Костерин хмыкнул: "Конечно… Сам-то ты отсидишься в кабинете". Однако по ходу разговора Рожнов образно объяснил, что клиента "выведут на линию огня". Останется только нажать на спусковой крючок.

— Покрутитесь возле дома Саркитова, адрес я дам. Чем работать — вопрос, как мне кажется, не стоит.

— А что у нас в наличии?

— Ничего особенного предложить не могу: "вал" и специальный "Стечкин" на 18 патронов. Хотя пистолет вам вряд ли понадобится. Есть еще варианты, но с ними нам предстоит официальная работа.

Костерин удовлетворенно кивнул: автомат "вал", разработанный под специальный 9-миллиметровый патрон СП-5, очень даже особенное оружие, предназначенное для бесшумной стрельбы. Тимофею этот автомат был хорошо знаком, даже стрелку среднего класса точность стрельбы практически гарантирована; глушение звука выстрела обеспечивается за счет дозвуковой скорости пули плюс специального приспособления. Более бесшумное оружие представить себе сложно.

По идее, для левых заданий проблемы с оружием должен был решать Костерин или его напарник, дабы не засветился на довольно простой операции сам начальник. Но Рожнов не хотел отдавать подчиненным надежный канал с прочными связями; а налаживание другого канала или усложнение прежних посредством третьего лица или посредника, также не сулили ничего хорошего. Хотя в том же Юрьеве в двух-трех точках можно было без труда приобрести практически любое огнестрельное оружие. Рожнов на сто процентов был уверен, что каждый в отряде имеет личное оружие, но доискиваться до истины не собирался.

Костерин еще раз уточнил данные на Саркитова, и они с Рожновым попрощались.

Тимофею хватило одного дня, чтобы изучить место проведения операции. Задание не виделось сложным, как всегда, важен был отход, поэтому время было определено на поздний вечер, когда в огнях сотен машин потеряется та, которую будут разыскивать. Опять же исходя из легкости задания, вряд ли возможна погоня.

Костерин оставил себе "вал", или "винторез", как еще называли этот автомат, передавая товарищу пистолет Стечкина. Тимофей считал, что стрелковым оружием владеет лучше, и автомат в его руках был предпочтительней. Напарник молча согласился.

В комплекте со "Стечкиным" шли два ствола и магазины под девятимиллиметровые патроны "Макарова" и "Парабеллум", но Рожнов оставил их у себя, сохраняя "Стечкин" в базовой, что ли, модификации — под патрон 7,62 миллиметра. В дальнейшем "чистый" комплект стволов мог пригодиться применительно к другому оружию. Практичность Рожнова виделась жадностью последнего. "Как бы не погорел полковник на замене стволов", — думал Костерин.

Они один раз проехали мимо коттеджа Саркитова, расположенного в поселке Кирзавод, чтобы убедиться, что ни во дворе, ни рядом нет запаркованных автомобилей, — следующий заход будет последним.

Поселок находился в черте города, а статус загородного населенного пункта пошел от обилия частных застроек, в основном из облицовочного кирпича.

Двухэтажный дом принадлежал не Саркитову и не мог принадлежать ему: исходя из здравого смысла, учитывая специфику его деятельности, дом был оформлен на сожительницу.

Данные на Саркитова говорили о том, что он редко выезжает из дома, не придерживается системы, срубовую баню, стоящую особняком, топит, когда вздумается. Окна дома зарешечены, входная дверь металлическая, вместо обычного глазка — круглое смотровое окошко; уверенность, с которой Саркитов подходил к оконцу, говорила о крепости и надежности стекла.

Мой дом — моя крепость. Если внутри здания Саркитов был неуязвим, то во дворе становился беспомощным. Так же, наверное, неуверенно чувствовал себя в собственной машине.

Нельзя полностью обезопасить себя, но даже малая часть влияла на всю ситуацию в целом соответственным образом. Это уже сложившаяся психология. Можно окружить себя плотным кольцом телохранителей, однако выстрел кумулятивной гранатой решит все проблемы. Коли тебя заказали, не спасут никакие стены.

