По дороге в Суздаль.

Наконец, день отъезда наступил: дядя Толя, Сергей, Степан и я при помощи насельников монастыря снаряжали коней для поездки и укладывали необходимые вещи. Вокруг суетились почти все дети из приюта: укладывали и перекладывали грузы, подносили упряжь, пытались накормить коней свежим клевером, раскладывали по сумкам продукты и одежду. Отдельно Анатолий Дмитриевич наставлял «старшаков» из приюта, на которых на эти три дня возлагалась забота о конюшне.

Шли мы одвуконь, каждый час останавливаясь для проверки упряжи и чтобы размять ноги. Мы ехали между трассой, уходившей от Владимира на север, и Нерлью, и периодически, когда поднимались на пригорки, справа наблюдали заросли или извивы реки, а слева – мчащиеся машины. Небольшие облака изредка закрывали солнце, пели птицы и жужжали мухи, слабый ветер покачивал деревья. Зеленели поля молодыми всходами, на многих работали люди и техника, яркими пятнами выделяясь на зелёном фоне. Деревни, посёлки и небольшие городки или жались к реке, или лезли вверх по склонам к блестевшим куполами церквям.

– Смотрите, пацаны, это и есть самое сердце Руси – суздальское ополье – дядя Толя привстал на стременах и по-хозяйски обвёл рукой вокруг. – Здесь ковалась наша нация, здесь ковался русский характер. Полторы тысячи лет назад сюда пришли наши предки, веками они распахивали и защищали эти земли, поливая их потом и кровью, строили дома и церкви, растили детей. За эти сёла и храмы сейчас бьются наши солдаты в ограниченных пограничных конфликтах – ну, обычно коротко ОПК называют.

Мы согласно кивали; от открывавшихся просторов захватывало дух, хотелось пустить коня во весь опор, чтобы деревья, росшие изредка вдоль просёлочной дороги, мелькали, а ветер развевал волосы.

Суздаль.

Купола Суздаля показались ещё издалека и кони невольно прибавили ход. Мы проехали через центр города, затем по небольшому мосту, и двинулись вдоль берега Каменки до Покровского монастыря – рядом с ним, в излучине Каменки и располагался лагерь фестиваля. Напротив, на другом берегу реки, на яру высились стены и башни Спасо-Евфимьева монастыря. Лагерь белел палатками, пах дымом костров, стучал молотками и топорами, шумел криками и смехом детей. Мы остановились на краю лагеря, Анатолий Дмитриевич отлучился, а когда вернулся, уверенно повёл нас по «улицам» лагеря к месту, где нам предстояло установить свою палатку.

Скоро к нам подошло несколько человек – команда реконструкторов из Тульской области, чтобы временно забрать часть наших коней. Уже завтра тулякам предстояло выступать на соревнованиях на наших конях, и они хотели примерить свои сёдла и дать лошадям время привыкнуть к новым седокам. Туляки придирчиво осмотрели коней и нашу упряжь, удовлетворённо поцокали языками, а уходя, кивнули в нашу сторону: – Достойную гвардию вырастил Анатолий Дмитриевич, удачи вам на ристалище.

Мы слаженно кивнули в ответ, и занялись установкой большой палатки из белой ткани, на тенте которой были нарисованы гербы Боголюбова – храм Покрова на Нерли на голубом фоне. Дальше начали готовить обед. Ну, как готовить. Готовкой рулил Степан, а мы, даже дядя Толя, ему только помогали. Еда у Степана, как и всегда, получилась на славу, мы плотно потрапезничали и дядя Толя разрешил нам прогуляться по лагерю, а сам остался у палатки, чтобы разобрать снаряжение.

Лагерь быстро рос – команды, прибывавшие на фестиваль, устанавливали палатки, а иногда и отгораживали зону для нескольких палаток, у речки дымили костры, повсюду строились киоски и навесы. В центре, где завтра будут проходить соревнования, вбивали колья и натягивали верёвки, обозначающие коридоры для джигитовки. Ближе к реке уже были установлены соломенные щиты для стрельбы из луков. Помост сцены белел свежими досками и расположившийся на нём одинокий музыкант задумчиво перебирал струны гуслей и речитативом пересказывал «Слово о полку Игореве». Вдоль стен Покровского монастыря располагались навесы и киоски – там уже вовсю рисовали и лепили из глины, позвякивали молоточки ювелиров и блестели металлом и стеклом сувениры.

