Гэндальф шел быстрым шагом и торопил остальных, поспевавших за ним кто как мог. Меж озером и утесами тянулась полоска сухой земли. Местами не шире семи саженей, она была сплошь загромождена камнями и обломками скал, но Отряд упорно пробирался между ними, держась утеса, – к темной воде на всякий случай старались не подходить. Пройдя примерно полторы версты, путники увидели впереди деревья. Видимо, в прошлом тут росла целая роща остролистов – а может, это была придорожная аллея; во всяком случае, из воды торчало несколько полусгнивших пней и мертвых веток. Уцелело только два дерева: это были остролисты, огромные и все еще зеленые, – таких Фродо никогда не видел, да и представить бы себе не мог. Они росли у самой скалы, но мощные корни пили воду из озера. С вершины Скалы–Каскада деревья–великаны казались Фродо небольшими кустиками, скромно приютившимися у подножия нависающих над озером утесов; теперь исполинские остролисты высились у путников над головами, как две величественные башни, – темные, неподвижно застывшие, молчаливые стражи, встречающие у порога званых и незваных гостей.

– Ну вот, мы и у цели! – воскликнул Гэндальф. – Эльфийская дорога кончилась. Остролист был символом здешних мест, поэтому эльфы посадили у Ворот именно остролисты: всякому должно было быть ясно – дальше владения эльфов не простираются. Западные Ворота Мории служили торговым связям эльфов и морийских владык. Это был золотой век народов Средьземелья: они жили в таком мире и согласии, как никогда больше. Даже гномы и эльфы слыли друзьями.

– Гномов винить не в чем, – бросил Гимли.

– А эльфов, сколько я слышал, тем более, – поднял брови Леголас.

– А я слышал и так и этак, – вмешался Гэндальф. – Но здесь я не собираюсь говорить на эту тему. Лучше помогите мне, Леголас и Гимли, и не ссорьтесь хотя бы сейчас! Мне нужны вы оба, и эльф, и гном. Ворота закрыты, к тому же их надо еще отыскать, и чем скорей, тем лучше. Вот–вот наступит ночь! – Повернувшись к остальным, он добавил: – Пока я ищу вход, приготовьтесь к спуску в Копи! И боюсь, что нам придется проститься с нашим славным пони. Теплые вещи отложите в сторону – внутри они нам не понадобятся, а потом, надеюсь, и тем более. Мы в любом случае окажемся южнее, чем теперь. Все остальное распределите между собой. Главное для нас – еда и мехи с водой.

– Бросить беднягу Билла?! – сердито запротестовал Сэм. – Это как же, господин Гэндальф?! Я не согласен, и все тут! Он столько вытерпел!

– Мне его очень жаль, Сэм, – мягко отозвался волшебник. – Но когда дверь откроется, ты Билла в пещеру и силой не затащишь. Бескрайняя морийская темнота не для него. Тебе придется выбирать между Биллом и Фродо.

– Да Билл за господином Фродо в драконье логово пойдет, если я ему скажу, – убежденно возразил Сэм. – Это же просто убийство! Там волки!

– Он не погибнет, Сэм, я очень на это надеюсь, – сказал Гэндальф. Положив руку на голову пони, он тихонько проговорил: – Да будет с тобой охранное слово и да укажет оно тебе дорогу! Ты мудрое животное и в Ривенделле многому научился. Старайся выбирать, где побольше травы, и спеши к Элронду – или куда пожелаешь! А ты не горюй, Сэм. Еще неизвестно, кому придется солонее!

Сэм, надувшись, стоял рядом с пони и не отвечал. Билл, казалось, прекрасно понимал, о чем речь: он потерся о Сэма мордой и ткнулся губами ему в ухо. Сэм вдруг разрыдался и принялся возиться с веревками, отвязывая вьюки и швыряя их на землю. Прочие занялись вещами, складывая ненужное в одну кучу и рассовывая по мешкам остальное.

Разобравшись с вещами, люди и хоббиты обернулись посмотреть, как идут дела у Гэндальфа. На первый взгляд волшебник бездействовал. Он стоял меж двух деревьев, неотрывно глядя на гладкую скалу перед собой, словно пытался взглядом просверлить в ней дыру. Гимли простукивал стену обухом топорика. Леголас, будто прислушиваясь, приник ухом к стене и не шевелился.

