– Послушай моего совета, Король, – понизив голос, проговорил Эомер. – Проведи смотр, а потом возвращайся – и подожди, пока отгремит война, чем бы она ни кончилась!

Теоден усмехнулся:

– Нет, сын мой, ибо так я буду называть тебя отныне! Мои старые уши не желают больше слушать вкрадчивых речей Червеуста. – Король выпрямился в седле и оглядел своих воинов, растянувшихся в длинную цепочку, конец которой скрывался в сумерках. – Кажется, в те дни, что минули с нашего выступления, уместился не один год. Но я уже не обопрусь более о палку. Если война будет проиграна, разве бегство в горы спасет меня? А если мы победим, то велика ли будет утрата, если я паду в бою, отдав последние силы этой победе? Впрочем, не будем пока об этом думать! Эту ночь я проведу в Дунхаргской Крепости. Что бы ни случилось, у нас есть еще целый вечер без войны. Едем!

Сумерки уже сгустились, когда передовой отряд наконец вышел в долину. Снаубурн бежал вдоль западного склона, и вскоре тропа привела всадников к броду, где, широко разлившись, река весело звенела на камнях плеса.

Брод стерегли. Стоило отряду приблизиться, как из–за скал выступили вооруженные воины. Узнав Короля, они приветствовали его радостными криками:

– Король Теоден!.. Король!.. Король вернулся!..

Протрубил рог. По долине прокатилось гулкое эхо. Издали донеслись ответные сигналы, и на другом берегу реки замерцали огни.

Внезапно откуда–то сверху, из невидимой расселины или пещеры, грянули трубы и, слившись в единый хор, многократно отозвались среди каменных громад.

Так возвратился король Марки на запад, в Дунхаргскую Крепость, к подножию Белых Гор, одержав великую победу. Здесь он нашел главные силы оставшихся в Рохане войск полностью готовыми к смотру. Как только стало известно о прибытии Короля, военачальники поспешили ему навстречу с известиями от Гэндальфа. Возглавлял их Дунхир[530], правитель Харгской долины.

– Три дня назад на заре в Эдорас как ветер влетел Скадуфакс, и Гэндальф возвестил нам о твоей победе, Король, – сказал Дунхир. – Мы возрадовались всей душой. Гэндальф передал нам твое повеление – спешно готовить войска к смотру. А потом явилась Крылатая Тень…

– Крылатая Тень? – переспросил Теоден. – Мы тоже повстречали ее. Но это было глубокой ночью, еще до того, как Гэндальф нас покинул.

– Может быть, – ответил Дунхир. – Но эта же Тень – или другая – в то утро посетила и нас. Она была как сгусток тьмы в образе чудовищной птицы. Великая тревога объяла нас с ее появлением. Тень снизилась над Метузельдом, и, когда ее крылья уже почти коснулись крыши, она испустила крик, да такой, что сердца у нас едва не остановились. Гэндальф дал нам совет не показываться в открытой степи и встречать тебя здесь, в долине, под защитой гор. Еще он предупредил нас, чтобы мы не зажигали без надобности огней. Он отдавал приказы так, словно имел на это полное право. Мы поверили, что слова его не расходятся с твоей волей, и сделали все, как он сказал. Ну а здесь, в долине, пока ничего особенного не произошло.

– Вы поступили мудро, – сказал Теоден. – Теперь я отправлюсь в Дунхарг и, прежде чем отдыхать, созову полководцев и военачальников. Пусть они прибудут сколь возможно быстрее!

Дорога свернула в долину, которая в этом месте была более версты шириной. Вокруг простирались луга, поросшие серой в густых сумерках травой. Впереди Мерри различил хмурую стену: то был последний из отрогов Старкхорна, когда–то давно, в минувшие эпохи, рассеченный надвое руслом горной реки.

По равнине тянулись бесконечные ряды палаток, шалашей и навесов. Между ними сновало множество людей. Некоторые, заметив Короля и воинов, выбегали к дороге, чтобы приветствовать королевский кортеж. Меж рядами палаток, как молодой лес, стояли воткнутые в землю пики; здесь же переступали с ноги на ногу привязанные кони. Огромный лагерь постепенно погружался во тьму. С вершины уже веяло ночным холодом, но Мерри не заметил ни фонарей, ни костров. Между палаток, завернувшись в теплые плащи, прохаживались часовые.

