Но нет, они расположились в предгорье, у входа в наши неприступные твердыни.

Еще минута бешеной скачки - и передо мной вырисовались фигуры сторожевых федаев, окружавших лагерь.

Они услышали топот и стояли с копьями в руках, ожидая моего приближения.

И вот, в полумраке показалась перед ними фигура всадника, похожего скорее на дух, вырвавшийся из ада, чем на живого человека…

Костер был разложен на самой середине узкой дороги, ограниченной с одной стороны бездонной пропастью, а с другой - высокой, отвесной скалой.

Проход передо мной был прегражден, но я не мог раздумывать: я сжал ногами бока коня, мой меч скользнул по его боку… Я натянул поводья - и мой конь гигантским прыжком перенесся и через пылавший костер, и через выстроившихся в ряд стражей…

Копье скользнуло по моей руке, позади меня раздался крик изумленных, перепуганных воинов, - но я снова мчался уже вперед, скрываясь в непроглядном мраке, развертывавшемся передо мной.

Если б теперь я, когда из самого разгара кровопролитной сечи меня невредимым вывела чья-то охраняющая рука, - если б теперь я возвратился в крепость и, с поднятым, окровавленным, победоносным мечом в руке, приказал бы следовать за собой - то, вероятно, пораженные федаи последовали бы за тем, кого в их глазах хитрый Мегди сумел выставить изменником и похитителем имени Измаила…

Но я не думал об этом: одна мысль и одно желание владели мною и удесятеряли мои силы: я жаждал настигнуть Агнессу, захватить ее, но не для того, чтоб пасть пред ней на колена или прижать ее к своей груди…

Нет!.. Если б я настиг ее в эту минуту, то меч мой поразил бы ее так же, как поражал он без пощады и сострадания толпы возмутившихся передо мной федаев…

Кто был виновнее?..

Они ли или она?..

Они повиновались мне слепо, пока верили мне. Они восстали против меня, когда их убедили в том, что дерзкий похититель явился им под именем Измаила…

В чем же состояла их вина?..

В легковерии?..

Но не тем же ли легковерием объяснялась и их слепая преданность своим властителям?..

Но Агнесса!..

О, при одном воспоминании о ней жаждой мести закипала моя душа…

Ничей другой образ никогда не жил в моей душе и не заставлял сладостно замирать моего сердца! Я слышал от нее слова любви, я считал ее возвращенной мне, я верил, что потерянное вновь пришло, - и вдруг вместо истины я вижу ложь!

Уже светлело темное небо и блекли уже яркие звезды, когда в полупрозрачном свете вырисовались передо мной тени лагеря крестоносцев и остроконечные верхушки их палаток.

Конь мой уже спотыкался от усталости, но я, зажав в руке обнаженный меч, все сильнее и сильнее сжимал ногами его бока и понуждал его к дальнейшему бегу.

Мне виднелся уже впереди приют дорогой и в одно и то же время ненавистной мне беглянки. Меньше стадии отделяло теперь меня от нее, и я, не думая ни о чем, не заботясь о том, как примут меня в стане чуждых и враждебных мне людей, мчался вперед, как вдруг несколько черных теней перерезало мне дорогу, и чьи-то сильные руки схватили под уздцы моего коня.

Я покачнулся и едва не выпал из седла, внезапно остановленный на полном карьере. Но тотчас меч мой поднялся и готов был разить, как до слуха моего донесся восторженный крик:

- Кавалер Лакруа!. Это он!..

Мой конь почувствовал свободу и спокойно стоял, поджимая бока и с жадностью глотая воздух.

- Откуда вы, благородный рыцарь… - снова раздался голос невидимого мне человека.

Тут я вспомнил, как рыцарь Вальк при первом взгляде узнал во мне неизвестного мне кавалера Лакруа, и понял, что меня принимали за то же самое лицо.

- Я из замка Аламута, - отвечал я на том же языке франков. - Возвратился ли рыцарь Вальк и его спутники?..

- Их нет еще, кавалер; но что случилось? - продолжал говорить тот же голос.

- В замке восстание против султана. Нам пришлось выдержать страшную битву… Рыцарь Вальк и все остальные идут через подземный ход…

- О, надо сейчас же дать знать рыцарю Тельрамунду!..

