— У одного городского дурачка сестра преставилась. Думали, сам он её и порешил по дури своей. Поймали его за тем, что он плот снаряжал, на который сестру пристроить пытался — простоволосую, в венке из еловых веток, со свечкой в руках. И всё у него не получалось никак пристроить её ладно, постоянно она с плота этого соскользнуть норовила. Пацанва окрестная его застукала и взрослых позвала. Дети этого дурачка боялись до жути — большой, мычит страшно… Так он её и прилаживал, до самого прихода городового.

Платон Агапович опять умолк, но на этот раз Титов проявил терпение и без сторонних напоминаний. Ясно, почему старик заговорил: выходило буквально один в один нынешние три трупа.

— Да. Только вот дурачок тот не виноват оказался, с сердцем сестре его плохо стало. Больная она была, как и братец. Только он рассудком, а девка — эвона как. А он её так похоронить хотел. Доктор, что его осматривал, говорил, дескать, хорошо он ей решил сделать, помочь. Воду она, дескать, любила, и всё повторяла, что русалкой бы стать хотела — у них ни хлопот, ни забот, ни болезней. Только грех на душу взять не смогла, Бога побоялась. Такая вот история.

— А родня у них какая-нибудь осталась? — осторожно спросил поручик.

— Двое их было, сирот. Дурачок тот, Остапом звали, потом при больничке жил. Жалели его, кормили, а он помогал по мере сил. Безобидный был, тихий, но сильный как вол. Да и сестру свою пережил всего на три года, отмучился. И то доктора дивились, что он вообще до таких лет дотянул.

— А где они жили, помните?

— Отчего же не помнить? — старик вскинул брови, не отрывая взгляда от своих карт. — На Новособорной, у самой железки их хибара была. Да только её уж, поди, с землёй сровняли давно… Кожины их фамилия была, ежели спрашивать станете.

— Станем, — кивнул Натан и тепло, от души, добавил: — Спасибо, Платон Агапыч, очень выручили. Мы бы так и плавали, если бы не вы.

— Общее дело делаем, — назидательно проговорил тот, но видно было, старику очень приятно оказаться полезным.

— Элеонора Карловна, пожалуйста, узнайте, есть ли у нас в архивах то дело, и запросите выписки, кто проживал в окрестностях. Ну что, Брамс, едем? — подорвался с места Титов.

— На «Взлёт»? — она вопросительно вскинула брови.

— «Взлёт» подождёт, у нас с вами есть дело поинтереснее. На Новособорную.

— Погодите, так ведь Платон Агапович сказал, что все уже умерли и дома того нет? — нахмурилась Брамс, в коридоре привычно подцепляя поручика под локоть.

— Дома нет, а люди остались, — отмахнулся он. — Вот вам самой не кажется подозрительным подобное совпадение? Тридцать лет назад городской дурачок пытался похоронить так свою сестру, а теперь вдруг кто-то повторяет тот ритуал в точности.

— Ну, по теории вероятности возможны любые совпадения, — задумчиво пробормотала Аэлита. — Но скорее убийца просто в курсе той истории.

— Точно! — удовлетворённо кивнул Натан. — Либо слышал о ней, либо и сам был свидетелем. И я бы поставил на последнее.

— Потому что очень точное повторение? — полюбопытствовала девушка.

— И это тоже. Но главное, рассказанные истории не так запоминаются, как те, которые произошли рядом. Это ведь случилось больше тридцати лет назад, но так запомнилось, что сейчас он в мельчайших чертах воспроизвёл именно ту картинку. А он ведь наверняка и книги читал, и вообще как-то жил, но почему-то после убийства вспомнил дурачка с его сестрой. Впрочем, я не утверждаю, что он не мог углядеть это, скажем, в газетах и по некой причине крепко запомнить. Нашему убийце вполне может быть и пятьдесят, и шестьдесят лет, однако… Если я что-то понимаю в людях, то злодей был среди мальчишек, которые обнаружили этого дурачка. Сильный страх, яркое впечатление детства, прекрасно объясняет, почему убийца столь крепко запомнил всё это и воспроизвёл теперь. Но, конечно, упираться в эту версию мы не станем, проверим всё. И начнём с разговора с местными, это в любом случае нелишне.

— Наверное, — не стала спорить Брамс. — Только… вы не будете возражать, если мы по дороге заглянем в пару лавок? А то ведь у меня даже зубного порошка нет, и смены одежды тем более.

