– И что теперь? Надо принести какую-то клятву перед Системой? Пролить свою кровь?
– Что за дикие представления о нас? – скривился Игош. – Твоего намерения вполне достаточно. А когда ты пройдешь процесс Осведомления, то все остальное не будет иметь значения. Мы, кстати, уже можем идти. Нас ждут.
В сопровождении Игоша и Лунгер мы вновь отправились к библиотеке. Я все не мог привыкнуть, что хорулы все знали наперед. По словам Игоша, Дмитрий уже получил необходимое разрешение от Совета и занимался приготовлениями к процессу Осведомления.
– Только хочу предупредить. Все действо довольно затратно по использованию энергии. Поэтому сразу пропустить вас двоих через машину Хроноса мы не сможем. Только одного.
– Сначала меня, – сказал я, даже не посмотрев на Рис.
Нет, мама, конечно, учила меня уступать девочкам и все такое. Но сейчас был явно не тот случай. Да и молчание Рис только подтвердило, что выбор я сделал правильный.
– Конечно, – сказал Игош, нисколько не сомневаясь в моем ответе. Скажем так, его вопрос был скорее риторический.
Хорул, не доходя до центральных дверей библиотеки шагов двадцать, принялся ее обходить, пока мы не добрались до прохода, по всей видимости, ведущего в подвал. Здесь нас встретил Игрок в мантии, который чуть поклонился Игошу, обвел нас взглядом и добавил.
– Все уже готово.
– Замечательно, – ответил мой личный проводник и, махнув рукой, стал спускаться вниз.
Это было настоящее подземелье. Старое, древнее. Стены обложены камнем, проходы укреплены толстыми балками. Интересно другое. Зачем помещать все сюда? Не легче разместить эту самую машину, ну, или как там выглядит подобное изобретение – снаружи?
– Хронос создал Осведомитель очень давно. Когда еще центральные миры были лишь на зачаточном этапе развития. Построил в ущелье. Со временем Осведомитель был погребен при очередном оползне.
– Я думал, что вы все предсказываете, – ввернул я шпильку.
– Конечно. Поэтому мы лишь обнесли его стенами и крепкой крышей. Хронос был очень талантливый изобретатель, но плохо ладил с Игроками. Он не понимал, что подобное нельзя оставлять на виду. Это сейчас здесь тихо, но когда-то и Архейт подвергался набегам.
– И вы построили сверху библиотеку?
– Хочешь что-нибудь спрятать – положи на самое видное место. Когда сюда прибудут чужаки и перебьют нас, они не найдут ничего.
– Ты хотел сказать если? – поправил я.
Игош обернулся, но ни слова не произнес. И от этого мне стало совсем не по себе. Что страшнее, предопределенность или неизвестность? Знание, когда ты умрешь или наличие десятков вопросов, что гложут и не дают жить спокойно? Собственно, для себя я выбор сделал.
Сначала мне было не вполне понятно, где же находится это самое великое изобретение Хроноса. Но оглядевшись чуть получше, я понял, что вся комната и есть переплетение проводов, круглых пластин, по всей видимости, серебра, пропускающих электрические разряды, электродов, опущенных в жидкость. Все эти разнородные, на первый взгляд, предметы и были той самой машиной.
Самым интересным оказалось нечто в середине. «Зажатое» щупами, в воздухе колебалось сине-сиреневое облако. Будто кусок тумана или клочок тучи, сконцентрированный, окращенный и живущий сам по себе. Вокруг него, на небольших постаментах, была щедро рассыпана пыль. Поодаль стоял Дмитрий вместе с еще несколькими хорулами.
– Что мне надо делать, – спросил я Игоша.
– Сесть туда.
Он указал на массивный стул, прикрученный к полу. К подлокотникам и ножкам крепились широкие кожаные ремни. К слову, они не выглядели потрепанными. Да, и сам стул был явно не таким уж древним. Скорее всего, его пару сотню лет назад заменили.
Меня, конечно, немного покоробили эти ремни. Как и всякого человека, свободу которого ограничивают. И разноцветное облако это, что не могло зафиксироваться, тоже слегка напрягало. Интересно, это все, что осталось от Хроноса? И как он смог сделать собственную выжимку? Или я просто надумал и это своего рода расщепленное Сердце. Черт его знает.
