– Ну, как дети, ей Богу, – немного по-стариковски побурчал на подчинённых генерал Юрий Андреевич Гущин: – Ладно, матросы – у кого-то присяга, кому-то со знаменем прощаться, многим медали дадут. Всем хочется на память хорошие фотографии получить – пусть и с синими носами, но в красивой парадке. Но офицеры-то тоже все решили пофорсить и, не смотря на промозглый сырой ветер, вышли на построение в фуражках и белых перчатках.
Но это бурчание было добрым – вот из таких маленьких штрихов поведения и складывается любовь к форме и бригаде, уважение к армии и стране, верность традициям.
– Как там батя мне говорил, подумал генерал: – Дрожать – дрожи, но авторитет – держи! Ну, вообще-то отец имел в виду дрожание не от мороза, а от страха. Но батькина мудрость – она на любой случай подойдёт.
Знамёна между тем внесли, и знамённая группа заняла место неподалеку от трибуны.
– Этот день – особенный для каждого морпеха! – начал свою речь генерал-майор: – Со времён Петра Великого, который и установил этот праздник, в этот день мы вспоминаем своих предшественников и клянёмся им, что не посрамим чести и славы морской пехоты. С праздником, боевые товарищи! За Россию, государя-императора, армию, флот, морскую пехоту, наше троекратное гвардейское «Ура!»!
Троекратно прокатился по плацу крик, выждав пару секунд, генерал Гущин продолжил: – Традиционно в этот день мы подводим итоги года и ставим задачи на следующий. Но в этом году я не буду докладывать о состоянии дел в полку и о вашей боевой службе – лучше любого доклада говорят награды, которые государь присвоил офицерам и матросам бригады как за боевые заслуги, так и за отличия в обучении подчинённых и различные виды обеспечения. Прошу зачитать указы о награждении, – с этими словами генерал бодро спустился с трибуны и зашагал на середину плаца, а его место у микрофона занял порученец.
– Указом его императорского величества…
Орденов в самом деле было много, Юрий Андреевич смотрел на красные коробочки, в которых блестели объёмные профили Ушакова, Жукова, Нахимова, матово серебрились Георгиевские кресты и ордена Мужества; отдельно, у самого края стола, лежали два ордена Суворова. Комбриг радовался за офицеров, особенно тех, кто получив очередной орден становился потомственным дворянином, а значит, судьба его жён и детей будет устроена в любом случае: Наградная комиссия и Дворянские собрания пристально следят, чтобы семьи героев, даже в случае гибели кормильца, могли поддерживать свой статус. Да и император про семьи орденоносцев не забывает.
Вручая награды, генерал Гущин торопился и изредка посматривал на небо, опасаясь дождя: он потому и свою речь сделал максимально краткой, так как боялся, что дождь загонит бригаду с плаца в актовый зал – низкие тучи хотя и не походили на дождевые, но Балтика есть Балтика – здесь и без тучи дождь пойти может. Закончив вручение орденов, он дал команду провести вручение медалей в батальонах, а сам направился в первый батальон.
Подождав, пока начальник штаба бригады проведёт награждение, он обратился к строю: – Два дня назад я был в Санкт-Петербурге, где в академии флота ваш бывший комбат получил заслуженную награду – орден Ушакова второй степени. Он успешно осваивает программу учёбы, и надеется через три года вновь встать в строй бригады и передаёт вам всем привет.
Строй захлопал.
– Также сообщаю, что комроты-раз успешно прошёл реабилитацию после ранения, побывал в санатории, сейчас у него завершается отпуск и вскоре он вернётся в бригаду, уже на должность комбата. За мужество, героизм и умелую организацию действий роты при штурме вражеского опорника он награждён орденом Ушакова третьей степени. Думаю, никому из вас не нужно говорить, насколько большое символическое значение имеет для него эта награда.
Строй вновь зааплодировал.
Комбриг возвратился на трибуну; дождавшись, когда последние столы после награждения будут убраны с плаца, он провозгласил: – Увольняемым в запас выйти из строя на десять шагов! Молодому пополнению выйти из строя на пять шагов! К церемонии передачи оружия приступить.
Смотря на чёткие действия матросов, комбриг ещё раз мысленно поблагодарил начальника штаба, на плечах которого лежала организация мероприятия. Дальше должно быть попроще – прощание со знаменем увольняемых и приведение к присяге молодого пополнения.
