— Дядя, — я задумчиво подперев подбородок рукой, смотрел на воду.

— Да Витале? — взрослый повернул голову в мою сторону.

— Если у меня будет корабль, сколько нужно денег, чтобы нанять команду и полностью снарядить его в плавание?

Он нисколько не удивился моим словам, хотя наверно стоило. Если так здраво подумать, откуда у ребёнка может быть корабль?

— Если брать в расчёт двести гребцов и сто воинов, для маленькой галеры, — он задумчиво покрутил рукой, — доспехи, оружие, запас стрел, вода, еда, то около двенадцати тысяч шиллингов, если корабль конечно не нуждается в дополнительном обслуживании.

— Дорого, — я тяжело вздохнул, — придётся пока отказаться от этой затеи. Вряд ли мама даст мне столько.

— Так погоди, а откуда у тебя корабль уже появился? Я думал ты просто так спрашиваешь.

— Уже не появится, — грустно ответил я, — вы наверно слышали, о небольшом моём споре в соборе со святым отцом?

— Ещё бы, — весело хмыкнул он, — только глухой этого не знает в городе. Собственно говоря, поэтому то я тебя и сопровождаю к дому епископа? Так ведь?

— Угу.

Мы оба замолчали, каждый задумавшись о своём.

— Витале, — позвал он меня, когда мы почти приплыли к нужному дому.

— Да дядя?

— Будь осторожен, епископ — не брат Дионис.

— Я знаю, — я похлопал по своему поясу, на котором висели три увесистых мешочка, и они отозвались приятным звоном золотых монет.

Он покачал головой, помогая мне выйти, когда лодка причалила прямо к двери. Слуга помог мне перебраться в дом и доведя до нужной комнаты, тихо удалился.

— Добрый вечер ваше Преосвященство, — я низко поклонился человеку, который в простой холщовой робе сидел на накрытым столом, видимо приготовившись к ужину.

— Прошу тебя сын мой, — он ласково посмотрел на меня, показывая на стул, напротив себя.

Забравшись туда, я для начала прочитал две молитвы, благодаря всевышнего за хлеб насущный и только после этого стал накладывать себе в тарелку мясо и толику каши. Зоркий взгляд священника всё время следил за моим поведением.

— Витале, сын мой, а что ты думаешь о поступке Каина? — ласково обратился он ко мне, — хотелось бы услышать твоё мнение.

Я тут же назубок выдал одну из последних проповедей нового папы Целестина III, в которой как раз и описывал правильное толкование братоубийственных воин. Епископ внимательно слушал, задавал каверзные вопросы, но я, вспоминая все доступные проповеди пап, неуклонно отвечал только изречениями и суждениями либо нынешнего, либо его предшественника Климента III.

— Хорошо, а что ты думаешь о поступке брата Диониса?

Я удивлённо поднял на него кроткий взгляд.

— Каком поступке ваше Преосвященство? У нас был диспут и я, как ревностный католик, не мог допустить, что Священные Писания толковались не так, как в них самих это написано.

Епископ тяжело посмотрел на меня, но я выдержал этот взгляд, больше похожий на тот, когда удав смотрит на кролика.

— Я поспрашивал, все кто тебя знают, говорят об исключительной твоей…, - он задумался, подбирая слово, — энергичности и широком кругозоре. Это так?

— Если отвечу, что да, то это будет грехом. Точнее гордыней ваше Преосвященство, — я развёл руками, — просто я очень хочу стать таким же, как мой отец и даже больше. Должны же следующие поколения быть лучше и набожнее предыдущих, чтобы приблизиться к раю Божьему, но на Земле?

— Это правда, — он не мог не признать очевидного факта.

— Я также слышал, что ты разыскиваешь людей, кто бы знал высокую латынь? Зачем? — продолжил он допрос, похоже, что это был именно он, а не простые посиделки за столом с добрым старичком.

— Всё верно ваше Преосвященство, — по спине пробежались мурашки. То ли симбионт опять начал чудить, то ли мне стало страшно от того, как хорошо епископ подготовился к нашему разговору. Всего за день так много узнал!

— Хочу почитать тексты Великой империи в оригинале. Они хоть и были язычниками, но потом ведь осознали лживость своих богов и приняли в итоге Единого.

Он не мигающим взглядом, задумчиво меня рассматривал.

— У матери церкви есть такие люди, — неожиданно сказал он, — я мог бы выделить человека, для твоего обучения.

— Но? — я услышал в его голосе нужные нотки.

Он невыразительно пожал плечами, ничего не отвечая.

