— Вам полную версию или по короче? — скромно поинтересовался он.

— Давай сначала короткий расклад, если не пойму, то продолжим.

— Если уж совсем коротко господин Витале, то сейчас существует определённая враждебность между Святым престолом и Генрихом VI, который является c недавних порт императором Священной Римской империи. Вы наверно знаете, что он даже осаждал весной Рим со своим войском, ради помазания Папой его на престол.

— Ага, но всё ещё не улавливаю взаимосвязь с Сицилией.

— Так Гогенштауфены уже как сто лет заявили, что остров принадлежит им по праву.

— А если учесть, что Танкреда Лечче сейчас там король, — до меня стало доходить происходящая здесь интрига.

— Совершенно верно господин Витале, они обязательно передерутся за престол, — подтвердил Алберто мои мысли, — поскольку наследовать его после смерти короля Вильгельма II, должен был как раз Генрих VI, а местные лорды не захотев этого, выбрали своего графа.

— Спасибо, можешь возвращаться к работе, — теперь мне всё стало понятно. Кто-то хотел налить масла на хвост Генриху VI и поджечь его, и я даже знал, кем были эти люди.

Дотерпев до вечера, я сначала выгнал всех из помещения, а затем нашёл те три свитка, в которых и была описана история, поведанная мне посланником Папы, правда совершенно другого дворянина, а не сицилийского графа. Отправившись домой, я на следующее утро сказался больным, и приостановил все работы. Мне нужно было понять, как заменить в трёх свитках девять букв, при этом так, чтобы это не выглядело подделкой.

Понятное дело, что своими мыслями и делами я не мог ни с кем поделиться, даже с родственниками, так что отправил слуг добывать мне нужные инструменты, а также принести мне пару других свитков из хранилища, на которых можно было бы потренироваться.

Неделя ушла у меня на изготовление фальсификатов, но зато вышли они на загляденье. Благодаря симбионту, который помог мне так приближать структуру ткани свитков, что я видел почти все волокна, мне удалось сначала забелить старые чернила с нужных букв, а затем срезав до безумия тонко отточенной бритвой нужные буквы с других документов, написанных этой же рукой, я посадил их на микро долю капли клея, так что после сушки, и небольшого общего загрязнения самих документов, невозможно было простым взглядом отличить мои подделки от подлинных исторических документов.

Ну и естественно, когда я поправился и вернулся к работе, сначала один послушник, а затем второй и третий быстро нашли нужные нам документы. Вручая их при всех Джакомбо, я подчеркнул роль тех, кто их обнаружил, попросив их наградить. Он заверил, что все участники этого по истине исторического события получат достойную награду и засобирался уходить, чтобы показать «найденные» документы Папе.

Я проводил его в коридор, и прошептал, едва слышно.

— Сказали бы сразу, не пришлось бы мне тут целый месяц торчать.

— Ты что-то сказал, сын мой? — он повернулся ко мне с совершенно непонимающим выражения лица.

— Да. Говорю соринка в глаз попала, — я поняв, что в эту игру будут играть до конца, яростно потёр глаз.

— Промой освящённой водой, — он меня перекрестил, — и старайся меньше работать в подвалах.

— Угу, всенепременно святой отец, вот сразу и последую вашему совету, — я повернулся и отправился обратно в зал, где сказал всем заканчивать работу без меня, а по утру я приду и проверю.

Папа, увидев своё доверенное лицо, которое зашло в зал собранной коллегии и встал за его левым плечом, постарался быстрее закончить дела, сообщив о перерыве в заседании.

Когда они остались одни, он повернулся к кардиналу.

— Ну?

— Не знаю, что и думать, ваше Святейшество, — кардинал протянул ему три документа, — если бы не сам доставал свитки из другого архива и не перенёс их в этот зал, никогда бы не понял, что они поддельные.

Папа удивлённо взял листы. Прочитал. Нахмурился. Встал и подойдя к окну, посмотрел на свет.

— Но как Луиджи? Как он это сделал?

