Одну за другой Арагорн с Боромиром перенесли лодки; остальные члены Отряда, затратив немало сил, перетащили мешки. Все это сложили у волока, а затем двинулись вперед все вместе, уже без особых помех – если не считать колючек и скатившихся сверху камней, то и дело попадавшихся под ноги. К каменной стене, над которой не одно столетие трудились ветер и дождь, льнули лохмотья тумана; Река тонула в белом мареве. Слышно было, как невидимый поток грохочет и ярится на каменных зубьях и перепадах Сарн Гебира. Отряд проделал путь к причалу дважды. Наконец вся поклажа была перенесена.

Поворачивая к воде, волок полого сбегал к низкому бережку небольшой затоки. Образовалась она, по всей видимости, без участия человека: немного ниже течение преграждал огромный плоский валун, и вода, отброшенная назад, с силой била в берег, постепенно подтачивая его и образуя бухту. За валуном поднимались отвесные серые скалы. Пешему путнику дальше дороги не было.

Короткий день кончился; наступили тусклые, туманные сумерки. Путники сели у воды, слушая приглушенный рев и грохот спрятанных в тумане перекатов. Все устали; глаза у всех слипались, и на сердце было так же сумрачно, как и на берегу Реки в тумане угасающего дня.

– Ну вот мы и пришли. Видимо, здесь придется и заночевать, – сказал Боромир. – Хорошо бы вдобавок и выспаться. Может, Арагорн собирался уже сегодня ночью штурмовать Ворота Аргоната, но мы выбились из сил – все, кроме нашего неутомимого гнома. Он, наверное, рвется к новым подвигам!

Гимли не ответил: голова у него клонилась, глаза были закрыты.

– Надо отдохнуть как следует, – согласился Арагорн. – Завтра нам снова придется идти при свете дня. Если погода не переменится еще раз и не подведет, у нас будет возможность проскочить незамеченными. Но в ночные часы сторожить все равно придется. Сегодня разделимся на пары. Три часа на сон, час – на бдение.

Короткий дождь за час до зари – вот и все неприятности, происшедшие за эту ночь. Как только рассвело, Отряд спустил лодки на воду и двинулся дальше. Туман редел. Путники старались держаться ближе к западному берегу, начиная мало–помалу различать над водой смутные очертания низких утесов, поднимавшихся постепенно все выше и выше. Темные тени скалистых склонов вырастали прямо из воды. К началу дня облака спустились ниже, хлынул ливень. Путешественники накрылись кожами, чтобы лодки не залило водой, и плыли без весел, отдавшись течению; впереди почти ничего не было видно – только серая завеса падающей воды.

Дождь, однако, шел недолго. Небо медленно посветлело – и вдруг облака разорвались; обтрепанная серая бахрома, влекомая ветром, поползла на север. Туман рассеялся. Впереди открылось широкое ущелье меж высоких скал, к которым лепились, чудом удерживаясь на выступах и в узких расселинах, неизвестно как забравшиеся туда деревья. Скалы сдвигались все ближе, и наконец Река на огромной скорости понеслась в теснину. Путешественников стремительно несло вперед; они не могли уже ни остановиться, ни повернуть назад, что бы ни ожидало впереди. Узкой полосой бледнело вверху голубое небо; вокруг, в тени скал, ревела темная вода; впереди, закрывая солнце, чернели горы Эмин Муйл, сдвинувшиеся непроницаемой стеной.

Фродо, не отрываясь глядевший вперед, увидел, что лодки быстро приближаются к двум большим скалам, похожим на гигантские каменные колонны или обелиски. Высокие, отвесные, они угрожающе воздвиглись по обе стороны потока; меж ними внезапно открылась щель, и Река вместе с лодками устремилась в нее.

– Смотрите! Вот он – Аргонат, Королевские Столбы! – крикнул Арагорн, перекрывая рев воды. – Сейчас! Уже близко! Держитесь в одну линию и подальше друг от друга! Ловите быстрину!

