Ладно, завтра с утра поговорю, решил он.

В комнате, невидимые глазу, гнусили несколько комаров. "Спать не дадут", — подумал Грач, накрываясь с головой простыней.

Валентина приоткрыла тяжелые веки, ощутила крепкую хватку на груди и ногах и покачивающие движения собственного тела.

— Не дави так сильно синяки оставишь.

И кто-то ответил:

— Я только придерживаю.

И снова первый голос:

— Вот тут есть шнур от занавески.

— Выдержит?

— Должен.

Над ее головой начала происходить какая-то возня.

— Все, готово. Так, по моей команде. Раз, два, взяли.

Валентина почувствовала, что ее приподняли.

— Чуть на меня… — командовал Костерин.

— Так?

— Ага, правильно. Держи ее, я отпускаю одну руку… Еще чуть вниз. Тихо-тихо, осторожно опускай… Стоп! Ставь ее ногами на край ванны… Все, чу-уть приподними. Сейчас петлю накину… Видишь, она смотрит — отлично, мы успели. Так, перехватываемся. Я беру ее под колени и приподнимаю, ты придерживай за спину, чтобы не завалилась… Так-так, хорошо… Нужно повыше поднять, чтобы удар от веревки был естественным. Держишь?

— Да.

— Отпускаю.

Тело судьи устремилось вниз. В шею что-то с силой ударило. Рот непроизвольно открылся, выпуская наружу язык. Женщина забилась, однако руки держала в стороны, не пытаясь помочь враз онемевшему горлу. Только далеко вывалившийся посиневший язык, казалось, делал отчаянные попытки вклиниться между петлей и шеей.

Она умирала, до окончания агонии оставались считанные мгновения. Из ушей появилась пенистая розовая жидкость. Вот так, наверное, умирала и Света Михайлова, не понимая, за что, за что ее убивают.

Последнее, что ощутила Валентина в своей жизни, — это потеря равновесия. И длился этот миг нескончаемо долго: она искала руками опору, но не находила ее. И падала… набок, вот-вот ожидая удара… Наконец тьма окутала ее окончательно, последней яркой вспышкой полоснуло глаза, и Валентина умерла.

В кабинет Маргелова вошел судмедэксперт Дмитрий Григорян-Сухов, невысокий, полный, с крутыми залысинами.

— О, един в двух лицах! — воскликнул Маргелов и посмотрел на тощую папку в руках эксперта. — А мы так тебя не ждали! Особенно с твоей папкой. Когда я вижу ее у тебя в руках, от меня врассыпную разбегаются мурашки, — он показал палец. — Серьезные такие мурашки, большие.

— А где ваше гостеприимное "здравствуйте"?

— Привет лицу уральско-кавказской национальности, — поздоровался Маргелов.

— Привет лицам просто уральской национальности, — отозвался Григорян и поздоровался за руку сначала с Маргеловым, потом с Апраксиным. — Юра, а я слышал, ты больше не работаешь с моим тезкой.

— Одумался, — отшутился Апраксин.

— Рассказывай, — потребовал Маргелов от Григоряна.

Григорян сел напротив старшего следователя.

— Времени у меня мало, поэтому сразу приступлю к делу.

— Какой темперамент!

Григорян снисходительно оглядел Апраксина и продолжил.

— Со стопроцентной уверенностью я не могу сказать, повесилась ли Ширяева или ей помогли. За последнее говорят следующие вещи. Во-первых, полотенце. Вроде бы ничего особенного, но на нем обнаружена слюна потерпевшей. А во рту у трупа ворсинки с того же полотенца. Можно сделать вывод, что Ширяеву перед смертью придушили.

— Пытали? — спросил Василий.

Иногда преступники предупреждают о своих серьезных намерениях, демонстрируя полную безнаказанность, например, обстреливают здания милиции из гранатометов, взрывают офисы ФСБ и так далее. Маргелова тоже предупредили. Когда утром он вышел из дома, запаркованный неподалеку "шевроле" тронулся с места, и следователь увидел на месте пассажира Станислава Курлычкина. Его взгляд скользнул по лицу Василия, и "киевлянин", отдав распоряжение водителю, устремил свой взор прямо перед собой. В том, что это именно предупреждение, Василий признался себе, когда приехал на работу, а до этого гнал от себя неприятное чувство, пытаясь убедить себя, что испытывает только беспокойство. Но всю дорогу перед глазами стоял образ Валентины, и Маргелов в принципе знал, что с ней произошло несчастье.

