Крепость Минас Моргул не осталась в долгу. С башни и окрестных холмов ударили в мрачное небо мертвенно–зеленые молнии и раздвоенные копья синего пламени. Земля издала стон – и тут, словно отвечая грому, из крепости донесся крик. Смешиваясь с хриплым, резким звуком, похожим на клекот потревоженных стервятников, и пронзительным ржанием коней, ополоумевших от ярости и страха, крик разрывал перепонки и замораживал кровь, становясь все надрывней и надрывней, пока не достиг высочайшей, запредельной ноты. Хоббитов скрутило, как судорогой. Они упали и заткнули уши, а крик все длился и длился. Наконец он перешел в протяжный, жуткий вой – и вдруг оборвался. Фродо медленно приподнял голову. За узкой долиной почти вровень с глазами белели стены зловещей крепости, но теперь ее ворота – чудовищная пасть с фосфоресцирующими зубами – были широко распахнуты. Из ворот хлынула армия.

Воины все до одного были облачены в черные, как сама ночь, доспехи. На фоне тускло мерцающих стен и светящейся дороги Фродо прекрасно различал маленькие черные фигурки, которые ряд за рядом быстро и беззвучно текли из ворот, – казалось, конца им не будет никогда. Впереди безмолвных полков выступала кавалерия, но чудилось, что это всего–навсего выстроенные рядами тени. Возглавлял конницу всадник, одетый в черное; он был заметно выше остальных. На голове его, скрытой капюшоном, мерцал гибельным огнем шлем, похожий на корону. Вот всадник приблизился к мосту… Фродо смотрел как зачарованный, не в силах ни моргнуть, ни отвести взгляда. Это же Предводитель Девяти Всадников! Неужели он вернулся на землю, дабы повести в бой свое призрачное войско? Воистину, это был он – страшный, иссохший, мертвый король, чья ледяная рука вонзила когда–то в плечо Хранителя гибельный кинжал. Старый шрам запульсировал болью, сердце сжал непереносимый холод.

Пока Фродо стоял, околдованный страхом, оцепеневший, Всадник внезапно остановил коня перед самым мостом. Остановилось и войско. Воцарилась мертвая тишина. Не зов ли Кольца послышался Королю Призраков? Не потому ли он заколебался, что ощутил в долине чье–то присутствие? Черная голова, венчанная страхом[458], поворачивалась из стороны в сторону, пронизывая тьму невидящими очами. Фродо ждал не двигаясь – точь–в–точь птица, завороженная взглядом подползающей змеи. Настойчивее, чем когда–либо, в ушах звучал беззвучный приказ – надеть Кольцо! Но на этот раз Фродо не испытывал ни малейшего желания подчиниться. Он знал, что Кольцо только предаст его. Еще он знал, что, даже если и наденет Кольцо на палец, – сил, чтобы вступить в единоборство с Королем Моргула, взять неоткуда; пока неоткуда. Страх сковал волю Фродо – и все же она не отозвалась на властное повеление призрака. Хранитель чувствовал только, что извне на него давит могучая, чуждая сила. Она завладела его рукой, и Фродо, оцепенев, словно все это происходило не с ним, а с кем–то другим, не глядя видел, как его рука, ведомая извне, медленно подбирается к цепочке, на которой висит Кольцо. Но тут ожила его собственная воля – и заставила руку отклониться. Вместо Кольца пальцы схватили и сжали что–то твердое и холодное – скляницу Галадриэли, которую он все это время хранил на груди и почти успел позабыть о ней… Как только рука его коснулась скляницы, желание надеть Кольцо мгновенно улетучилось, словно его и не было. Фродо перевел дыхание и бессильно уронил голову на грудь.

В тот же миг Король–Призрак повернулся, пришпорил коня и вступил на мост. Армия двинулась следом. Эльфийский ли плащ укрыл Хранителя от невидящего взора, или дух его, получив неведомую поддержку, сумел отклонить мысль Назгула – осталось неизвестным. Как бы то ни было, Всадник спешил. Час пробил, и, следуя приказу своего могущественного Владыки, Предводитель Назгулов вел войско на запад.

Вскоре, сам не более чем тень, он скрылся среди теней, окутавших уходящую вдаль дорогу, – а черные шеренги все шли и шли через мост. Со времен могущества Исилдура не выходила еще из этой долины столь огромная армия, никогда еще не переправлялись через Андуин полки столь страшные и грозные – и все же это была всего–навсего одна из многих армий Мордора, и даже не самая многочисленная.

