Между тем на полях Пеленнора с новой силой гремел жестокий бой. К небу летели яростные, отчаянные крики; ржали кони, звенело оружие. Играли рога и трубы: задрав хобот, оглушительно трубили мумакилы, понуждаемые к битве. Под южной стеной пехота Гондора сшиблась с моргульскими полками, все еще достаточно сильными. Всадники поскакали на восточный край поля к Эомеру. Среди них были и Хьюрин Стройный, Хранитель Ключей, и повелитель Лоссарнаха, и Хирлуин с Зеленых Холмов, и блистательный князь Имрахил в окружении своих рыцарей.

Помощь подоспела вовремя. Ибо удача изменила Эомеру, и отчаянная ярость нового короля Рохана обернулась против него. Первый бешеный натиск разбил ряды врагов; роханцы мощными клиньями врезались во фланговые отряды южан, сея среди них опустошение, – но туда, где маячили огромные силуэты мумакилов, кони идти отказывались. Они поднимались на дыбы, бросались в сторону, и звери–исполины по–прежнему безраздельно царствовали над полем битвы, возвышаясь над сражающимися, как могучие крепости. Харадцы теснились под этим мощным прикрытием, недосягаемые для атакующих. Еще в начале боя харадцы в три раза превосходили роханцев числом, но это было вначале. Новые и новые отряды врага подходили со стороны Осгилиата, и не было им конца. До сих пор, правда, подкрепление держалось в тылу, ожидая только приказа, чтобы в конце битвы наброситься на Город, разрушить его, разграбить и опустошить. Теперь, когда Черный Король погиб, Готмог[564], предводитель моргульских орков, сам повел свои полки в бой. За орками, размахивая топорами, тучей двинулись люди с востока, а за ними – вариаги из Кханда[565], южане в красных одеждах и черные гиганты из Дальнего Харада, похожие на троллей, с белыми глазами и алыми языками. Часть этого смешанного полчища устремилась в тыл роханцам; часть двинулась наперерез, намереваясь остановить гондорские отряды и не допустить, чтобы те соединились с роханскими всадниками.

Так боевая удача стала изменять защитникам Минас Тирита, и отчаяние снова нашло путь к их сердцам. И вдруг со стен города послышался отчаянный крик. Близился полдень; ветер усилился, отгоняя дождь к северу, в разрывах туч сверкнуло солнце – и в прозрачном воздухе дозорные приметили с башен новую опасность, которая отняла у гондорцев последнюю надежду.

Со стен Города дуга Великого Андуина просматривалась на несколько лиг вниз по течению, и зоркие глаза стражей издали заметили приближающиеся суда. Всмотревшись, люди закричали в ужасе и отчаянии: блестящую водную гладь вспенивали многочисленные весла военных галер, а за ними чернели, пузырясь на ветру, паруса огромных кораблей с высокими мачтами…

– Пираты Умбара! – кричали гондорцы. – Смотрите! Пираты! Белфалас пал! Этиру и Лебеннину конец! Пираты! Пираты! Это смерть! Мы погибли!

Кто–то бросился звонить в колокол – без приказа, ибо приказывать было некому; иные же хватали горны и трубили отступление.

– К стенам! – звали они сражавшихся. – Назад! Назад, в Город, пока нас не смяли!

Но на поле боя не слышали их зова, ибо ветер, который гнал корабли, подхватывал крики и уносил в сторону.

Впрочем, Рохирримы не нуждались в предупреждении. Они и сами видели черные паруса – даже слишком хорошо видели. Эомера отделяли теперь от Харлонда каких–нибудь четверть лиги да несколько вражеских отрядов, а сзади надвигались новые неприятельские полчища, спеша наперерез Имрахилу. Эомер бросил взгляд на Андуин и понял: это конец. Будь проклят этот ветер, который он еще недавно благословлял!.. Мордорцы тоже заметили паруса, и зрелище придало им бодрости. Победно взвыв, c утроенной жаждой крови полки Черного Властелина ринулись в атаку.