Хоббит вертел головой, гадая – сколько же всадников собралось на смотр? Из–за темноты прикинуть было трудно, но, судя по всему, не одна тысяча… Тем временем королевская свита пересекла долину и вплотную подъехала к нависающей над головами скале. Начался крутой подъем. Мерри глянул наверх – и обомлел. Такого он в жизни не видывал! Он сразу догадался, что дорогу проложили очень давно – должно быть, в такие давние времена, о которых и в песнях–то не поется. Дорога взбиралась по отвесной скале круто, как лестница, делая резкие повороты. Здесь могли пройти люди, могли – осторожно переступая – лошади; можно было, очень медленно и с большим трудом, втащить телегу. Но враги – за исключением врагов крылатых – ни за что не поднялись бы по этой дороге: для обороны достаточно было и горстки бойцов. На каждом повороте стояло по большому камню, изображавшему человеческую фигуру, правда с грубыми, едва намеченными чертами. Идолы застыли в неуклюжих позах, скрестив кривые ноги и сложив коротенькие ручки на больших, обвислых животах. У некоторых лица были совершенно стерты временем, и они печально взирали на проезжающих черными дырами пустых глазниц. Роханцы не обращали на них никакого внимания, да и сами изваяния, которые в долине называли шишигами[531], давно потеряли колдовскую силу и никого уже не могли напугать. Мерри разглядывал их с удивлением и чуть ли не с жалостью – так скорбно глядели каменные истуканы в сгустившуюся темноту.

Всадники уже поднялись над долиной сотни на две локтей, когда хоббит, обернувшись, заметил, что с Королем едет лишь небольшой отряд дружинников. Мерри разглядел далеко внизу вьющуюся цепочку всадников, которые еще не закончили переправу; всадники один за другим сворачивали с дороги и направлялись к приготовленным для них палаткам.

Наконец Король и его свита поднялись к острому гребню скальной стены и вскоре очутились в узкой расселине. Преодолев последний короткий подъем, кони выбрались на широкое плато, которое роханцы называли Фириэнфелд[532]. Это был зеленый луг, поросший травой и горным вереском, раскинувшийся на лоне гор высоко над вгрызшимся в глубь скал Снаубурном. С юга белел Старкхорн, с севера высился зубчатый, как пила, гребень Иренсаги[533], а меж ними чернела стена Двиморберга[534] – Заклятой Горы, чьи крутые склоны густо поросли мрачным сосновым лесом. Две гряды бесформенных камней обозначали тропу, разделявшую плато надвое и терявшуюся в сумерках густого ельника. Тот, кто отважился бы последовать за тропой, очутился бы в черном урочище Димхолт[535] у подножия Заклятой Горы. Там встретил бы его зловещий каменный столб и разверстая пасть запретной двери.

Такой была мрачная Дунхаргская Крепость, созданная руками давно забытых людей. О племени их не сохранилось ни песен, ни сказаний. Кануло даже самое имя его, и никто не знал, что было на этом месте в те давние времена – город, тайное святилище или, быть может, усыпальница королей?.. Дунхаргская Крепость была построена в Темные Годы, задолго до прибытия первых кораблей с Запада и задолго до того, как Дунаданы заложили первый камень Гондора, – но древние труженики исчезли, и только старые шишиги остались сидеть, всеми покинутые, на поворотах горной дороги…

Мерри обратил внимание на камни, рядами торчавшие вдоль тропы. Они напоминали зубы голодного зверя, но зубы черные, источенные временем, – один треснул, другой выпал, третий раскрошился от старости. Гадая, что бы могли означать эти камни, Мерри в глубине души надеялся, что Король все–таки не поедет вдоль этого мрачного ряда в темноту, под деревья! Повернув голову, хоббит заметил, что по обе стороны дороги расставлены палатки и шалаши, теснившиеся поближе к краю скалы и подальше от зловещего ельника. Справа от дороги поле было шире, и палаток там белело заметно больше, а слева, напротив, разбит был совсем небольшой лагерь, в центре которого стоял высокий шатер. Оттуда навстречу Королю сразу же выехал всадник, и отряд свернул с дороги в его сторону.