— Эй, парень! — ко мне внезапно обратился высокий, крепкий мужчина, с такими голубыми глазами, что становилось даже завидно.

Я повернулся к нему.

— Не владею языками, кроме своего нормандского, но могу обучить тебя бою на мечах, топорах, двуручном копье.

— Род занятий?

— Воин, был наёмником в Византии, — пожал покатыми плечами мужчина.

— У вас есть ещё воины? — обратился я к арабу. Тот кивнув, попросил привести ещё двоих человек. Не удивительно, что одним оказался араб, второй русом.

— Чего это вы своих единоверцев продаёте? — удивился я, даже не надеясь встретить на арабском рынке невольника мусульманина.

— Это отродье шакала предало веру, — прошипел словно змея, распорядитель, — если бы не слово повелителя, его бы убили.

— А ваш повелитель распорядился, чтобы его продали в рабство? — ещё больше удивился я.

Тот сплюнул в сторону молчавшего араба, и выругался на своём наречии.

— Освободите всех троих от оков, дайте им палки, пусть покажут на что способны, — приказал я.

На бесплатное зрелище стали подтягиваться остальные продавцы и хотя охрана не стала зевать и демонстративно натянула тетиву на свои изогнутые луки, давая понять невольникам, что шутить тут с ними никто не будет.

Первой парой стал норман с русом. Северянин быстро с разобрался с противником, не оставив ему и шанса. А вот когда напротив него стал араб, вот тут уже зрелище стало много интереснее. По кратким стычкам и мгновенным отходам стало понятно, что оба стоят друг друга, поэтому остановив поединок, я приказал снова заковать их, и перевести туда, где уже ждали другие невольники, обратившие на себя мой взгляд ранее.

— Вот молодой господин, китаец, — к нам подбежал один из арабов, приведя за собой сморщенного старика и правда похожего на представителя этой нации. К сожалению этого языка, кроме пары слов, никто не знал, так что пришлось его брать до кучи, с фразой «потом разберусь». Он был последним и распорядитель рынка, перебегая взглядом по шестерым невольникам, пошевелил губами, подчитывая сколько может за них запросить.

— Шестьсот шиллингов, — наконец его жадность победила рассудок и он назвал цену, от которой ахнули сначала дядя, а затем и сами невольники.

Покосившись на горящий алчностью взгляд продавца, я спросил.

— Это почти килограмм золота, вы в своём уме уважаемый?

— Такова моя цена за этих рабов, — гордо ответил он.

Протянув руки к шкатулке, я получил её, заглянув внутрь, золотых монет осталось так уж чтобы много. Взгляд притянули лежащие в отдельном отделении кроваво-красные рубины.

— Оцените, — я достал все что были и протянул ему.

— «Не думал, что рабы такие дорогие, даже с учётом накрутки, что он сделал», — подумал я, погружаясь в уныние. Я было думал, что с этими деньгами скуплю тут полрынка, а на деле хватило лишь на шестерых рабов, из которых один старик, а второй полудохлый студиозус.

Тем вокруг все засуетились, пригласили откуда-то старика оценщика, который долгим взглядом осматривал камни, под угасающими лучами солнца.

— За эти пять камней, отдам не больше ста шиллингов, — наконец озвучил он свою цену.

Я скрипнул зубами, поскольку даже с учётом этого, мне всё равно не хватало ещё половины. Повернувшись к дяде, я умоляюще на него посмотрел, но тот извиняющее развёл руками, в принципе, что я от него хотел, он сам был без денег после крупной покупки кораблей.

— Что я вижу, у сына семьи Дандоло нет денег? Совсем пошли по миру? — внезапно рядом раздался ироничный голос, оглянувшись на который я увидел улыбающегося толстячка в палантине, на котором красовался герб вставшего на задние лапы золотого льва на бело красном фоне. Четыре дюжих слуги вынесли хозяина из лодки, поставив носилки рядом со мной, пока я находился в поисках наличности.

— Простите господин, — я повернулся к нему и сжимая кулаки от бессильной ярости, что попал в такую переделку из-за собственной глупости, старательно растянул улыбку, — с кем из достопочтимого рода Бадоэр я веду разговор?

