцеку еще расти до командира, именно до командира, так как он, возможно, так и останется рядовым бойцом, пока ему самому не проветрят мозги. А случится такое может скоро. Яцкевичу бесполезно говорить о том, чтобы он унял свой артистизм во время боевых операций. В какой-то степени это был стиль Андрея Яцкевича, и невозможно было спутать его с другим. А менять манеру — бесполезное и опасное занятие. Никто в отряде не собирался подстраиваться друг под друга, в противном случае терялись бы личные качества.

Шустов прикурил вторую сигарету, когда они с Сергеем отошли от озера, направляясь к двум высоким вязам, стоящим у металлического ограждения сада.

— Пойми, Сереж, как только я обращусь к Рожнову, нас тут же попросят сдать оружие и даже не махнут на прощанье ручкой. Выкинь ты эту судью из головы — взяточница, карьеристка, о ней даже говорить противно. Что из того, что девочку убил не ее сын? Ничего же не изменилось и не изменится, и девочку не вернешь.

Пожалуй, такого от своего командира Сергей не ожидал, он пристально вгляделся в его лицо. А Олег, видимо, поняв, что сказал лишнего, вновь смягчился:

— Нужно верить в следующее, Серега: когда-нибудь — я думаю, что скоро — нам отдадут приказ на ликвидацию Курлычкина и подонков из его ближайшего окружения, которые расправились с девочкой и парнем.

— Но не будет главного, Олег, — по инерции продолжил Сергей, — Валентина Петровна так и не сможет доказать, что ее сын не причастен к преступлению, в котором его, уже мертвого, обвиняют. Не следствие и суды, а отец девочки — вот в чем проблема, Олег.

— Слушай, ты! — терпение Шустова лопнуло. Теперь он злобно смотрел на своего бойца. — Иди-ка ты…

— Куда? — прищурился Сергей, не меняя позы.

Шустов неожиданно приблизился к парню, сильно сжал ему руку и еле слышно прошептал:

— Сходи к соседу Ширяевой, расскажи ему, кто ты. Может быть, он тебе поверит?

Несмотря на то, что Олег говорил тихо, в его голосе прозвучали нотки угрозы.

Он отстранился от товарища и улыбнулся.

— Вот и все, Сергей. Наша прогулка окончена.

Белоногов ответил натянутой улыбкой.

Друг к другу они могли испытывать любые чувства, но на этапе подготовки и проведения операции это была команда. Невозможно хоть сколько-нибудь дать определение такому состоянию, можно лишь провести параллель или сравнить, например, с обычным силовым подразделением специального назначения, где среди бойцов не существует пресловутой идиллии. Когда идут на задание — да, происходит единение, каждый надеется на себя и товарища. Известны лишь единичные случаи, когда по причине лютой ненависти в бою кто-то получал пулю в спину. Но и на это существует более-менее вразумительный ответ, напрямую касающийся расстройства нервной системы, психоза и так далее. И таких ситуаций можно избежать, существуют довольно действенные способы, когда командир или кто-то из товарищей вовремя докладывает начальству о зарождающейся ненависти и участившимися, казалось бы, беспричинными нервными срывами. Такое случается оттого, что бойцы в основном живут ожиданием, а после ходят рука об руку со смертью.

Продолжая улыбаться и покачивая головой, Сергей шел чуть позади командира и поравнялся с ним, когда они вышли на широкую аллею.