— …знала, что будет дальше, и не ошиблась. Отец девочки ударил в гроб, и тело Ильи упало на асфальт… И последнее: из машины, остановившейся напротив подъезда, смотрел твой отец. Мы встретились с ним глазами, и он, улыбнувшись, уехал. Вот так, Максим, — все-таки мне нравится твое имя — твой отец рассчитался со мной. Что скажешь?
Максим промолчал.
Ширяева встала.
— В туалет не хочешь? Не стесняйся, я привыкла и умею ухаживать, у меня большой опыт.
Парень покачал головой. Следующий вопрос заставил его надолго задержать взор на лице судьи.
— Расскажи мне о своей матери, — попросила она, снова опускаясь на стул.
— О матери? При чем тут моя мать? Что, она тоже виновата?
— Не думаю. Но это единственный человек, который сможет помочь тебе. Своего отца можешь смело сбросить со счетов.
— Я не знаю, что именно вас интересует. Я даже не смогу точно вспомнить, сколько лет мои родители состоят в разводе. Лет, наверное, шесть-семь.
— Я не буду спрашивать тебя, любишь ли ты свою мать, это видно по твоему голосу, в нем я различаю нежность. Ты часто с ней видишься?
— Хотелось бы чаще, — откровенно признался парень и вздохнул. — Вы хотите встретиться с ней?
— Непременно, — категорично ответила Валентина. — И сообщу, в какое положение попал ее сын. Не беспокойся, я умею не только огорошивать. Конечно, ей придется поволноваться, но без этого не обойтись. Так что, Максим, скоро у меня будут два помощника: ты и твоя мама.
Глядя на парня, ей хотелось отереть с его щеки засохшую грязь. Валентина поднесла к лицу парня носовой платок.
— Плюнь, — попросила она.
— Чего?!
— У тебя грязное лицо, я хочу его вытереть. Пожалуйста, плюнь в платок. А я тем временем расскажу, как ты оказался здесь. Мне кажется, ты забыл, как вышел из дома и тебе на пути встретилась легковая машина.
Максим выполнил просьбу судьи и с бранным словом плюнул в платок.
Валентина вытерла его щеку. Словно любуясь своей работой, отклонилась назад и прищурилась на пленника.
— Вот так гораздо лучше.
— Все-таки вы не своем уме, — повторился парень.
38
Нина Владимировна Клименко пропустила в квартиру мужчину ее лет и, предложив гостю стул, ждала объяснений.
Разведясь с мужем, Нина взяла девичью фамилию, чтобы, кроме сына, ее уже ничто не связывало со Стасом Курлычкиным. Правда, остались воспоминания о тех временах, когда Стас был обыкновенным рабочим на заводе.
Она помнила все: частые пьянки, походы в наркологический диспансер, вызовы врачей на дом, тихое помешательство мужа. Нина жила ожиданием, что в один прекрасный момент Стас свихнется окончательно и ей до конца жизни придется мучаться с ним.
Один раз она ушла от него, казалось, окончательно и бесповоротно. Но вернулась через неделю, обнаружив в квартире жалкую картину: небритого, бледного, больше похожего на покойника, мужа, уснувшего за кухонным столом; на столе бутылки с вином, окурки, зачерствевший хлеб, полупустые консервные банки с килькой; полы грязные, как в подъезде, всюду снуют расхрабрившиеся тараканы; на сковородке битые яйца, давно протухшие — видимо, Стас хотел пожарить яичницу, но либо забыл, либо передумал. Полное безразличие к жизни; нельзя подобрать определение этому пренебрежительному отношению к себе, не говоря уже о семье.
Нина прибралась в квартире, дождалась, когда муж проснется, вызвала такси и отвезла к наркологу. Он полностью восстановился за неделю, а она жила ожиданием очередного запоя. Однако развелась с ним не из-за пьянки — в какой-то степени она привыкла, смирилась, — а потому, что муж, вдруг забыв, кто на протяжении долгих лет вытаскивал его из могилы, откровенно грубо наплевал на нее и ушел из дома.
