Но тут припомнилось происшествие, жертвой которого едва не сделался мистер Лекомб.
Однако выбирать было не из чего, и переправа была решена.
Попросив удалиться своего спутника, Яблонский разделся и, подняв над головой свое платье, лампу и вещи, вошел в реку; к его удивлению, вода оказалась очень холодной, гораздо холод-нее озерной, в которой ему пришлось выкупаться накануне. Но глубина на всем протяжении была очень незначительна и едва достигала аршина.
Перейдя через реку, Яблонский возвратился назад, оделся и позвал Самойлова. Едва самозваный юнга, удивленный обратным появлением своего товарища, подошел к нему, как он схватил его на руки, вошел в реку и, перейдя на другую сторону, вышел на берег и поставил на землю.
- Я не хотел затруднить вас, - пояснил он в извинение своего своевольного поступка, - переправой. К тому же вода очень холодна. Глубина оказалась настолько незначительной, что для меня не составило никакого затруднения перенести вас. А за самоуправство извините.
Но Самойлов не казался рассерженным.
- Благодарю вас, - отвечал он, - только, если вы будете так продолжать, вы совсем избалуете меня. Кроме того, вы сами говорите, что вода холодна, а теперь вам придется идти в промокших сапогах.
- О, это ничего не значит при ходьбе и особенно при здешней высокой температуре.
- Тем не менее на будущее время предупреждаю вас, что я буду сердиться и могу рассердиться до того, что пойду другой дорогой, одна…
- Один! - поправил Яблонский.
- Ну, один - все равно!..
- Как все равно? Ведь вы же…
- Не придирайтесь. Давайте лучше искать дорогу отсюда. Положение наше вовсе не из очень хороших.
Немного ниже по течению реки толщу каменного угля пронизывал узкий, но высокий боковой ход.
Вступив в него и пройдя несколько десятков сажен, путешественники увидели, что этот боковой ход идет под углом от главного тоннеля и довольно круто поднимается кверху.
Сообразив направление, по которому они шли к озеру, нанесенное на план Яблонским, оба пришли к заключению, что этот боковой ход должен вести непосредственно к выходу из кратера.
Оставалось только решить, не будет ли эта дорога настолько Длиннее прежней, что их запасов не хватит до окончания пути.
Особенно они опасались за недостаток воды, наполнив обе свои фляжки и одну, взятую у геологов, они были обеспечены на пять суток, или на сто двадцать часов. Но что если в дороге им придется пробыть не пять, а шесть-семь суток и если при этом они нигде не встретят источника? Бороться с голодом несравненно легче, нежели с жаждой. Бывали случаи, что приходилось голодать в течение двадцати и даже тридцати дней; лишение же питья даже на сутки причиняет уже страшные мучения.
Но молодые люди были бодры духом и отважны. Смело и весело они шли по мрачному ущелью, полны веры в свои силы и в счастливый исход своего путешествия.
Кроме того, оба они испытывали теперь какое-то особенное возбуждение в присутствии друг друга. Каждый из них чувствовал, что достаточно малейшего повода для того, чтобы высказалось все, скрываемое обоими.
Галерея, которой они шли, то неожиданно спускалась книзу, то поднималась вверх. Часто попадались боковые разветвления, тщательно наносимые на план Яблонским.
Вместе с тем резко менялась и температура, то доходившая до +30 и 35° по Реомюру, то вдруг падавшая до +10 и даже 8°. Яблонский предполагал, что эти изменения зависят от местных химических реакций, происходивших во внутренних слоях Земли.
Прошло более пятнадцати часов с того времени, как они расстались со своими товарищами. По расчету Яблонского, они сделали не менее тридцати или тридцати пяти верст. Пора было подумать об отдыхе. Выбрали место, где боковая стена галереи образовывала глубокую впадину, грот, площадь которого равнялась почти двум квадратным саженям. Пол был покрыт мягкою угольною пылью. Что весьма редко бывает в каменноугольных шахтах, воздух был чрезвычайно сух, и молодые люди, располагаясь на импровизированном ложе, вынуждены были перед сном сделать по лишнему глотку воды.
