– И все–таки, – сказал Фродо, – все–таки, если уж Бильбо не смог убить Голлума – лучше бы он не брал себе этого Кольца! Лучше бы он его вообще не находил! Тогда оно и ко мне бы не угодило. Зачем ты не помешал мне его взять? Или заставил бы выкинуть, уничтожить – и дело с концом!

– Не помешал? Заставил бы? – переспросил волшебник. – Ты, выходит, ушами хлопаешь, а я–то тебе втолковываю! Подумай сперва, а потом уже говори. «Выбрасывать» Кольцо ни в коем случае нельзя, это ясно каждому. Такие Кольца умеют «находиться». В недобрых руках оно может принести немало бед. Но хуже всего, если оно попадет к Врагу. А избежать этого нельзя. Это Единое Кольцо, и Враг употребит всю свою мощь, чтобы найти его или приманить. Спору нет, дорогой Фродо, все это время ты был в немалой опасности, что не на шутку меня тревожило. Но на карту поставлено столь многое, что я решился чуть–чуть рискнуть – да будет тебе, кстати, известно, что, пока я был вдали от тебя, Заселье ни на день не оставалось без бдительного присмотра. А поскольку ты не пользовался Кольцом, не думаю, чтобы оно наложило на тебя заметную печать. Ничего худого пока не стряслось. Необратимого, по крайней мере. Вдобавок девять лет назад, когда я видел тебя в последний раз, я почти ничего не знал наверняка.

– Но почему не взять и не уничтожить его? Ты говоришь, это следовало сделать давным–давно! Что бы тебе меня предупредить или послать весточку – я бы уже давно с ним разделался!

– Право? И каким же образом? Ты уже пробовал?

– Нет пока, но его, наверное, можно сплющить молотком или расплавить…

– Попробуй! – предложил Гэндальф. – Прямо сейчас!

Фродо снова вытянул из кармана Кольцо и посмотрел на него. Теперь оно было совершенно гладким – ни знаков, ни букв. Золото казалось таким чистым, таким красивым! «Что за редкостный отлив, сколько оттенков, как ярко оно блестит на солнце! – подумалось Фродо. – И какая совершенная форма! Вот вещь, достойная всяческого восхищения, поистине настоящее сокровище!» Вынимая Кольцо, Фродо твердо намеревался швырнуть его в пламя, где пожарче. Теперь он понял, что не способен сделать этого сразу – надо было сначала перебороть себя. Он взвесил Кольцо на ладони и помедлил, с огромным трудом заставляя себя вспомнить все, что рассказал только что Гэндальф; наконец, сделав над собой неимоверное усилие, он размахнулся, чтобы бросить Кольцо в огонь, но вместо этого сунул руку в карман и обнаружил Кольцо на прежнем месте.

Гэндальф невесело рассмеялся:

– Видишь? То–то же. Уже сейчас, Фродо, тебе трудно расстаться с ним, не то что причинить ему вред. «Заставить» я тебя не могу – разве что силой, подавив твою волю и покалечив разум. Но чтобы хоть как–нибудь повредить Кольцу, грубой силы недостаточно. Обрушь на него самый тяжкий молот, на нем и вмятинки не останется. Ни тебе, ни мне его не уничтожить. Огонь у тебя в камине и обычного–то золота не расплавит. Кольцо уже побывало на углях – и вышло невредимым. Скажу тебе больше – ни в одной засельской кузнице с ним ничего сделать не удастся. Даже гномьи горны и наковальни тут бессильны. Говорят, Кольца Власти плавятся в огненном дыхании летучих змеев, но на земле повывелась прежняя порода драконов, а у нынешней пламя слабое и для такого дела не годится. Ко всему этому добавим, что не родился еще на свет тот дракон (включая Анкалагона Черного), что переварил бы Единое Кольцо, Кольцо Власти, сделанное самим Сауроном. Путь только один: добраться до Ородруина, Огненной Горы, отыскать Трещины Судьбы[96] – и бросить Кольцо туда, если ты действительно хочешь от него избавиться и навеки лишить Врага возможности захватить его…

– Еще бы не хотеть! – воскликнул Фродо. – Я больше всего на свете хочу его уничтожить! Ну… то есть… чтобы его уничтожили. Разве я гожусь для опасных путешествий и приключений? А лучше бы мне этого Кольца совсем не видать! Зачем оно пришло именно ко мне? Почему выбор пал на меня?

– На такие вопросы ответа не бывает. Но не воображай, будто дело в каких–то особых достоинствах, какими ты наделен, а другие нет. О мудрости и силе вообще речи нет. И все же выбор пал на тебя, а значит, тебе придется пустить в ход всю силу, какая у тебя есть, весь твой ум и всю доблесть!

– У меня этого такие крохи! Вот ты, Гэндальф, другое дело. Ты и мудр, и могуществен. Может, ты бы сам его взял?

– Нет! – Гэндальф в одно мгновение оказался на ногах. – Если наделить меня такой властью – в моих руках она сделается стократ могущественнее и страшнее![97] Но власть Кольца надо мною будет еще более крепкой. Более гибельной! – Глаза волшебника сверкнули, лицо озарилось внутренним огнем. – Не искушай меня! Я, конечно, не хочу уподобиться Черному Властелину. Но Кольцо знает путь к моему сердцу: оно будет действовать через жалость, жалость к слабым и желание обрести силу для благих дел. Не искушай меня. Я не смею взять его даже на хранение, даже если поклянусь никогда не пользоваться им. У меня не хватит сил сдержать обещание. Я буду в нем слишком нуждаться! Ведь впереди ждут такие тяжелые испытания…

Он подошел к окну, отдернул занавески и распахнул ставни. В комнату снова хлынул свет. Мимо окна, насвистывая, прошел Сэм.

