Арагорн повел лодки в правую протоку. Здесь, на западной стороне, в тени Тол Брандира, у подножия горы Амон Хен, раскинулся зеленый луг, наклонно сбегавший к воде. За ним поднимались первые пологие склоны, густо поросшие лесом; леса тянулись и вдоль изогнутого берега озера. Траву поил маленький ручеек, сбегавший с горы.

– Здесь мы и остановимся, – сказал Арагорн. – Этот луг называется Парт Гален[307]. В давние дни мира и покоя это было доброе место. Будем надеяться, что зло сюда еще не проникло.

Они вытащили лодки на зеленый берег и разбили неподалеку лагерь. На всякий случай выставили часового, но враги о себе не заявляли. Что до Голлума, то, если ему и удалось не сбиться со следа, сейчас его было не видно и не слышно. И все же Арагорн спал неспокойно, часто ворочаясь с боку на бок и просыпаясь. Перед рассветом он встал и подошел к Фродо, стоявшему на часах.

– Что случилось? – удивился Фродо. – Очередь не твоя.

– Не знаю, – ответил Арагорн. – В мои сны вошли тень и угроза. Хорошо бы посмотреть на твой меч.

– Зачем? – испугался Фродо. – Рядом враг?

– Посмотрим, что покажет Жало, – сказал Арагорн.

Фродо вытащил из ножен эльфийский клинок. К его испугу, края лезвия тускло поблескивали.

– Орки! – пробормотал он. – Не очень близко, но, сдается мне, не так уж и далеко…

– Я этого боялся, – кивнул Арагорн. – Но может, они идут по другому берегу? Жало светится совсем слабо. Может, это просто орочий рейд по склонам Амон Лау? Что–то пока не слышно было, чтобы орки забирались на Амон Хен. Но кто знает? Всякое может случиться в такое злое время, как наше, когда Минас Тирит не охраняет больше берегов Андуина! Завтра придется утроить осторожность.

Новый день заволок небо огнем и дымом. На востоке слоились тяжелые, черные как сажа тучи. Восходящее солнце окрасило их снизу в темно–багровый цвет, но вскоре, преодолев слой облаков, выбралось на чистое небо. Вершина Тол Брандира зазолотилась, Фродо смотрел на остров во все глаза. Отвесной стеной поднимались из воды берега; выше, над огромными утесами, начинался крутой склон, по которому карабкались деревья; еще выше серели неприступные голые скалы; все это венчал гигантский каменный шпиль. Вокруг острова вилось множество птиц; других обитателей, если они и существовали, видно не было.

Когда окончился завтрак, Арагорн собрал всех вместе и сказал:

– Настало наконец время выбора, который мы так долго откладывали. Что станет с нашим Отрядом, с нашим содружеством, которое продлилось так долго? Пойдем ли мы на запад, с Боромиром, дабы принять участие в гондорских войнах, или отправимся на восток, где залегли Страх и Тьма? Или, может, разделимся и разбредемся, кто куда вздумает? Что бы мы ни выбрали, выбирать надо сейчас. Здесь нельзя долго оставаться. Мы с вами знаем, что по восточному берегу рыщет враг, но я боюсь, что орки перебрались уже и на эту сторону.

Все долго молчали, никто не шевелился.

– Что ж, Фродо, – снова заговорил Арагорн. – Боюсь, бремя выбора ляжет на тебя. Ты – Хранитель, тебя назначил Совет. Только ты сам можешь решить, куда тебе идти. Здесь я тебе не советчик. Я не Гэндальф. Я пытался его заменить, но что он приберегал для этого часа, на что надеялся – я не знаю. Очень может быть, что он тоже оставил бы окончательное решение за тобой. Такая уж у тебя судьба.

Фродо ответил не сразу.

– Я знаю, что надо спешить, но пока не могу сказать, как поступлю, – медленно проговорил он. – Это тяжелое бремя. Дай мне час на раздумье, и я решу. Я должен побыть один.

Арагорн посмотрел на него с добротой и жалостью.

– Быть по сему, Фродо, сын Дрого, – согласился он. – Ты получишь свой час и побудешь один. Мы останемся здесь. Но не уходи слишком далеко: надо, чтобы мы могли услышать, если ты нас позовешь.

Фродо сидел понурившись и не торопился уходить. Сэм, который не спускал глаз со своего хозяина, покачал головой и пробормотал:

– Дело–то простое. Проще некуда. Только негоже Сэму Гэмги вмешиваться, да еще в такую минуту!