Но хладнокровие уже вернулось к Эомеру. Мысль его снова работала трезво и ясно. Он приказал трубить сбор, скликая под знамя всех, кто был поблизости. Нужно было, не медля, поставить крепкую стену из щитов и дать врагу последний бой – такой, чтобы он был достоин песни и легенды! Память о последнем Короле Рохирримов не должна покрыться бесславием! И вот Эомер въехал на зеленый холм, и воткнул в землю роханское знамя, и полотнище с Белым Конем заплескалось на свежем ветру, рвущем его с древка.

Так проговорил Эомер и засмеялся, и пламя битвы вновь охватило его и зажгло в нем юную беспечность. Он – молод, он – король, он – вождь бесстрашного племени! Смеясь над отчаянием, он взмахнул мечом и повернулся к черным кораблям.

И тут в сердце ему хлынула радость. Он поднял меч высоко над головой – и запел. Лезвие ослепительно засверкало на солнце, и все головы повернулись на блеск. Но что это? На мачте флагманского корабля, уже подходившего к причалу, медленно разворачивалось тяжелое черное знамя, но на черном поле цвело Белое Древо Гондора, и ствол его окружало семь звезд, а над ветвями сверкала корона! Герб Элендила! Вот уже много веков ни один правитель не осмеливался поднять знамени с этим гербом! Звезды горели на солнце ослепительным огнем – Арвен, дочь Элронда, не пожалела на них драгоценных каменьев; и так же ярко, если не ярче, сияла на черном корона из золота и мифрила.

Так на крыльях морского ветра возвратился в королевство Гондор с Тропы Мертвых Арагорн, сын Араторна, Элессар, наследник Исилдура. Ликование роханцев вырвалось наружу торжествующими криками, взрывами смеха и звоном оружия. Над городскими стенами взвился клич фанфар, и на Башне разом зазвонили все колокола. Только рабы Мордора, оцепенев от недоумения, никак не могли понять, что за великое колдовство превратило их собственные корабли во вражеские; и черный страх пал на них, ибо они поняли, что судьба окончательно отвернулась от них и приговорила к смерти…

Воины Имрахила гнали на восток разбитые, перемешавшиеся толпы троллей, вариагов и горных орков, не выносящих солнечного света. Эомер во главе своих всадников помчался на юг… Оказавшись меж молотом и наковальней, враги бежали кто куда, не разбирая дороги, ибо с кораблей у Харлондского причала спрыгивали все новые воины и сразу же вступали в бой. Подобно шквалу, обрушились на равнину новоприбывшие бойцы. В первых рядах натягивал тетиву Леголас–лучник, шагал гном Гимли с топором в руках, нес знамя суровый Халбарад; бок о бок с ними орудовали мечами могучие дунаданы, Следопыты с Севера, и среди них – Элладан и Элрохир со звездами на челе; плечом к плечу с ними сражались храбрецы из Лебеннина, Ламедона и прочих южных провинций. Высоко подняв над головами Пламень Запада – перекованный Андарил, столь же грозный, как Нарсил, меч древних Королей, – впереди шел сам Арагорн, высокий и величественный, и Звезда Элендила сверкала у него на челе.

Так посреди грозной сечи встретились они вновь – Эомер и Арагорн, сын Араторна. Опершись на мечи, посмотрели они друг на друга – и улыбнулись.

– Вот мы и вместе, друг мой, хотя вся мордорская рать стояла между нами! – сказал Арагорн. – Разве не обещал я тебе это еще в Хорнбурге?

– Обещал, – рассмеялся Эомер. – Но надежда часто обманывает. Откуда же мне было знать, что ты умеешь предсказывать будущее? Воистину, вдвойне благословенна помощь, приходящая нежданно! Когда еще друзья так радовались встрече?

Они крепко пожали друг другу руки, и Эомер добавил:

– И когда сходились они так кстати? Ты явился в последнюю минуту, о друг мой! Нас постигли великие потери и великая скорбь.

– Значит, прежде чем радоваться – отомстим за павших! – отозвался Арагорн, и они вместе ринулись в бой.

Битва предстояла свирепая и долгая. Южане слыли отчаянными смельчаками и, загнанные в тупик, дрались с удесятеренной яростью: солдаты восточных племен были испытаны в боях и могучи; никто из них сдаваться не собирался. Везде – на поле, под горой, у каждого холмика и полуразрушенного забора – собирались отряды врагов, готовых сражаться до последнего. Близился вечер, а конца битве все не предвиделось…