- Хорошо, но пропусти меня!..

- Поезжай, кавалер!..

Я тронул было лошадь, но потом опять обратился к часовому.

- Скажи мне, - вскричал я, - в течение ночи никто не приходил в лагерь?

- Никто!

- Не явилась ли женщина?..

- Нет, рыцарь!..

Я пустил моего изнемогающего коня, и через несколько минут в лагере крестоносцев раздался громкий, тревожный звук военной трубы, так как при первых моих словах о восстании в замке рыцарь Тельрамунд, остававшийся начальником, решил идти на помощь Вальку.

Наступало уже утро. Я с любопытством рассматривал палатки франкских рыцарей, правильными рядами тянувшиеся коновязи и, забывая положение, невольно восхищался образцовым порядком, с которым, через несколько минут после тревоги, выстроилось пятьсот человек, закованных в тяжелые брони, воинов.

Рыцарь Тельрамунд, в палатку которого меня тотчас провели по приезде в лагерь, встретил меня, подобно и всем остальным, как кавалера Лакруа.

Не время было разубеждать в ошибке, и я молча принимал раздававшиеся со всех сторон приветствия.

- Рыцарь, ты, конечно, отправишься с нами? - обратился ко мне Тельрамунд.

Тельрамунд был еще молодой человек. При первом взгляде на его лицо я почувствовал к нему необъяснимую симпатию - не знаю, привлекли меня лучистый, ясный взор рыцаря, печаль ли, проводившая грустную черту в его ласковой улыбке, или что-то знакомое показалось мне и родное во всей его благородной фигуре.

- Мне кажется, рыцарь, - отвечал я, - что именно мне одному и возможно оказать помощь нашим товарищам: без меня никто не в состоянии будет найти входа в ущелье и тропинки, по которой можно добраться до лагеря. Но у меня нет никакого оружия, кроме меча…

- О, не беспокойся об этом!.. К сожалению, многие из наших пали, чтоб никогда не вставать больше… Их вооружение осталось - ты найдешь свободно все нужное тебе…

В палатку Тельрамунда принесли доспехи. Молодые оруженосцы помогли мне надеть тяжелые латы.

Я был готов через несколько минут. Защищенный броней конь ожидал меня.

Оставив сто всадников для защиты лагеря, мы двинулись в путь.

Дорога с самого начала шла в гору, извиваясь узкой тропинкой. Нам приходилось пробираться с трудом, двигаясь друг за другом.

С трудом ступали кони, отягченные тяжестью закованного в доспехи всадника и прикрывавшей их самих брони.

Через два часа пути, уже при ярком свете утра, мы выехали на широкую площадку, со всех сторон окруженную горами и обрывистыми пропастями. Отсюда дорога круто поднималась вверх. Стоя внизу, казалось невозможным подняться на эту страшную крутизну.

- Нам невозможно ехать дальше! - воскликнул Тельрамунд.

- Почему? - отозвался я.

- Ни одна лошадь не пройдет по этой дороге!.. - Тельрамунд указал на уходившую в высь дорогу.

- Здесь я проскакал ночью! - заметил я. - Но дело не в том - нам и не надо подниматься: путь наш лежит не здесь.

Тельрамунд и другие рыцари оглядывали с недоумением площадку, тщетно стараясь найти признаки какой-либо другой дороги.

- Здесь! - сказал я, подъезжая к самому краю отвесной пропасти.

Почти отвесный скат представлялся отсюда глазам. Внизу, футах в восьмидесяти, высился могучий кедр.

- Видите ли этот кедр? - сказал я. - От него идет тропинка, по которой может пробраться человек.

- Но как спуститься до этого кедра? - раздалось несколько голосов.

- Никто и не пройдет, кроме меня! Я знаю дорогу и встречу наших товарищей и помогу им выбраться, если только им удалось благополучно миновать подземный ход!.. Не спорьте, - прибавил я в ответ на посыпавшиеся со всех сторон возражения, - никто из вас не окажет мне ни малейшей помощи и только затруднит путь. Вам всем необходимо оставаться на этой площадке: через нее ведет единственный путь из замка в лагерь. В случае нападения вы встретите неприятеля на месте, удобном для защиты.