– Эй! – нарушил молчание Мерри. – У нас все готово! Где же ваши Ворота? Что–то я их не вижу.

– Когда гномьи двери закрыты, их никто не может видеть, – наставительно сказал Гимли. – Если позабыт секрет, даже сами хозяева дверей не могут их подчас отыскать, а открыть – и тем более.

– Но секрет этих дверей знали не только гномы. – Гэндальф вдруг ожил и повернулся. – Если здесь еще не все изменилось, глаза, которые знают, куда смотреть, непременно увидят знак.

Он подошел к скале. Кусок стены, скрытый в тени деревьев, казался особенно гладким. Гэндальф провел по нему ладонями, беззвучно проговорил какие–то слова и отступил.

– Смотрите! – позвал он. – Видите что–нибудь?

На серый камень упал свет луны. Поначалу ничего не изменилось. Затем на стене, там, где ее коснулись ладони Гэндальфа, стал проступать рисунок – сначала в виде серебряных прожилок, тонких, как бледная паутина, мерцавших так слабо, что в сумерках их едва можно было различить, и то лишь там, куда падал лунный свет. Но рисунок становился все ясней и отчетливей, на камне проступали все новые линии, и наконец они обрели смысл.

Наверху – по крайней мере, выше Гэндальф достать не мог – обрисовалась арка с узором из переплетенных букв, по виду эльфийских. Ниже, хотя линии местами расплывались или пропадали вовсе, можно было различить молот и наковальню, а над ними – корону, окруженную семью звездами. Чуть ниже, по обе стороны от наковальни, изображены были два дерева, унизанные полумесяцами. Ярче всего светилась лучистая звезда в самой середине арки.

– Эмблема Дьюрина! – вскричал Гимли.

– Дерево Высших эльфов! – эхом отозвался Леголас.

– И Звезда Феанора[252] впридачу, – добавил Гэндальф. – Эти линии вычеканены из итильдина[253] – он отражает только звездный и лунный свет, но и в лучах ночных светил просыпается лишь под рукой того, кто произнесет слова, давно забытые в Средьземелье. Много лет минуло с тех пор, как я слышал их в последний раз, и мне пришлось глубоко проникнуть в хранилище памяти, чтобы вызвать их оттуда.

– А что здесь написано? – спросил Фродо, пытавшийся расшифровать надпись. – Я думал, что могу читать по–эльфийски, но этих букв я, кажется, не знаю.

– Это язык, на котором говорили в Старшую Эпоху эльфы Западного Средьземелья, – сказал Гэндальф. – Но здесь ничего особенного не говорится. «Двери Дьюрина, Властителя Мории. Скажи слово, друг, и входи». А внизу – буквами помельче: «Я, Нарви, сделал эти двери, а Кэлебримбор из Остролистии начертал эти знаки».

– А что значит «Скажи слово, друг, и входи»? – не понял Мерри.

– Что ж тут неясного? – удивился Гимли. – Если ты друг, скажи заветное слово, двери откроются, и ты войдешь.

– Да, по–видимому, эти двери открываются только на заветное слово, – задумчиво проговорил Гэндальф. – Гномьи ворота бывают разные – одни открываются по часам и только для избранных, другие снабжены замками, и тогда мало сказать все необходимое – нужно еще обладать ключом. Но нам ключ не понадобится. В дни Дьюрина эти двери не считались потайными. Они всегда были открыты, и у порога сидел привратник. Но когда они закрыты, их все равно нетрудно отворить: стоит только произнести нужное слово. Так гласят летописи. Прав я, Гимли?

– Все верно, – подтвердил Гимли. – Но самого слова летописи не сохранили. Нарви сгинул, а с ним – все тайны его ремесла и весь его род.

– Но ты, конечно, знаешь это слово, Гэндальф? – полуутвердительно спросил Боромир.

– Нет, – ответил тот.

Все заметно встревожились. Только Арагорн, хорошо знавший Гэндальфа, промолчал и не пошевелился.

– Тогда зачем же ты привел нас в это треклятое место?! – выйдя из себя, крикнул Боромир и с содроганием оглянулся на темную гладь воды. – Ты же твердишь, что бывал в Копях. Значит, это неправда?! Как же ты мог там быть, если не знаешь, как войти?