Точно так же Курлычкин предупредил Валентину. Следователь припомнил разговор с Ширяевой. "Я и тебя видела на похоронах сына. Почему не подошел?" — "Не знаю… Я не умею сочувствовать". — "Не ври, Вася". И она посмотрела на него так, что он замер под ее взглядом: "Ты видел Курлычкина в машине"

И вот сегодня все повторилось. Чего еще нужно?

"Эх, Валя, Валя", — вздыхал следователь, поднимаясь к себе в кабинет, ощущая дрожь в руках. Еще вчера ему казалось, что все закончилось. Он не верил, что Валентина может еще что-то предпринять против "киевлян", практически на это у нее не было времени; его было мало даже для того, чтобы просто прийти в себя. Она отказалась от борьбы — это без труда читалось в ее глазах; но вот Курлычкин не захотел оставлять женщину безнаказанной.

Без труда, легко Маргелов понял, что ему не то что не по себе, а по-настоящему страшно, когда узнал, что в своей квартире обнаружили труп Валентины Ширяевой. И по-настоящему потряс Николай Михайлов — это произошло во время осмотра места происшествия. "Вчера я видел Валентину Петровну". Михайлов долго не мог ответить на вопрос "при каких обстоятельствах". Он пожимал плечами, поглядывая на часы: торопился на работу. "Она поздоровалась со мной… Потому что до этого мы…" Отец убитой девочки, обвиняемый за нанесение тяжких телесных повреждений Илье Ширяеву, сам пришел дать показания. Которые ничего не дадут следствию. Но хоть что-то. Вот и пойми после этого людей. Все-таки Валентина добилась главного, правда ценой собственной жизни.

— Пытали? — переспросил Маргелов, возвращаясь к разговору с судмедэкспертом.

— Пытали или еще что — выводы делайте сами, — ответил Григорян. — Так, значит, про полотенце я сказал. Второе: на теле, а именно на руках — повыше локтевых сгибов, имеются незначительные синяки. А так все в норме. За исключением того, что подставкой для повешения Ширяевой послужил край ванны. По отношению к петле угол достаточно острый, и тело хотя бы один раз должно было удариться о стеклянную полку, где находятся принадлежности для туалета. Но там все в порядке. И еще: на краю ванны только один четкий отпечаток ног потерпевшей. Хотя, по идее, она несколько раз должна была переступить. Складывается такое впечатление, что полная, до некоторой степени неповоротливая женщина влезла на ванну, стоя к ней спиной. Чтобы удержать равновесие, ей необходимо было расставить ноги достаточно широко, однако отпечатки говорят об обратном: она держала ноги вместе. Причем в таком неудобном положении проделала сложные манипуляции с петлей. И в этом случае отпечаток ее ног должен быть размазан. Не знаю, много это для вас или мало.

— Достаточно, — вздохнул Маргелов. Версия о самоубийстве рухнула, еще не родившись, а един в двух лицах только подтвердил это.

Следователь посмотрел на часы: половина десятого вечера. Он устал; и прикинул, что лучше для стимуляции: сто грамм водки или чашка кофе? Достав из сейфа бутылку "Столичной", следователь секунду подержал ее в руке — теплая, потом развернул на столе промасленную бумагу с остатками пиццы, свежий огурец и пакетик с солью.

Апраксин принял от бывшего начальника бутылку и разлил водку в пластиковые стаканчики. Положил на язык щепотку соли.

"Зачем?" — глазами спросил хозяин кабинета.

— Водка теплая, может не пойти, — пояснил Апраксин. — А соль отбивает тошноту.

— Зачем под руку говоришь? — спросил недовольный Григорян.

Маргелов махнул рукой.

— А ему все равно. Если у него не пойдет, остальных тоже должно вывернуть.

Апраксин уже отдувался, подергивая плечами и энергично пережевывая пиццу.