К тому времени у них появились настоящие деньги, первая машина, трехкомнатная квартира, дорогая мебель. Стас так стремительно взлетел вверх, что удержать его было невозможно. Да и бесполезно. Туда, где теперь он, внезапно переродившись, обитал, нельзя забрать издергавшуюся жену; зато предпринял попытку прихватить сына, и попытка эта оказалась успешной. Нина не знала, остались ли у мужа воспоминания — не о ней, ее образе, но о преданности, заботе; о любви говорить не приходилось. Ей казалось, что она была беременна своим мужем на протяжении многих лет и родила его для другой, отдала совсем в иной мир, а сама осталась одна.
Стас ежемесячно, регулярно передавал ей через сына деньги. Она не отказывалась, но все же ее коробила мысль о том, что деньги, присланные мужем, — не что иное, как плата за успешно проделанную когда-то работу: за то, что она убирала за ним блевотину, возила по врачам, не дала сойти с ума… А может быть, еще больше и страшнее: плата за любовь и преданность.
Нина решила повременить с кофе, вначале нужно узнать причину, по которой появился в ее квартире мужчина, представившийся следователем прокуратуры, поэтому хозяйка молча ожидала, что же последует дальше.
После непродолжительного молчания, мельком показав удостоверение, Маргелов добавил:
— Я работаю следователем в городской прокуратуре. Как давно вы не видели своего сына, Нина Владимировна?
Нина Клименко побледнела. Тут же вспомнился странный телефонный разговор со Стасом: бывший муж отрывисто спрашивал, словно лаял, не у нее ли Максим.
— Что случилось? — спросила она. — Он опять что-нибудь натворил?
Женщина нелегко перенесла весть о том, что ее сына арестовали за изнасилование. Она имела право перенести часть вины за содеянное сыном на его отца, который в буквальном смысле слова переманил сына на свою сторону, или, что более правильно, купил. Но страшнее всего даже не то, что Максим продался, а то, что она не сумела предостеречь его. Значит, и на ней лежит вина за преступление сына. От этого не уйти; и бесполезно "классифицировать", сортируя членов развалившейся семьи: этот прав, этот не очень… Все виноваты.
Перед разводом, еще не подозревая о грядущем предательстве мужа, они всей семьей выбрались на природу: жарили шашлыки, пили сухое красное вино. Стас удивил, сказав о "правиле жизни": белое вино — к рыбе, красное — к мясу. А ведь не так давно пил любое вино, совсем не закусывая. Тогда Нине пришло на ум спросить: а если рыба в томате — например килька, — какое вино к ней подавать, красное или все же придерживаться "правила жизни"? Слава богу, не спросила, помня о взрывном характере мужа, способного вскипеть из-за пустяка. А Стас вдруг вспомнил, что Максима хотели назвать Ярославом…
Вместе они прожили еще около месяца. Стас часто выпивал, об этом свидетельствовал только легкий запах, скорее всего от пива или от незначительной дозы вина. Он ездил на машине, и жена боялась, что он может попасть в неприятности. Но попала сама и надолго. И очень скоро.
— Что он еще натворил? — повторила она вопрос теперь уже усталым голосом. Трудно бороться за сына на расстоянии — на расстоянии с успехом удавалось лишь переживать за него. С ужасом подумала, что с каждым днем тревога становится все меньше, словно тает любовь к сыну.
Маргелову было искренне жаль эту женщину, но ее участие в разработанном Валентиной Ширяевой плане было необходимо, и он поспешил успокоить Нину: для того чтобы чуть позже нанести новый удар.
— Пока ничего определенного сказать не могу, — ответил он.
— Вот как? В таком случае зачем вы вообще пришли?
— А ваш муж когда звонил вам последний раз?
Нина хотела ответить, что не замужем, но переборола в себе это желание.
— Вчера под утро. Вас интересует точное время?
Маргелов кивнул.
Хозяйка уточнила:
— Примерно в четыре десять.
— Можете передать содержание разговора?
— Ну, он спросил, не у меня ли Максим. Я ответила, что нет. Он положил трубку. Вот и все.
— Коротко. Вы не поддерживаете отношений с мужем?
— Я могу не отвечать на этот вопрос.
— Как хотите.