— О, даже так, — толстячок вылез из палантина и едва-едва склонил голову, — Франческо Бадоэр, к вашим услугам.

— Витале Дандоло, к вашим услугам, — я значительно ниже, чем он мне, поклонился, проклиная себя в душе разными словами за это унижение.

— Господин Франческо не будет с моей стороны большой наглостью попросить у вас в долг, — обратился я к нему сразу после этого, — сегодня вечером в нашем доме праздник, я бы хотел пригласить вас на него, тогда же смогу вернуть вам деньги.

— Витале! — предупреждающе вскрикнул рядом дядя, хватаясь при этом за эфес меча.

— Ты уверен? Юный отпрыск дома Дандоло? — мой собеседник ещё более удивлённо на меня посмотрел, — приглашаешь меня в ваш дом?

— Да господин, теперь в любом случае, даже если все будут против, — я наступил ногой на сапог дяди, чтобы он не отвлекал меня, своими протестующими возгласами.

Толстячок помахал пальчиком и подбежавший слуга, передал ему толстый мешок с монетами. Он попытался сам передать его арабу, но я извинился и нагло забрал его у него. Только когда объединил свои деньги с этими, протянул всю сумму распорядителю рынка.

— Вас устраивает уважаемый?

Тот забрал, отдав подсчитывать, и только после подтверждения, поклонился мне.

— Да господин, здесь вся сумма.

— Благодарю вас за уделённое мне время, — раскланялся я с ним, держа себя в руках.

И приказав купленным рабам следовать к лодке, уже более почтительно раскланялся со своим спасителем.

— Сегодня в семь, я жду вас у двери дворца, господин Франческо.

— Буду, — кивнул тот и забравшись в свой паланкин, махнул рукой слугам нести его по своим делам. Видимо он тоже сюда приехал за покупками.

С трудом расположившись в лодке всей толпой, мы доплыли до дворца, и только зайдя внутрь, и убедившись, что за нами закрылись ворота, я дал волю чувствам. Слёзы обиды и досады брызнули из глаз, поскольку я был в теле ребёнка, в котором восприятие жизни было несколько иным, чем в теле взрослого, так что под ошарашенными взглядами рабов и слуг, я сначала проревелся, и как только слёзы высохли на моих глазах, я снова стал тем, кем был прежде, натянув на лицо маску невозмутимости.

— За мной, — приказал я рабам, следовать позади, а дядя попрощавшись, ушёл по своим делам.

— Винченсо! — я шёл по коридорам, пугая своей гремящей и звякающей кандалами процессией всех слуг, поскольку мы шли по их крылу.

— Да мой юный господин! — из кухни показалось довольное лицо управляющего, которое при виде шести ободранных, вонючих людей стало резко киснуть.

— Заселить по половой принадлежности, расковать, отмыть, одеть, — приказал я.

— А? Что? — он недоумённо смотрел то на четырёх летку, стоящего перед ним, то на группу рабов позади.

— Винченсо, тебя тоже приказать выпороть?! — взбеленился я, — приказов не понимаешь?!

Слово «порка» было хорошо услышано.

— Я всё понял юный господин, — он тут же низко мне поклонился, — а что значит первое ваше распоряжение?

— Девочку поселить отдельно, от мальчиков, дурак, — остывая, показал я пальцем на гречанку.

— Всё будет сделано, — он тут же сунулся в комнату для прислуги и уже там раздал приказы.

— Приставь охрану, — напоследок приказал я, — мне нужно матушке сказать, что я вернулся.

Он поклонился, начав гонять слуг, чтобы те пошевеливались и повели рабов куда-то вглубь крыла дворца.

— Дорогой! — графиня, увидев меня, бросилась на встречу. Я, снова начав рыдать, упал в её объятья. Детский организм заново переживал недавнее унижение, которое почувствовал на рынке, когда просил занять денег у враждующего рода своей семьи.

— Что случилось мой ангел? Кто тебя обидел? — обеспокоенно заворковала она, пытаясь меня успокоить.

— Мне не хватило на покупку рабов мама, — я отстранился, — мне! Дандоло!