Энты шли и шли вперед. Миновав узкую, длинную долину, тянувшуюся вдоль подножия, они начали долгое восхождение на высокий западный отрог Туманных Гор. Лес отстал, сменившись березовыми рощицами. Потянулись голые склоны, где не росло ничего, кроме редких, чахлых сосенок. Впереди, уходя за черную спину горы, садилось солнце. Наступили серые сумерки.

Пиппин оглянулся. Что это? Энтов как будто стало больше. Как это понимать? Вместо тусклых, голых осыпей внизу темнели островки леса. Но что удивительнее всего – эти островки двигались! Неужели деревья Фангорна проснулись от вечной спячки? Неужели на войну отправился весь лес? Пиппин протер глаза, уверенный, что это обман зрения, прихоть горных сумерек. Но высокие серые силуэты деревьев позади действительно двигались! Они следовали за энтами! До ушей доносился странный шум, похожий на шум ветра в кронах… Энты тем временем приблизились к вершине. Все песни смолкли. Наступила ночь. В горах воцарилась тишина; только земля дрожала под тяжелыми шагами энтов, да сзади что–то потрескивало и шелестело, словно листва на ветру. На вершине лесное войско остановилось, и хоббиты глянули вниз, в черную пропасть. Там, внизу, лежала в кольце скал долина Сарумана – Нан Курунир.

– Над Исенгардом ночь, – молвил Древобород.

– Промерз до костей,– пожаловался Гимли, хлопая в ладоши и притопывая, чтобы согреться.

Рассвело; на заре друзья, как могли, приготовили себе завтрак и решили еще раз осмотреть место битвы, благо день обещал быть ясным. Они все еще надеялись отыскать следы хоббитов.

– Не забудьте про вчерашнего старика! – напомнил Гимли. – Право, мне было бы спокойнее, если бы я увидел на земле его следы!

– Что же в этом успокоительного? – пожал плечами Леголас.

– Тогда стало бы ясно, что это был просто старик, чьи ноги оставляют обыкновенные следы, – пояснил Гимли, – а не кто–нибудь иной.

– Может быть, ты и прав, – согласился эльф, – но тут и тяжелые сапоги следов не оставят. Слишком высокая и упругая здесь трава.

– Следопыта этим с толку не собьешь, – возразил Гимли. – Арагорну примятого стебелька хватит. Только, боюсь, ничего он не найдет. Даже теперь, когда стало светло. Это был призрак Сарумана. Я в этом совершенно уверен. А вдруг он и сейчас еще следит за нами из Фангорна?

– Вполне может быть, – сказал Арагорн. – И все же я в этом не уверен. Мне не дают покоя кони. Ты, Гимли, говоришь, что их кто–то спугнул и они умчались. А мне кажется, тут совсем другое. Ты слышал, Леголас, как они ржали? Разве похоже было, что они обезумели от страха?

– Ничуть. Я прекрасно их слышал. Если бы не темнота и не наш собственный испуг, я подумал бы, что кони ошалели от неожиданной радости, словно встретили друга, по которому давно тосковали!

– Вот именно, – сказал Арагорн. – Но мне не разрешить этой загадки, если они не вернутся. А пока к делу! Скоро взойдет солнце. Оставим догадки на потом! Начнем прямо отсюда, с нашего лагеря, а потом как можно тщательнее обследуем округу и будем подниматься к лесу. Что бы мы ни думали о ночном госте, наша задача – найти хоббитов. Если им каким–то образом удалось бежать от орков, то спрятаться они могли только в лесу. Иначе бы их сразу увидели. Если отсюда и до самой опушки следов не отыщется – вернемся и еще раз осмотрим поле боя, а потом разворошим пепел. Правда, среди пепла мы вряд ли что–нибудь найдем: роханцы слишком хорошо знают свое дело.

Друзья принялись исследовать землю, ползая на коленях и ощупывая каждую былинку. Дерево печально смотрело на их старания. Листья его безжизненно повисли, чуть шурша на холодном ветру; ветер дул с востока. Наконец Арагорн начал постепенно отходить в сторону. Он миновал черные головешки маленького сторожевого костерка, который был ближе к реке, и двинулся по направлению к холму, где разыгралась битва. Внезапно он остановился, нагнулся еще ниже, почти зарывшись лицом в траву, и громко окликнул друзей. Леголас и Гимли поспешили к нему.