— Погодите, какой ещё смены одежды? — растерялся Титов. — Зачем она вам?

— Ну, к родителям я ехать не хочу, поживу пока с вами, — невозмутимо пожала плечами вещевичка.

Поручик остолбенел от такого ответа и некоторое время пытался найти слова. Упирать на неприличие подобного решения, очевидно, не стоило: такое утверждение не возымело бы на упрямую девицу никакого действия, тем более формально всё было не столь уж губительно для репутации девушки, в доме ведь почти неотлучно находилась хозяйка.

Да и вообще, Титов не имел ничего против компании Брамс, но способ, которым та решила начать новую, самостоятельную, жизнь мужчине откровенно претил.

— Может быть, проще забрать ваши вещи, чем покупать всё новое? — осторожно предложил он наконец.

— Я не хочу туда заходить, — рассеянно повела плечами Аэлита. — Мать наверняка дома.

— Думаю, вам всё же стоит с ней объясниться. Подобный молчаливый уход лишь всё ухудшит.

— Что ухудшит? Я просто не желаю с ней разговаривать, что изменится теперь? — отмахнулась девушка.

— Брамс, она ваша мать, она о вас беспокоится и заслуживает хотя бы объяснений, чем именно так вас обидела. Вчерашнего демарша было более чем достаточно для демонстрации характера, — чуть поморщился Титов.

— Не хочу, — упёрлась вещевичка. — И вообще, я вот вас не поучаю, как именно общаться с вашими родителями!

— Это было бы затруднительно, потому что они давно умерли, — хмыкнул мужчина.

Аэлита осеклась, но потом недовольно нахмурилась и проговорила:

— Ну и тем более!

Несколько секунд, пока Брамс натягивала краги, они молчали. Натан чувствовал, что разговор зашёл в тупик: девушка, даже если понимала его правоту, попросту упёрлась рогом, и переубедить её добром не представлялось возможным.

— В общем, так, — наконец твёрдо проговорил поручик. — Вы хотите, чтобы я помог вам остаться в сыске и освоиться здесь? Тогда делайте, что говорят.

— Так нечестно! — рыжие брови гневно сошлись на переносице, и Брамс опять грозно подбоченилась. Натан едва поборол улыбку при виде такой картины. — Вы пользуетесь собственным служебным положением. Это шантаж!

— Да, — со смешком кивнул мужчина. — Он самый. Ну а как с вами еще быть, если вы не желаете слушаться по-хорошему?

— Я не собираюсь никого слушаться! Я, в конце концов, взрослая! — проворчала девушка.

— В таком случае, мы зашли в тупик, — развёл руками Титов. — Вы желаете моей помощи, но отчаянно ей сопротивляетесь, категорически отказываясь следовать советам. Не видите здесь логического противоречия?

Брамс заметно стушевалась, отвела взгляд и закусила губу, но теперь угрюмо скрестила руки на груди, явно не желая просто так признавать свою неправоту.

— Ну полно вам, Аэлита Львовна. Почему вы боитесь поговорить с ней? Не съест же она вас, в самом деле! — мягко заметил поручик.

— Я не боюсь. Я не хочу, — хмуро отозвалась Брамс, а потом вдруг нервно всплеснула руками: — Ну что вы мне, драться с ней предлагаете, если она меня запереть попытается? А она уже пыталась. Это вам легко, вы мужчина, вон какой здоровый, кто вам что поперёк скажет! — пылая лихорадочными алыми пятнами на щеках и, кажется, чуть не плача, она яростно хлопнула поручика ладонями по груди и резко отвернулась, зябко обхватив себя руками.

Натан глубоко вздохнул. Пару мгновений боролся с желанием обнять девушку, но проиграл. Тихо приблизился, обхватил свободной ладонью её плечо и всё же сумел не прижать крепче. Брамс вздрогнула от неожиданного прикосновения, но не отстранилась. А через мгновение плечи её поникли, и Аэлита прислонилась лопатками к груди мужчины, щекоча растрёпанными кудряшками его подбородок.

— Хотите, я пойду с вами? — всё же предложил Титов, даже понимая, что поступает неверно и вмешательством этим рискует навлечь новые проблемы и на себя, и на вещевичку. Он не верил, что всё там настолько трагично и что мать девушки действительно столь сильно застряла в позапрошлом ещё веке, но отказать Аэлите в помощи просто не мог. — Не станет же она при посторонних скандалить.