Фродо пришел в себя и пошевелился. Сердце внезапно напомнило ему о Фарамире.

«Значит, буря наконец разразилась, – подумалось ему. – Все эти мечи и копья идут к Осгилиату. Успеет ли Фарамир вовремя переправиться? Он догадывался, что роковой час не за горами, но не застал ли этот час Фарамира врасплох? И сумеют ли гондорцы защитить переправу через Андуин, когда к ней приблизится Король–Призрак? Ведь это не единственное мордорское войско. За ним и другие последуют… Значит, я опоздал! Все потеряно. Напрасно я медлил![459] Даже если удастся свершить то, ради чего меня сюда послали, все равно радоваться будет некому. Все напрасно».

Побежденный слабостью, он сидел, и по лицу его текли слезы – а мордорские полчища все шли и шли через мост.

Вдруг откуда–то издалека, чуть ли не из самого Заселья, донесся до него голос Сэма, как весть о раннем солнечном утре, когда начинают хлопать двери в хоббичьих норах:

– Господин Фродо! Проснитесь!

Добавь он «Завтрак стынет!», Фродо, наверное, не удивился бы. Но Сэм, трясший его за плечо, хотел сказать совсем другое.

– Вставайте, господин Фродо! Они уже скрылись!

Тупо лязгнули засовы. Ворота Минас Моргула затворились. Исчезли во мгле последние копья. Башня по–прежнему зловеще скалилась над темной долиной, но свет в ней постепенно гас. Город снова погружался в тяжелую тьму, нависшую над всем остальным миром, – тьму и безмолвие. Но и самое молчание, казалось, исполнено было настороженности.

– Проснитесь, господин Фродо! Они уже скрылись, и нам бы тоже лучше двинуться дальше. Там, в крепости, еще что–то осталось, что–то живое, с глазами, если только оно глазами смотрит, – понимаете? Чем дольше мы тут проторчим, тем скорее оно нас застукает. Пойдемте, господин Фродо, пойдемте от беды подальше!

Фродо поднял на Сэма глаза и встал. Надежда не вернулась, но слабость уже миновала. Он мрачно улыбнулся, чувствуя в себе решимость, ничего общего не имевшую с прежними сомнениями. Надо выполнить свой долг, если получится, а узнают об этом Фарамир, Арагорн, Элронд, Галадриэль, Гэндальф, кто бы то ни было или останутся в неведении – это его уже не касалось. Фродо взял посох в одну руку и скляницу в другую. Заметив, что сквозь пальцы просачивается свет, он снова спрятал скляницу на груди и повернулся спиной к крепости Моргул, еле–еле тлевшей, серо и тускло, над черным ущельем. Фродо был готов идти дальше.

Голлум, увидев, что ворота Минас Моргула открылись, мигом отполз в темноту за тропой, бросив хоббитов на произвол судьбы. Теперь он крадучись вернулся; руки у него тряслись, зуб не попадал на зуб.

– Ослы! Дурачье! – шипел он. – Поворачивайтесь! Пусть хоббиты не думают, что выкрутились! Тут еще опасно! Скорее!

Хоббиты, не отвечая, последовали за ним по крутой тропке над пропастью. Даже после всех перенесенных трудностей этот подъем показался им чудовищно сложным, – но, к счастью, он был недолог. Тропа обогнула впадину, и в скале внезапно открылась новая расщелина. Так они добрались до подножия первой из лестниц, о которых говорил Голлум. Тьма была такая, что хоть глаз выколи, и хоббиты еле могли различить пальцы на вытянутой руке, – только несколькими саженями выше горели бледные глаза Голлума.

– Осторожно! – донесся сверху его шепот. – Тут ступеньки. Много, очень много ступенек! Надо быть осторожнее!

Об осторожности и впрямь следовало позаботиться. С обеих сторон тянулись каменные стены, и хоббиты вздохнули было с облегчением; но ступени шли вверх почти отвесно, и чем выше, тем труднее было позабыть о стерегущей за спиной черной пропасти. Сами же ступени оказались на поверку узкими и неровными, а иногда таили подвох – у одних так стерся край, что ноге трудно было не соскользнуть, другие крошились, стоило до них дотронуться, третьи давно рассы?пались. Хоббиты упорно карабкались вверх, отчаянно цепляясь и подтягиваясь на руках, из последних сил заставляя сгибаться и разгибаться натруженные колени. А лестница вгрызалась в гору все глубже и глубже, и все выше поднимались над головой каменные стены…