По расчетам Яблонского, на другой день они должны были достигнуть главного хода кратера, по которому начали свой спуск. Обменявшись несколькими фразами, усталые путешественники пожелали друг другу покойной ночи. Лампы были потушены, и непроглядный мрак, о котором трудно составить понятие на поверхности Земли, окутал спящих.
Прошло часа три, как вдруг отдаленный гул разбудил молодых людей. Не успели они опомниться, как на мгновение яркий синеватый свет прорезал тьму, раздался страшный грохот, оглушивший их, и тотчас все сменилось прежней мертвой тишиной. Поднятая движением воздуха угольная пыль залепляла глаза, набивалась в рот и препятствовала дыханию.
Оглушенные, полузадохшиеся молодые люди не сразу пришли в себя. Но когда наконец они опомнились, первым их движением было надавить пуговки своих ламп. Брызнул яркий свет, и в то же мгновение двойной крик ужаса раздался в пещере.
В смертельном страхе молодая девушка бросилась к Яблонскому.
- Мы погибли! - простонала она, хватая его за руки.
- Боюсь, что так! - отвечал он. - Но разве вам так страшно примириться с мыслью о смерти?
- Нет, если вы будете со мной до последней минуты…
- Ну, так мужайтесь! А пока посмотрим, так ли велика опасность, угрожающая нам, какой она представилась в первую минуту.
Но самый тщательный осмотр принес мало утешительного. Громадные глыбы обрушились, завалили галерею и преградили выход из грота. Молодые люди были заперты в углублении, имевшем площадь около двух квадратных саженей и около трех в высоту.
Нечего было и думать расчистить проход в галерею. Да если бы это и удалось, то положение нисколько не улучшилось бы; было очевидно, что потолки и стены галереи обрушились и загородили проход.
Молодая девушка, все время помогавшая Яблонскому во время осмотра, с тревогой смотрела на него, когда он, окончив работу, сел на пол их вечной тюрьмы.
Яблонский поймал этот взгляд и прочел выражавшуюся в нем смертельную тоску.
Лично он не боялся смерти, но его сердце обливалось кровью при мысли о мучениях, которые ожидали ставшую дорогой для него девушку.
- Мужайтесь, - сказал он, - верьте, что я все сделаю для нашего спасения…
- Да, но что вы можете сделать? Не можете же вы пробить эти стены?
Она указала рукой на стены грота.
- Отлично! - вскричал Яблонский. - Вы дали мне новую мысль! Я все внимание обратил на выход из нашего грота в галерею. Попробуем пробиться через стены!..
- На что вы надеетесь?
- Весьма легко может случиться, что, пробив стену, мы попадем в другую галерею: каменноугольный пласт, в котором мы находимся, очевидно, весь прорезан трещинами в различных направлениях. Попробуем сейчас определить толщину стен.
Он взял молоток-кирку, по счастью взятый им у сэра Муррея, и начал тщательно выстукивать стены в надежде, не раздастся ли где-нибудь особый, характеристичный звук, показывающий присутствие пустоты.
Но только лишь в одном месте при ударах молотка в стену раздавался несколько более звонкий звук.
На этом месте и остановился Яблонский, предполагая, что здесь стена имеет наименьшую толщину.
- Мы тотчас примемся за работу! - решил он. - От нашей энергии и поспешности зависит наше спасение. Придется и вам работать, Вера Михайловна!
- О, - отвечала девушка, ободренная словами Яблонского, - я снова превращусь в исполнительного и неутомимого юнгу! Посмотрите, каким я буду отличным помощником для вас!
Приходилось пробить проход в стене, имевшей не менее двадцати саженей в толщину. В этой стене Яблонский решил пробить отверстие в один квадратный фут. Говоря другими словами, ему приходилось вынуть сто сорок кубических футов каменного угля. Принимая во внимание трудность работы, так как при дальнейшем углублении придется работать лежа, - на это потребуется около ста часов непрерывной работы. Полагая еще на необходимый отдых всего тридцать шесть часов, можно было освободиться из неожиданной тюрьмы только через сто тридцать шесть часов. Между тем в их распоряжении был запас пищи всего на девяносто шесть часов и воды на сто двадцать. А так как при усиленной работе потребность в питье становится гораздо значительнее, то надо было ожидать, что жажда даст себя чувствовать не более как через сто часов.