– Наконец–то! – воскликнул Следопыт, поднимая с земли измятый древесный лист, уже начинавший буреть, большой, светлый, золотистого оттенка, слегка подсохший. – Это лист лориэнского маллорна! К нему прилипло несколько крошек – видите? И в траве тоже крошки. А это что? Смотрите! Обрывки перерезанной веревки!

– И кинжал, которым ее перерезали, – добавил Гимли, вытаскивая из ближайшей кочки по рукоять втоптанный в землю короткий зазубренный кинжал. Отыскались и ножны.

– Орочий, – определил гном, с омерзением поднимая кинжал за рукоять, вырезанную в виде отвратительной головы с косящими глазами и глумливо оскаленным ртом.

– Вот загадка так загадка! – воскликнул Леголас. – Итак, связанный по рукам и ногам пленник спокойно уходит от своих похитителей, проникает через роханское окружение, усаживается среди чиста поля у всех на виду и перерезает путы орочьим кинжалом. Но как он все это проделал и почему? Если у него были связаны ноги, разве он смог бы убежать, да еще так далеко? А если руки – то каким образом веревка оказалась перерезанной? Если же он вообще не был связан, то зачем ему понадобилось перерезать веревку? Ладно. Допустим, он все это проделал. Что же дальше? Дальше он, довольный собой, усаживается на кочку и не торопясь разворачивает лембас! Как же не хоббит?! Тут и лориэнского листика не надо, чтобы догадаться. Ну а покушав, он, я полагаю, выпростал крылышки, зачирикал и полетел в лес. Найти его будет проще простого – надо только выучиться летать!

– Колдовство! – решил Гимли. – А то зачем бы тут околачиваться этому старику? Что скажешь, Арагорн? Может, ты что–нибудь добавишь?

– Может, и добавлю, – улыбнулся Следопыт. – Дело в том, что тут есть и другие следы. Вы просто не обратили на них внимания. Согласен: хоббит тут побывал, причем либо руки, либо ноги были у него свободны. Я думаю, руки: это сразу упрощает мою задачу. Дело в том, что его сюда принесли. Тут неподалеку пролилась кровь – орочья кровь. Земля вокруг изрыта копытами, и, кроме того, отсюда волокли по земле что–то тяжелое. Всадники, видимо, настигли здесь какого–то орка, убили, а тело бросили в общий костер. Ну, а хоббита они просмотрели по самой простой причине – все это происходило ночью, а на беглеце был эльфийский плащ. Разумеется, бедняга до смерти устал и проголодался. Нет ничего удивительного в том, что, перерезав путы кинжалом убитого врага, он решил малость передохнуть, а заодно заморить червячка, прежде чем подобру–поздорову убраться с опасного места. Большое утешение знать, что у него в кармане завалялся кусочек лембаса. Это по–хоббичьи! Ведь он не успел взять с собой котомку… Я говорю «хоббит» и «он»; однако их вполне могло быть двое, и я на это крепко надеюсь. Прямых тому доказательств у меня, правда, нет…

– Как же ему или им удалось освободить руки? – недоумевал Гимли.

– Этого я сказать не могу, – признал Арагорн. – И еще: хотелось бы понять, куда и зачем тащил их этот орк? Ручаюсь, не затем, чтобы помочь им улизнуть! Впрочем, дело постепенно проясняется. Я давно задаюсь вопросом: почему орки, убив Боромира, пощадили Пиппина и Мерри? И почему они ограничились хоббитами? Они вполне могли напасть на лагерь, но предпочли поскорее рвануть восвояси, в Исенгард. Может, они полагали, что взяли в плен Хранителя Кольца и его верного слугу? Хотя навряд ли… Хозяева не решились бы дать им столь недвусмысленные указания, даже если сами и знали, что к чему. Орки – народ не очень–то надежный. Думаю, что им приказано было попросту нахватать побольше хоббитов, причем любой ценой и обязательно живыми. Но кто–то из орков попытался ускользнуть с драгоценной добычей, пока не началась битва. Здесь, как всегда у орков, объяснение надо искать в предательстве. Наверное, какой–нибудь сильный и дерзкий орк собирался загрести себе всю награду, а может, у него были еще какие–нибудь цели… Так мне видится. Можно, конечно, повернуть все как–нибудь по–другому… И все же мы теперь знаем твердо: кому–то из наших друзей, а может и обоим, удалось бежать. Наша задача – найти их и помочь. Роханцам придется подождать. Если один из наших друзей поневоле оказался в этом темном и странном лесу, нам тем более негоже робеть.