За два часа я успел осмотреть весь лагерь и познакомиться со многими детьми, которые приехали на фестиваль. Гурьбой мы пронеслись по лагерю, успев полепить из глины, посвистеть в свистульки, поучиться писать гусиным пером, покачаться на качелях, полюбоваться на сувениры в торговом ряду. Собравшись на берегу реки, мы стали в кострах разогревать камешки, а затем, подхватывая их железной ложкой, быстро относили к реке и бросали в воду – шипение и пузырьки с паром вызывали общий восторг. Ребята сказали, что на противоположном берегу есть семейство бобров – их никто не видел, но они обгрызли деревья и можно сбегать туда и набрать щепочек. Но этот дерзкий план был сорван взрослыми – уже темнело и нас быстро разогнали. Я вернулся к своей палатке, мы с дядей Толей дождались возвращения Сергея и Степана, поужинали остатками обеда и стали укладываться спать.

Я, хотя и набегался за день, уснул не сразу – я был переполнен впечатлениями и множеством открытий. К тому же, лагерь хотя и затих, но угомонился не до конца, рядом проезжали машины, да и жилые дома, находившиеся неподалёку, тоже создавали шум. Постепенно погружаясь в сон, я подумал, что завтра обязательно нужно сбегать к бобрам и проверить, на самом ли деле у них плоские хвосты. И опять я «поймал» то состояние, в котором переходил на «зелёное зрение». Я увидел большие зеленоватые коконы рядом собой – это спали дядя Толя, Сергей и Степан. Мне казалось, что я вижу лагерь с небольшой высоты – зеленоватые пятна от тех, кто находились ближе, были больше, кто дальше – воспринимались как маленькие точки. Кто-то ещё не угомонился и гулял по лагерю, многие сидели у костров или на берегу реки. А дальше, за речкой, под крутым берегом горели три неяркие желто-коричневые пятнышка: – Вот они, бобры – восхитился я.

Проснулся я ранним утром под звон колоколов, которые, казалось, звучали со всех сторон – утро субботы наполнено в Суздале малиновым колокольным звоном со множества его колоколен. Матушка игуменья говорила, что лучшими в России считаются ростовские звоны, но и суздальские – хороши. Днём, когда мы приехали, колокола тоже было слышно, но шум лагеря, ржание коней и гудки машин скрадывали звуки. А сейчас, ранним утром, ничто не мешало звуку плыть над рекой и просыпающимся лагерем.

После завтрака я суетился, стараясь помочь Анатолию Дмитриевичу, Сергею и Степану облачиться в доспехи. Кольчуги и шлемы, преобразили их, и, придерживая мечи и ведя в поводу коней, мы двинулись в центр лагеря. Я заботливо держал в руках кувшин с водой и чистые полотенца – в доспехах было жарко, кольчуги в промежутках между поединками снимали, и полотенца были нужны, чтобы вытирать пот, пока была возможность отдохнуть.

В разных местах ристалища шли сражения мечников и копейщиков, всадники скакали по длинным коридорам между вешками, на ходу рубя лозу и кочаны капусты.

Дядя Толя повёл Сергея и Степана на поле, где сражались мечники. Посмотрев на их первые бои, я во время паузы отпросился сбегать пострелять из лука и обрадовался, когда оказалось, что очереди там не было – для лучников оборудовали шесть секторов для стрельбы и лишь два из них были заняты.

Один из распорядителей протянул мне лук: – Постреляешь?

Я согласно кивнул и махнул рукой в сторону стола, на котором были уложены луки: – Мне вот тот, побольше. И стрелы побольше.

– О, как! – широко улыбнулся инструктор, но возражать не стал, протянув мне лук – и сыра ему побольше, и котлет побольше ⃰.

Я не понял, о каких сыре и котлетах шла речь, и какое отношение к ним имеют лук и стелы, но возражать не стал: взрослые вообще часто употребляли фразы, которые я не до конца понимал, но спрашивать сейчас у незнакомого, что он имел в виду, я не стал – дал лук, и ладно.

Из котомки я достал костяной щиток и стал прилаживать его на правое запястье.