— Не имею ни малейшего понятия ваше Святейшество, а посвящать парня в детали и разговаривать, вы мне запретили сами. Неделю назад он догадался о настоящей причине его вызова сюда, заперся у себя в доме и вот сегодня пожалуйста, три разных послушника независимо друг от друга нашли все три свитка, одной истории.

— Хорошо, я подумаю Луиджи, а их отправь сам знаешь куда, — Папа вернул документы своему поверенному, — мне нужно хорошо подумать.

— Да, Святейший отец, не буду вам больше мешать, — поклонился кардинал и вышел из зала, оставив Папу в глубокой задумчивости.

Сидя за ужином, я толкнул рукой насупленного дядю, который не смотря на потраченные деньги так и не смог добиться личного разговора с Папой, что конечно вводило его в полное уныние от неудачной миссии.

— Дядя, спорим на тысячу шиллингов, что вас не позднее конца этой недели пригласят во дворец?

— С чего ты это решил, маленький дьяволёнок? — он поднял взгляд от своей миски с похлёбкой из которой лениво вытаскивал куски тушёной говядины, — меня месяц мурыжат, не дают даже за ворота пройти.

— Спорим? — я протянул руку и он пожав плечами, пожал её.

— Господин! Господин! — по лестнице застучали сапоги и в дверь ворвался один из дворян его свиты, — там гонец!

— Молчать! Сначала разбей руки! — остановил его я, не давая дальше и слова сказать.

Взрослый парень подошёл, разбил наш спор и только после этого продолжил.

— Вас приглашают во дворец. Папа дал согласие на личную встречу!

Глаза проспорившего взрослого полезли на лоб, а я с видом независимого эксперта по подделке документов исторического значения, скромно продолжил ковыряется в тарелке.

— Чтобы я ещё раз, с тобой о чём-то поспорил! — дядя зло на меня посмотрел, но время видимо поджимало, поскольку он бросился одеваться и бежать на назначенную встречу.

Когда в доме, кроме десятка охранников никого не осталось, поскольку родственник забрал с собой всю свиту, к нам прибыл ещё один гость, но в этот раз уже ко мне.

— Добрый вечер ваше Высокопреосвященство, — встав из-за стола я поклонился кардиналу Альбино, — отужинаете со мной?

Старик поздоровался и с благодарностью принял приглашение. Слуги быстро поменяли приборы и тарелки и он накладывая себе скромные кусочки, больше налегал на фрукты.

— Мы одни? — внезапно спросил он, и я поднявшись, проверил, чтобы никого не было за дверью и вернувшись, тихо сказал:

— Я бы конечно предпочёл разговаривать в более уединённом месте, но если не будем говорить много тайн, то можем и тут поговорить.

— Вашими усилиями по разбору библиотеки остались весьма довольны, — он не моргнул и глазом, — и интересуются вашими дальнейшими планами.

— Судя по тому, куда так своевременно позвали моего родственника, — я потыкал вилкой в сторону папского дворца, — поеду с ним к Ричарду I. Корабль-то, у нас один на двоих.

— Тогда вас не затруднило бы оценить текущую там обстановку и передать одно из этих писем архиепископу Убальдо Ланфранки, — кардинал вытащил из недр своей красной мантии два тонких свинцовых тубуса, запечатанных с обоих сторон знакомой мне папской печатью.

— Одно из? — я поднял бровь.

— Да, если Ричард I захватит Иерусалим, то вам надобно будет отдать архиепископу вот это, с красной тесьмой на печати, а если дело третьего крестового похода будет склоняться к заключению мира с арабами, тогда вот это с синей тесьмой. Запомните?

— Ваше Высокопреосвященство, — я с обидой посмотрел на него, — а можно вопрос? Почему это не поручить взрослому? Или даже моему дядя например?

Кардинал в упор посмотрел на меня, глаза на мгновение стали словно два стальных наконечника арбалета.

— Ты направляешься в нужную сторону, выделять отдельно для этого никого не нужно. Нести расходы тоже. К тому же к тебе есть определённый уровень доверия, но что ещё более важно, из твоего поведения мы сделали вывод, что ты добрый христианин, который поставит интересы веры, выше сиюминутных торговых интересов своей семьи, что никогда бы не сделал твой дядя или отец. Или мы ошиблись в правильной оценке?