— Кстати, ваше Преосвященство, я пусть и ещё мал, но понимаю, как важно и главное не просто содержать епархию, тем более такую обширную как ваша, — я достал с пояса кошель и поставил его на стол, — сто шиллингов могли бы помочь сделать вам ремонт в соборе?

По его губам неожиданно скользнула улыбка.

— К сожалению, сын мой, этой суммы будет недостаточно для этого.

Я не стал скряжничать, поэтому снял с пояса последние два мешочка.

— Здесь триста шиллингов ваше Преосвященство, всё что у меня есть, — со вздохом расстался я с карманными деньгами.

— Это твои деньги? Не семьи? — он правильно меня понял.

— Конечно! Я не стал бы жертвовать деньги, которые мне не принадлежат, ваше Преосвященство! — обиженно воскликнул я.

— Это правильный поступок сын мой, богоугодный, — он не притронулся к мешочкам, — я подумаю и завтра дам тебе ответ, по поводу нужных людей.

— Я был бы весьма вам весьма благодарен за это, — я низко поклонился.

— Тогда я не смею тебя больше задерживать сын мой, тебя наверняка ждут дома родные, — он остался сидеть, даже не дотронувшись до денег и я понял, что аудиенция окончена. Поэтому встал, ещё раз низко поклонился и попрощался, поцеловав перстень с крестом на его правой руке.

Выйдя из дома и сев в лодку, я наткнулся на вопросительный взгляд дяди.

— Опасный старикашка, — тихо ответил я, — но сильно надеюсь, что отстанет от меня.

Он не стал задавать больше вопросов, лишь хмыкнул, отдав приказ плыть домой.

Мама конечно тоже была сильно обеспокоена этой встречей, но я не смог её успокоить, поскольку по лицу и поведению епископа не было понятно, как он ко мне относится. Но хотя бы деньги взял и то ладно.

Графиня покачала головой, но затем стала рассказывать, что в доме добавилось гостей. Все её знакомые, подруги, просто осаждают её с обеда, прося больше подробностей о произошедшем. Она улыбнулась и потрепала меня по голове.

— Думаю завтра узнаем, что решил епископ, — не поддался я её настроению и стал переодеваться, чтобы лечь спать. Она даже не стала настаивать, как обычно, чтобы мне помогали кормилицы. Поцеловав и пожелав спокойной ночи, она перекрестилась и потушила перед уходом свечу. Комната погрузилась в темноту, вместе с тишиной.

Ранним утром под дверьми дворца оказался монах в скромном одеянии, который представившись охране, был допущен ко мне. Оказалось, епископ сдержал обещание и мне-таки выделили нужного человека. Пришлось его встраивать в расписание, раздвигая всех остальных. Зато первое же занятие с невероятно умным, образованным монахом так меня потрясло, что я предложил ему переехать к нам, на время всего обучения, чтобы он уходил только на мессы в собор. Он с благодарностью согласился, и я не разочаровался в нём. Как разительным образом уроки с ним отличались от всего того, что было раньше! Если до этого я сам вытаскивал нужные сведения из людей, то тут практически на любой мой вопрос у него был ответ, и даже если он не был готов отвечать сразу, то на следующий день приносил нужную книгу, и мы совместно находили даты, события или людей. Церковь была хороша в этом, скрупулёзно собирая всё, что относилось к жизни и смерти божьих созданий.

Я признавался самому себе, что на сегодня это лучший учитель из всех, что мне пока встречались. Даже Чжан Юаньсу казался занудным на его фоне, хотя по возрасту они были, пожалуй, не далеко друг от друга. К сожалению, долго это не продолжилось. Первые тревожные звоночки, что дело с учителем не чисто, прозвенели тогда, когда в разгорячённом споре о первом императоре Октавиане Августе, Джакомбо словно вскользь упомянул, что вот прежние боги были, пожалуй, поинтересней нынешнего. Тревожный набат сразу загудел у меня в голове, заставляя собраться и моментально ему ответить, чтобы он и думать не смел о таком! Это ересь в чистом виде! Он конечно же свёл это в шутку, и следующий раз был более осторожен, проверяя меня подобными подцепками, когда я был на эмоциональном подъёме узнавая что-то абсолютно новое для себя. На его несчастье я был теперь всегда настороже, и глубоко разочарован учителем, в котором сначала души не чаял. Детскую обиду, с трудом удавалось скрывать от него, тем более что симбионт в этом мне нисколько не помогал, постоянно что-то настраивая и преобразовывая в маленьком теле.