Огромные, как башни, колонны выросли прямо перед Фродо, и ему внезапно показалось, что это не скалы, а два серых великана – молчаливые, но грозные. И в то же мгновение он понял, что колонны действительно изведали резец и кирку. Здесь поработали искусные руки могучего древнего ваятеля–каменотеса, и ни солнце, ни дожди, пролившиеся над этими скалами за все бесчисленные, ушедшие в забвение годы, не стерли сходства с прообразом. На исполинских постаментах, погруженных в глубокие воды, высились два каменных короля–гиганта. Выщербленные брови королей все еще были сурово сдвинуты, искрошившиеся глазницы хмуро взирали на стремнину. Левые руки изваяний протянулись ладонью наружу в жесте запрета или предупреждения; в правых еще можно было различить боевые топоры, на головах – треснувшие шлемы, а поверх них – короны. Непоколебимое величие и торжественная сила заключены были в безмолвных великанах, стоявших на страже давно исчезнувшего королевства. Фродо охватили страх и благоговение; он бросился на дно лодки, пряча лицо и не смея поднять глаз на приближающиеся фигуры. Даже Боромир склонил голову, когда лодки, несущиеся по течению, словно горстка хрупких листьев, накрыла вечная тень Нуменорских Часовых. Пред путниками раскрылась темная, зияющая щель Ворот.

Отвесные, страшные утесы уходили ввысь, чуть ли не смыкаясь над головой; где–то далеко вверху брезжила тусклая полоска света. Черная вода ревела, гулко ревело в ответ эхо, в ушах пронзительно выл ветер. Фродо, упавший на колени, слышал, как бормочет и стонет Сэм:

– Ну и местечко! Ну и жуть! Дайте только мне выйти на берег! Обещаю, что я и к луже больше не подойду, не то что к реке!

– Не бойтесь! – прозвучал над ними странно незнакомый голос.

Фродо повернулся – и увидел Бродягу. Это был он – и не он. Усталый Следопыт с обветренным лицом исчез. На корме, уверенно правя веслом, гордо и прямо восседал Арагорн, сын Араторна. Его капюшон был откинут; темные волосы развевались по ветру, глаза светились. Король возвращался из изгнания в свою страну.

– Не бойтесь! – повторил он. – Давно мечтал я увидеть лики Исилдура и Анариона – моих предков. В их тени Элессару, Эльфийскому Камню, сыну Араторна из Дома Валандила, сына Исилдура[305], наследовавшего Элендилу, бояться нечего! – Свет в его глазах погас, и он сказал уже тише, обращаясь к самому себе: – Если бы с нами был Гэндальф! Как жаждет мое сердце увидеть Минас Анор и стены моего города! Куда же я направлю свой шаг?

Сумрачное, длинное ущелье стонало от ветра и грохота воды, эхом отдававшегося в скалах. Река слегка изгибалась, и поначалу впереди было темно; но вот вдалеке блеснула высокая полоса света, стала шириться, приблизилась – и вдруг лодки вынесло наружу, на ясный, широкий простор.

На небе, расчищенном ветром, светило, постепенно клонясь к закату, яркое солнце. Вспененные воды Реки растекались в большое овальное озеро – светлый Нэн Хитоэль, обрамленный крутыми, скалистыми берегами, густо заросшими лесом. Голые каменные вершины холодно поблескивали на солнце. На дальнем конце озера выделялось три горы. Средняя немного выдавалась вперед и стояла особняком. Это был остров: Река с обеих сторон обнимала его светло блестящими, бледными рукавами. С ветром доносился глухой рев – приглушенный расстоянием, но мощный и басовитый.

– Видите? Вот он – Тол Брандир! – Арагорн показал на отдельно стоящую гору. – Слева – Амон Лау, справа – Амон Хен[306]: Слышащая Гора и Зрячая Гора. В дни великих королей на этих вершинах стояли каменные скамьи, где день и ночь восседали недремлющие стражники. Но говорят, что на остров Тол Брандир не ступала еще ничья нога – ни зверя, ни человека. Мы подплывем к ним еще до заката. Я слышу нескончаемый зов Рауроса.

Отряд оставил весла и, отдыхая, дал лодкам свободно плыть к середине озера. Путешественники поели, а затем снова принялись грести. Скалы на правом берегу погрузились в тень, солнце превратилось в багровый диск у самого горизонта. То там, то здесь загоралась отуманенная звезда. Три горы, темнея с наступлением сумерек, надвигались; Раурос ревел все оглушительнее. Когда путники наконец погрузили весла в тень трех гор, над волнами лежала ночь. Так закончился десятый день путешествия. Дикие Земли остались позади. Чтобы продолжить путь, требовалось решить, какой дорогой идти – на восток или на запад? Начиналась последняя часть Похода.