Наконец Фродо встал и пошел прочь. Сэм заметил, что все отвели глаза и намеренно смотрят в другую сторону, – все, кроме Боромира: тот не отрываясь следил глазами за Фродо, пока он не скрылся за деревьями у подножия Амон Хена.

Побродив без цели по лесу, Фродо заметил, что ноги несут его к склону горы. Он обнаружил тропу, – вернее, почти исчезнувшие остатки тропы. На крутых участках еще различались вырубленные в скале ступени, теперь, правда, выветрившиеся, растрескавшиеся, а местами и расколовшиеся под нажимом напористого корня. Некоторое время Фродо взбирался по тропе, не заботясь о том, куда она его приведет, пока не оказался на небольшой полянке. Вокруг росли рябины, посередине лежал широкий, плоский валун. С востока горная полянка была открыта лучам раннего утра. Фродо задержался и глянул на реку, поблескивавшую далеко внизу, на Тол Брандир и кружащиеся между Амон Хеном и неприступным островом стаи птиц. В голосе Рауроса смешивались мощный рев и плещущий басовитый грохот.

Фродо сел на камень и подпер руками подбородок. Он по–прежнему глядел на восток, но мало что видел. Его внутренний взор скользил по событиям, происшедшим с того дня, как Бильбо покинул Заселье. Фродо припоминал и заново обдумывал каждое слово, сказанное Гэндальфом. Время шло, но решение все никак не приходило.

Вдруг он очнулся: его охватило странное чувство – будто сзади кто–то есть. Он явственно ощущал на себе враждебный взгляд. Фродо вскочил и обернулся – но, к своему удивлению, увидел всего–то навсего Боромира. Гондорец улыбался широкой, доброй улыбкой.

– Я за тебя боялся, Фродо, – сказал он, приближаясь. – Если Арагорн прав и поблизости рыщут орки, никому нельзя уходить в лес поодиночке, а тебе – тем более: от тебя так много зависит! У меня тоже тяжело на сердце. Можно, я останусь и мы поговорим, если уж я тебя нашел? Меня бы это утешило. Когда собирается слишком много народу, любой разговор оборачивается бесконечным спором. Но двое, наверное, могли бы найти истинно мудрое решение.

– Ты очень добр ко мне, – ответил Фродо. – Но мне, я думаю, разговоры не помогут. Я знаю, что я должен делать, но я боюсь, Боромир. Попросту боюсь.

Боромир молчал. Беспрестанно ревел Раурос, в ветвях шелестел ветер. Фродо пробрала дрожь.

Вдруг Боромир сделал шаг вперед и сел рядом с хоббитом.

– Ты уверен, что мучаешься не зря? – спросил он. – Я хочу тебе помочь. Ты стоишь перед трудным выбором. Тебе нужен совет. Прислушаешься ли ты к моему?

– Я, наверное, знаю, какой совет ты мне хочешь дать, Боромир, – сказал Фродо. – С виду–то он мудрый, но сердце говорит мне, что здесь что–то не так.

– Не так? Что же? – резко спросил Боромир.

– Он означает задержку. Ты предлагаешь мне путь, который с виду кажется легче, а в этом уже что–то не то. Принять его – значит отказаться от бремени, которое на меня возложили. И еще – об этом, пожалуй, тоже надо сказать – я боюсь довериться человеческой силе и человеческому слову.

– Но эта сила много лет защищала твою далекую крохотную страну, а ты даже не знал об этом!

– Я не сомневаюсь, что твой народ доблестен. Но мир меняется. Стены Минас Тирита крепки, но этого мало. Что, если они падут?

– Тогда и мы падем на поле боя. Но есть надежда, что наши стены все–таки выстоят!

– Пока существует Кольцо, такой надежды нет, – возразил Фродо.

– Ах! Это Кольцо! – воскликнул Боромир. Глаза его зажглись. – Кольцо! Вот странная судьба! Столько страха и сомнений, и все из–за какого–то пустяка! Крохотного пустячка! Я его в Доме Элронда и не разглядел толком – показали, да тут же и спрятали. Нельзя ли на него взглянуть еще раз?

Фродо поднял голову. Сердце у него вдруг захолонуло. В глазах Боромира мелькал странный огонек; впрочем, лицо гондорца оставалось добрым и участливым.