В задачи Костерика не входило выманивать клиента из дома. В одиннадцать часов вечера Саркитов откроет дверь, чтобы впустить человека, пришедшего по рекомендации своего знакомого — это именно тот момент, который порадовал Рожнова.

Костерин нажал на кнопку звонка, расположенного рядом с калиткой. Калитка была решетчатой, в человеческий рост, из дома через нее хорошо просматривался небольшой участок улицы и собственно звонивший. Ворота же были массивные, из листового железа, лишь верх венчало ажурное хитросплетение армированных прутков.

Плотные шторы не выдали передвижений хозяина, темным же осталось и смотровое оконце. Но вот оно вспыхнуло светом: открывая дверь, хозяин зажег свет в прихожей.

Саркитов оказался худым, высокого роста, в какой-то степени его облик подходил к образу жизни затворника; его походка показалась Тимофею нервной, тому способствовали два-три взгляда, которыми хозяин окинул двор, и голос, которым тот прикрикнул на овчарку, беснующуюся возле калитки.

Люминесцентная лампа на столбе хорошо освещала все пространство двора, несколько хуже — Костерина, стоящего к калитке вполоборота. Когда хозяин протянул руку к задвижке, Тимофей высвободил из-за спины автомат и быстрым движением просунул массивный ствол между прутьями.

Первые пять-семь пуль прошили Саркитову живот. Его отбросило от калитки, и Костерин, тщательно прицелившись, разрядил магазин, рассчитанный на двадцать патронов, в грудь и голову хозяину.

Попало и собаке, бросившейся на защиту своего хозяина. Она лежала у него в ногах и дергала лапами. Судя по всему, долго не протянет.

Тимофей перебросил автомат через забор и поспешил сесть в машину.

Левый заказ пришелся как нельзя кстати. Костерин поиздержался, купив иномарку, его товарищ также сидел на бобах.

Хорошая работа, платят вовремя, когда совсем прижмет — можно попросить у начальника аванс. Но это касалось только двух человек из группы Шустова.

Часто Костерин думал: насколько больше берет себе Рожнов? Если бы на раздаче стоял Тимофей, половину оставлял бы себе, а другую половину делил между боевиками. Наверное, полковник так и делает.

— Что вы хотите сделать со мной?! — истерично выкрикнул парень.

— Деликатеса из тебя не получится, — спокойно ответила Валентина Ширяева. — Я воспользуюсь рецептом твоего папаши. Вначале я отделю твое мясо от кости, потом проверну через мясорубку. И уж постараюсь продать фарш на рынке твоему отцу. Звучит заманчиво, правда?

Парень был близок к истерике. Эта женщина несла абсолютную чушь, но ему сделалось страшно. Очень страшно. Чем дольше он глядел на Валентину, тем больше убеждался, что она запросто может осуществить свои планы.

Кто она — маньячка, сумасшедшая? И то и другое не сулило ничего хорошего.

Он попробовал освободится от наручников, но те еще крепче сжали его запястья, почти прекращая доступ крови. И ему тотчас захотелось посмотреть на свои обескровленные, посиневшие руки. Отчаянное желание было настолько велико, что он, непостижимо вывернув голову, пытался заглянуть себе за спину.

Вдруг его страх на время отступил, погружая в тревожное состояние, неожиданно он понял, что знает эту женщину, во всяком случае видел ее раньше, слышал ее начальственный голос, не требующий возражений. Кто она? Мысли метались, как ни странно, принося ему все большее облегчение. Нужно только вспомнить ее, вспомнить, и этот кошмар прекратится.

Кто она?.. Мать той сучки, из-за которой он угодил в тюрьму?.. Он ни разу не видел ее, наверное, это она, мстит ему за свою дочь.

— Я знаю, кто вы! — выкрикнул он и неожиданно рассмеялся. — Вы ее мать!

Валентина от этих слов побледнела. Она еще не сняла темных очков, и на ее лице они виделись черным провалом.

Она подошла к парню, вплотную приблизив свое лицо, и раздельно произнесла: