Высокий, седой старик сурово спросил нас по-персидски:

- Кто вы? И что вам надо?

Я не хотел скрывать ничего и на том же, хорошо известном мне языке отвечал:

- Путь наш лежит через горы. Товарищи наши расположились у подножия Дар-Эль-Кодиба. Они изнемогают от жажды. Мы везли им воду, но сбились с дороги.

- Чего же вы хотите от нас?

- Проводника.

Старик сделал знак. Ряды окружавших нас расступились, и в ту же минуту рыцарь Вальк вскрикнул от ужаса: у костра возвышалось, под громадным деревом, гигантское изваяние, изображавшее человека с рогами на голове.

- Поклонники дьявола! - прошептал Вальк. - Мы попали к поклонникам дьявола!..

Как ни тих был голос рыцаря, но старик услыхал его.

- Да, - заговорил он по-франкски, - вы называете его дьяволом, но мы считаем его несправедливо обиженным. Хотите ли вы поклониться ему?

- Никогда! - вскричал Вальк, отступая назад.

- Тогда да будет вражда между вами и нами!.. Но отверженный повелевает проводить вас к вашим; да погибнете вы все вместе!

Он сделал знак - и двое суровых, высоких юношей, с горевшими факелами в руках, приблизились к нам.

- Идите за ними! - приказал старик. - И утром ждите нас!

Мы снова вступили в ущелье. Наши провожатые молча шли впереди нас.

Я заметил, что неустрашимый рыцарь Вальк дрожал от ужаса. Я же теперь весь поглощен был любопытством: кто были эти люди, поклонявшиеся злому духу? Но я тщетно заговаривал со своими провожатыми, не отвечавшими мне ни слова. Кроме того, всякий раз меня останавливал рыцарь Вальк.

- Что делаешь ты? - шептал он. - Разве может благочестивый рыцарь вступать в разговор с поклонниками дьявола?..

Вершины гор уже озарились лучами рассвета, когда мы вышли из лесу. Перед нами, на матовом склоне, виднелись островерхие палатки разбитого без нас лагеря.

Здесь наши провожатые исчезли.

Мы спешили вперед, думая о смертельном томлении, с которым ожидали нас наши товарищи.

И вот наконец мы были среди них. Но немногие приподнялись навстречу нам!..

Но вот живительный напиток через час уже влил во всех новые силы: и люди и кони были бодры, все были готовы снова идти вперед.

- Начальник, - обратился ко мне рыцарь Вальк, - нечестивые должны быть истреблены!..

- Они сами обещали напасть на нас! - отвечал я.

Приказав вооружаться, я, в сопровождении рыцаря Гастона,

съехал с горы, чтоб выбрать удобное место для битвы в случае нападения, между тем как Вальк с трепетом сообщал воинам о нашей встрече.

Мы подъехали к самому подножию лесистой горы, когда вдруг Гастон дал шпоры своему коню и бросился вперед.

Я не успел понять, в чем дело, как из-под кущи деревьев, навстречу ему, кинулась фигура, в которой я сразу узнал Агнессу!..

Волосы ее были распущены, она одета была так, как не одевались виденные мною женщины, платье ее было изорвано… Но это была она!..

Какая ненависть вдруг вспыхнула во мне при виде нее!..

Я подъехал к ней, схватил ее руки и, затянув их ремнем, зацепил его к своему седлу.

Мое забрало было спущено, и она не узнавала меня. Но я видел, что она от ужаса и изумления почти лишилась чувств.

- Начальник, - решился заметить Гастон, - может быть, эта женщина христианка!

- Она поклонница дьявола! - воскликнул я и тронул коня.

И Агнесса - моя бедная Агнесса - поволоклась за мной!..

Я видел ее страдания и наслаждался ими!.. Ее ноги скользили, она падала, поднималась, рыдала, но волнение не позволяло ей произнести ни слова.

Мы въехали в лагерь, и около палаток нас окружила толпа, с любопытством смотревшая на эту влекомую мною девушку.

Я наклонился с седла и шепнул:

- Ты не убежала от меня, Агнесса!..

Она отшатнулась в ужасе.

- Так ты!.. Это ты!..

- Да, я!.. Настал день, когда ты будешь моей.

Я тронул коня и повлек ее к палатке.

- Аменопис!.. Рыцарь!.. - восклицала она, упираясь. - Ведь ты дал мне клятву!..

Но я не слушал ее и, подъехав к палатке, слез с коня и вовлек ее внутрь. Здесь я поднял свое забрало

- Аменопис! - вскричала она, дрожа от ужаса.

- Нет, не Аменопис, но рыцарь Лакруа стоит перед тобой! Рыцарь и начальник ордена братьев Святого Креста!

Я вынул драгоценный крест и показал ей.

Испуг, радость, недоверие сразу отразились на ее лице…

Внезапно она пала на колени и, простирая ко мне руки, воскликнула:

- О радость!.. О счастье!.. Ты - ты принял крест!..

- Да, я принял его!..

- Возьми же, возьми и меня, господин мой!..

И она припала к моим ногам.

Какой внезапный переворот совершился в моей душе!.. Я поднял рыдавшую девушку и прижал ее к своей груди.

- Прости, Агнесса! - прошептал я.

- Тебя - тебя простить?.. О благородный рыцарь!..

Она не могла говорить в волнении…

И в эту секунду раздались громкие звуки фанфары, подававшие знак о приближении неприятеля.

- Будь мужественна, Агнесса! - сказал я, отстраняя ее. - Предстоит битва, и долг мой призывает меня!..

- Иди, иди, мой рыцарь! - воскликнула она. - И да хранит тебя крест!..

Если бы она знала мое святотатство!..

Но тогда сам я не понимал и не сознавал его.

Воины и рыцари были уже на конях; снизу, выходя из лесу, придвигались стройные ряды врагов, и впереди них двигалось, несомое на носилках, гигантское изображение их властелина.

Крик негодования потряс воздух. Без команды двинулись вперед ряды воинов.

Как ураган налетели мы на врагов и смяли их первые ряды…

Но тут из лесу со всех сторон хлынули новые толпы свирепых, вооруженных секирами и палицами, высоких ростом, богатырей-воинов…

Тщетно носился я взад и вперед, врубаясь в ряды врагов, - тщетно разил…

Падали воины и рыцари, и лишь несколько человек теснились около меня.

- Туда, в лагерь! - крикнул я, вспоминая об Агнессе.

Мы обернули коней, но было уже поздно: оттуда, с горы шел неприятель, и впереди его рядов я увидал Агнессу…

О, с какой силой прорывал я и повергал на землю ряд за рядом, стремясь к ней…

Вот я уже достигаю ее… Я не замечаю, что пали благородный Тельрамунд и храбрый Гастон и что только один рыцарь Вальк сражается рядом со мной…

Я освобожу ее!..

Но вот - о ужас! - я увидел занесенный над нею нож, и громкий голос донесся до меня:

- Остановись или она погибнет!..

Мой меч опустился - и вдруг со всех сторон обвились вокруг меня арканы, десятки рук напряглись, и вот я, свергнутый на землю, обезоруженный, лежал на земле, рядом с Корнелиусом Вальком. И он, и Агнесса, и я - мы уцелели, чтоб попасть во власть свирепых поклонников дьявола!..

Здесь, собственно, кончаются записки Лакруа. Дальше от них остались незначительные, лишенные связи отрывки - все остальное было уничтожено отшельником, в распоряжении которого была рукопись и который раньше был священником эйсенбургского прихода.

Трудно сказать, что заставило его решиться на этот поступок, - боязнь ли, чтобы не послужило к соблазну все таинственное и необычайное, о чем повествовал кавалер Лакруа, или же противоречие его взглядов с учением западной католической Церкви. Для монаха римско-католика и подобная причина была бы достаточна.

Тем не менее по сохранившимся отрывкам записок Лакруа, по хроникам и мемуарам можно было восстановить правдивую историю братьев Святого Креста и дальнейшую судьбу самого кавалера Лакруа.

Вечный скиталец - искатель истины, наивный египтянин, на веру принимавший учение жрецов и внезапно обратившийся в скептика, все отрицающего, кроме возможности найти истину, - кавалер Лакруа, под влиянием наглядной реакции, вдруг превращается в фанатика. Фанатизм и нетерпимость, подавление воли человека и полное подчинение его авторитету - эти отличительные черты римского католицизма с особенной силой выразились в страстном, сильном человеке. Расцвет гуманизма отразился в нем реакцией, - и результатом ее явилось преобразование ордена братьев Святого Креста. Меч и огонь уступили место любви. Святой Крест, бывший грозой для неверующих, теперь воздвигался как символ любви для всего человечества.