Как бы то ни было, я подошел к стулу и сел. Приблизившиеся, хорулы стянули мои руки и ноги ремнями, а Игош протянул кляп.
– Сначала будет больно, а потом неприятно. Чтобы не откусить язык, лучше взять это в рот.
– Разговоров, что вы посадите меня на электрический стул, не было, – улыбнулся я.
Хотя ляпнул больше для храбрости, потому что трясло меня здорово. Было очень страшно. Но цель должна была оправдать средства. Я обязан был все увидеть.
Игош отошел и кивнул кому-то за моей спиной. Рис стояла белее мела, почему-то вытащив посох. Я покачал головой, показывая ей, что не стоит делать глупостей. А потом боль сковала все мышцы.
Самое забавное, я почти оказался прав. Это было действительно похоже на то, как если бы через меня пропускали электричество. Но, если честно, эта боль по сравнению с той, что я испытал в Яме, была детскими забавами. Тем более, что продолжалась она совсем недолго. В какой-то момент меня вдруг подхватило и куда-то выбросило.
***
Во рту стоит дешевый вкус резиновой соски, которую маме принесла бабушка. Они долго о чем-то спорили, потом кипятили ее и дали мне. Десны жгло и саднило от прорезающихся зубов, поэтому я с удовольствием схватил эту соску. Мама удивляется, а бабушка смеется.
***
Мишка, мой лучший друг в детском саду. Мы живем с ним через дом. Но во дворе гуляем порознь, а играем только в садике. Вот он бежит за мной, чтобы осалить, толкает, и я неудачно падаю. Раздается странный хруст, будто велосипед наехал на сухую ветку. Руку обжигает болью. Перед глазами вырастает испуганное лицо воспитательницы. Она говорит что-то успокаивающее. А я знаю, что с Мишкой больше никогда водиться не буду.
***
Отец приходит раньше обычного. И не один. Он что-то говорит маме про какой-то «бартер», про «выгодный курс». Из-за спины выглядывают сестры. Маленькая Даша жмется к Лильке. А та насторожена и молчалива. Впрочем, как и всегда. Наконец отец заносит картонные коробки. И говорит, что теперь у нас есть компьютер. Мои глаза блестят от восторга. У Семена Соколова такой же. И он даже давал поиграть мне пять минут в «Принца Персии». А теперь у нас свой компьютер.
– Не больше получаса в день, – сразу предупреждает отец, – я слышал, там даже программа есть специальная. В ней рисовать можно.
***
Новый силиконовый чехол пахнет одурманивающе. Я с трудом натягиваю его на Nokia3310. Мой первый телефон. Подарок родителей на день рождения. Хотя отец и ворчит по поводу дорогих подарков, считает, что они меня балуют. Но конкретно в данный момент я счастлив. Теперь я совсем взрослый.
***
Я сижу на диване в квартире бабушки. Отец талдычит про ответственность, про жизнь, которую необходимо строить, про стартовую точку. А мне очень грустно. Бабушка умерла так же, как и жила. Тихо, почти незаметно. Я только теперь понимаю, как любил ее. Понимаю, как сильно мне ее не хватает. И оставленная мне в наследство квартира не несет никакой радости.
***
Я лежу на полу и смотрю в потолок. После первого рабочего дня спина деревянная. Меня угнетает контингент на новой работе, психованный завскладом, не дающий передохнуть и то, что приходится довольно далеко ехать. Но я вспоминаю ругань отца и усмехаюсь. Кряхтя, поднимаюсь на ноги, и иду варить макароны.
***
Преодолевая боль и прикусывая губу, я опираюсь о стылую землю, а после встаю на ноги. Противник хлопает рукой по дымящемуся капюшону, поэтому пропускает мой удар. Он падает, а после раздается неприятный хруст. Вот теперь могу точно это сказать. Он проломил голову при падении.
– С ним все в порядке? – спрашивает мой маленький сосед.
***
Будущее расслаивается множеством линий. Во всех я умираю. Молодым, спустя всего пару недель, где-то прожившим чуть более года. И всегда насильственной смертью. Проживая разные жизни и иногда повторяя свою судьбу. Сначала линий десятки, потом сотни, потом тысячи. Большинство отпадают почти сразу, как наименее вероятные. Некоторые прорисовываются толще других. Так случается до тех пор, пока я не выхватываю одну. Ту, в которой вижу его. И вот тогда меня выкидывает. Возвращает обратно.