Владимир. Лицей.
– Ты что, с Гефтом подружился? – Светка, соседка по парте, брезгливо скривила губы.
Я слегка кивнул, но ничего ответить не успел – она продолжила: – Ой, дурак! Меня тут, кстати, Оксанка попросила помочь ей по математике, я уже подходила к классной, она разрешила к ней пересесть…
Светка подхватила свой рюкзак и сместилась в конец класса.
То, что не только она не одобрила моей дружбы или, может, просто доброго знакомства с Гефтом, я понял уже к концу занятий. Когда у меня в руках оказалось три вызова на дуэль. Я как-то и отвык от дуэлей за последнее время – убедившись, что я «крепкий орешек», вызовы мне делать перестали. А тут такое. А на следующий день вызовов было уже четыре.
Но этот день поразил меня и ещё одним событием – на перемене ко мне за парту подсел одноклассник Борис Кошечкин: – Три минуты у тебя найдётся?
Я с удивлением кивнул головой – последнюю пару дней контактов с одноклассниками, да и в целом с лицеистами у меня стало гораздо меньше.
– У меня проблемы с учёбой, не вытягиваю. У тебя место соседа освободилось, я бы к тебе пересел, а ты хотя бы двадцать-тридцать минут в день: на перерывах там, по пути в столовую, спортзал меня бы немного подтягивал, ну, и домашку смотрел перед уроками…
– А ты вообще в курсе, с чего Светка от меня пересела?
– Насчёт Гефта-то? В курсе… никогда шакалов не уважал, так что пусть разбегаются.
Так у меня появился новый сосед по парте.
Среда вновь принесла мне четыре красных карточки, а вот четверг – уже пять. Мало кто мог долго против меня продержаться, так как уровень борьбы среди ровесников, по сравнению со мной, был если не откровенно слаб, то значительно ниже. Вот если бы вызовы были от пацанов на пару лет старше, то победить их, особенно с учётом того, что дуэли следуют одна за другой, было бы сложно. Но для «старших» существовало ограничение: они должны были объяснять причину, по которой вызывают младшего по возрасту. Так что ровесников я побью, но пять дуэлей это минимум час и времени было откровенно жалко. Я ломал голову над тем, как отвадить дуэлянтов. И придумал. Когда четверговая серия поединков завершилась пятью победами, я попросил трибуны минуту помолчать: – С завтрашнего дня я буду заниматься художественной росписью лиц соперников – вначале набивать им синяки и бланши, а уже затем побеждать, чтобы дуэлянты хотя бы пару дней освещали город и лицей. А самым наглым я буду из лиц делать котлеты – тут уж, как получится – кому-то киевскую, кому-то пожарскую, а кому-то просто обивную.
То, что до лицеистов не дошло, я понял уже утром следующего дня, получив два красных квадрата. К обеду их было четыре, а к концу уроков пять, как и накануне. Так что, выйдя на манеж спортзала, я был полон решимости опубликовать на лицах своих соперников объявления о плачевных последствиях размахивания красными карточками у меня перед носом.
Первый противник был примерно моего роста и сложения. И соответственно, имел такую же длину рук, как и у меня. Работаю на скорости, спасибо братьям Окиновым. Бью по локтю, ещё раз, он приоткрывается, и я наношу удар по скуле. По другой, под глаз, пару раз по корпусу, так как он переместил руки, чтобы прикрыть лицо. Ещё по рёбрам, ещё раз. Его руки идут вниз, чтобы закрыть корпус, а я, воспользовавшись этим, несильно ударяю его по губам. Под глаз. Ещё раз по губам. Он дернулся и удар получился сильнее, брызнула кровь. Препод выбрасывает красный флажок. Прохаживаюсь, выравнивая дыхание.
Второй соперник был повыше ростом, но схему борьбы с ним я избрал ту же. С ним получилось даже лучше. Прикрывался он хуже, дрался не очень умело, так что я не спеша ставил ему фингалы и занимался художественной пластикой губ, только вместо силикона раскачивал их его кровью. Я видел, что он разозлился и всё больше путался. Когда я посчитал свою задачу выполненной, просто свалил его сильным ударом.