– Решение за тобой, – сказал волшебник, поворачиваясь к Фродо.– Но на помощь мою можешь рассчитывать. – Он положил руку на плечо Фродо. – Я помогу тебе нести эту ношу, пока она будет у тебя. Но пора приступать к делу, и поскорее. Враг не сидит сложа руки.

Наступила долгая пауза. Гэндальф снова сел в кресло и закурил трубку, погрузившись в глубокое раздумье. Глаза он, казалось, закрыл, но из–под опущенных век внимательно наблюдал за Фродо. Тот не отрываясь глядел на багровеющие угли, пока не забыл обо всем остальном, поглощенный видением бездонных пламенных расселин. Мыслями он был уже там – у края легендарных Трещин Судьбы, на ужасной Огненной Горе.

– Так как? – прервал наконец молчание Гэндальф. – О чем ты думаешь? Решил, как быть дальше?

– Нет еще, – отозвался Фродо, очнувшись и возвращаясь из Тьмы. К изумлению своему, он обнаружил, что в комнате вовсе не темно, а за окном блещет залитый солнцем сад. – А может, и да… Насколько я понимаю тебя, мне, видимо, придется оставить Кольцо и охранять его, по крайней мере пока, какую бы штуку оно со мной ни выкинуло.

– Выкинуть оно с тобой ничего не выкинет. Оно может действовать только постепенно, склоняя тебя понемногу ко злу, но это, если ты оставишь его у себя со злым умыслом.

– Твоими бы устами да мед пить, – вздохнул Фродо. – Поскорее бы ты подыскал ему владельца понадежнее! А до тех пор я, наверное, в опасности, да и все, кто живет поблизости, тоже. За двумя зайцами не погонишься. Или Кольцо, или оставайся все как было… Придется, стало быть, бросить Котомку, бросить Заселье, бросить все – и уйти. – Он вздохнул. – Я бы рад был спасти Заселье, если у меня получится, хотя подчас тутошний народ кажется таким тупоголовым! Ничем их не проймешь! Вот и мелькала у меня мыслишка: шарахнуть бы их землетрясением, что ли, или драконов напустить для их же блага… Но теперь я так не думаю. Мне кажется, знай я, что где–то за спиной у меня родное Заселье, что опасность ему не угрожает и живется там по–прежнему привольно – скитаться мне будет хоть чуточку, да легче. Я буду знать, что где–то еще есть клочок твердой, надежной земли, пусть мне самому уже не суждено ступить на него… Я, конечно, подумывал о том, чтобы сорваться как–нибудь с места и уйти, но одно дело каникулы, веселые приключения, а в конце тихая пристань, вроде как у дяди Бильбо или еще лучше, и совсем другое – изгнание и вечное бегство от опасностей, которые следуют за тобой по пятам и во всем мире ищут именно тебя и никого другого… И скорее всего, идти придется одному, если и вправду мне выпало спасти Заселье. Но я чувствую себя таким маленьким для этого подвига – мне не на что опереться, да и надеяться не на что. Враг слишком силен и страшен.

вернуться

96

В оригинале Cracks of Doom. Продолжая сказанное выше в комментарии к понятию «предопределения», можно снова обратиться к Шиппи (с. 189): слово doom, говорит он, чисто английское и соотносится с древнеангл. глаголом «судить»: корень doom–входит в слово Doomsday – «Страшный Суд». Впоследствии слово приобрело более мрачный оттенок и стало означать что–то вроде «неизбежной катастрофы». В современной разговорной речи малоупотребительно. В отличие от «случая» и «удачи» (chance и luck), doom («конечная судьба») изменению не подлежит и связана с авторитетом Верховного Судии. Однако doom означает скорее «суд», а не «судьба»: для слова «судьба» Толкин использует слово fate (в таких, например, сочетаниях, как «судьба привела его…»). Doom («суд») свершается над человеком, привносится извне, fate («судьба») – индивидуальна, тесно связана с индивидуумом. Слово «рок» – не из словаря Толкина: ни doom, ни fate не подразумевают безличной роковой силы, тяготеющей над человеком независимо от его личной истории и властной даже над богами. Однако слова doom и fate подразумевают более древний слой представлений, имеют более суровую эмоциональную окраску и подразумевают меньшую свободу, чем wyrd и luck («случай» и «удача»): doom и fate – суд Бога (дохристианский, ветхозаветный смысловой пласт), wyrd и luck – Его милость (пласт христианский).

вернуться

97

В письме к Э.Элгар (сентябрь 1963 г., П, с. 332–333) Толкин пишет: «Гэндальф как Властелин Кольца оказался бы гораздо хуже Саурона. Он остался бы «праведным», но это была бы фарисейская праведность. Он по–прежнему утверждал бы, что, управляя миром, преследует благую цель и благо своих подданных в согласии со своей мудростью (а его мудрость осталась бы огромной)… Таким образом, хотя Саурон и умножает [[нрзб.]] зло, «добро», по крайней мере, легко отличить от этого зла. Гэндальф же сделал бы отвратительным самое добро, заставил бы его казаться злым».