– Быть может, люди надолго запомнят твои слова, Иорэт! В них брезжит проблеск надежды. Ибо не исключено, что Король и впрямь вернулся. Разве тебе не передали странных слухов, которыми полнится город?

– Я кручусь как белка в колесе, откуда мне знать, что болтают в городе? – пожала плечами женщина. – Все, на что я надеюсь, – это что душегубы не ворвутся в Обители и не потревожат больных!

Тогда Гэндальф поспешил в город, и, пока он быстрым шагом шел по улицам, зарево на небе погасло, вершины холмов померкли и равнину окутал пепельно–серый вечер.

На заходе солнца Арагорн, Эомер и князь Имрахил возвращались в Город в сопровождении своих латников и полководцев. У Ворот Арагорн молвил:

– Посмотрите на пожар, который зажгло Солнце! Это знак конца и начала. Грядут великие перемены. Но Город и королевство Гондор так долго состояли под опекой Наместников, что негоже мне входить в эти Ворота непрошеным гостем. Я не желаю стать причиной споров и нестроений. В дни войны это лишнее. Я не войду в Город и не заявлю никаких прав на престол, пока не станет ясно, кто превозмог – мы или Мордор. Мои шатры будут стоять здесь, на поле, и здесь я буду ждать, пока Правитель Города не окажет мне должного гостеприимства.

– Но ты уже развернул королевское знамя, и все видели на нем герб Элендила, – возразил Эомер. – Стерпишь ли ты, если этому знаку окажут неуважение?

– Нет, – ответил Арагорн. – Не стерплю. Но я думаю, мой час еще не пробил. Я хочу мира со всеми, кроме Врага и его слуг.

Тут заговорил князь Дол Амрота:

– Если ты прислушаешься к голосу того, кто состоит с Дэнетором в близком родстве, я осмелюсь высказать свое мнение. Твой поступок мудр, о Повелитель. Дэнетор наделен сильной волей и горд, но лета его весьма преклонны, и с тех пор, как ранили его сына, он уже совершил немало необъяснимых поступков. И все же – разве пристало тебе стоять у дверей, как нищему?

– Зачем же нищему? – повернулся к нему Арагорн. – Я – предводитель Следопытов, а они не привыкли жить в городах и домах из камня – вот и все.

И он отдал приказ свернуть знамя, а затем снял с себя Звезду Северного Королевства и передал на хранение сыновьям Элронда.

Князь Имрахил и Эомер Роханский оставили Арагорна у Ворот и вступили в город. Пройдя сквозь шум и ликование улиц, они поднялись в Цитадель и вступили в Башенный Зал, надеясь увидеть там Наместника. Но кресло Дэнетора пустовало, а перед троном покоился на высоком одре Теоден, король Рохирримов; двенадцать факелов пылало вокруг, и двенадцать воинов Рохана и Гондора несли стражу при усопшем. Смертный одр короля убран был в цвета Рохана – зеленый и белый, но покрывало, немного не доходившее до плеч, переливалось золотом; на груди Короля лежал обнаженный меч, а у ног его покоился щит. Свет факелов мерцал в белоснежных кудрях, как солнце в струях фонтана, и лицо Теодена было прекрасно; оно даже казалось бы молодым, если бы не отметившая чело усопшего печать покоя – покоя, какого молодости стяжать не дано. Казалось, Король не умер, но спит.

Долго стояли Эомер с Имрахилом у тела Короля. Наконец Имрахил нарушил молчание:

– Где же Наместник? И где искать Митрандира?

Ответил ему один из воинов, стоявших в карауле:

– Наместник Гондора пребывает в Обителях Целения.

– А сестра моя, Эовейн? – спросил Эомер. – Почему ей не нашлось места подле Короля? Она достойна таких же почестей. Где ее положили?

И князь Имрахил ответил:

– Госпожа Эовейн была еще жива, когда ее принесли сюда. Разве ты не знаешь об этом?

И в сердце Эомера вошла надежда, а с нею – новая тревога и новый страх. Без единого слова он повернулся и быстро зашагал к выходу. Князь последовал за ним. Уже наступила ночь; в небе вызвездило. Гэндальф тем временем спешил туда же, куда и они, и не один, но в сопровождении незнакомца в сером плаще. Все четверо встретились у двери Обителей, и князь, приветствовав Гэндальфа, молвил:

– Мы ищем Наместника. Нам сказали, что он пребывает в Обителях. Неужели его настигло оружие врага? И где госпожа Эовейн?

– Эовейн здесь. Она жива, но при смерти, – ответил Гэндальф. – Здесь и Фарамир – вы, должно быть, знаете, что его задело отравленной стрелой. Увы – кроме Фарамира, другого Наместника в Гондоре нет, ибо Дэнетор отошел к праотцам и дом его стал пеплом.

Эомер с Имрахилом подивились словам Гэндальфа, но и премного опечалились.

– Воистину, в победе нашей нет радости, ибо заплатить нам пришлось дорого, – молвил Имрахил. – В один день потеряли своих государей Рохан и Гондор. Рохирримами правит отныне Эомер. Но кто будет править Минас Тиритом? Не послать ли все же за Арагорном?

– Он здесь, – отозвался человек в сером плаще, выступая вперед.

В свете фонаря стало видно, что это не кто иной, как Арагорн, но кольчугу его скрывал серый плащ Лориэна, и изо всех знаков королевского достоинства предводитель Следопытов оставил при себе только зеленый камень – дар Галадриэли.

– Я уступил настояниям Гэндальфа и явился, – молвил Арагорн. – Но запомните: пока что я – только командир дунаданов из Арнора. Править Городом, пока не очнется Фарамир, будет князь Дол Амрота. Но я советовал бы тебе, князь, вручить бразды правления Гэндальфу – хотя бы на ближайшие дни, пока война с Врагом еще не окончена.

На этом и порешили. Гэндальф добавил:

– Я бы советовал не тратить времени. Скорее в Обители! Вся надежда – на Арагорна. Ибо мудрая Иорэт вспомнила и пересказала нам древнее слово: «В руке Короля исцеленье найдешь. Сим познaется истинный Владыка».

Арагорн вошел первым, остальные – за ним. У дверей несли стражу два гвардейца в цветах Цитадели: один был высок и широкоплеч, другой – не выше ребенка. При виде входящих низкорослый стражник разинул рот от удивления, потом рожица его расплылась в радостной улыбке, и наконец он воскликнул:

– Бродяга! Вот так встреча! Я–то вмиг догадался, что на черных кораблях приплыл именно ты! Но все голосили: «Пираты, пираты!» – и ничего слушать не хотели. Как ты это проделал, а?

Арагорн, рассмеявшись, взял маленького стражника за руку.

– Встреча и впрямь замечательная! – согласился он. – Но ты уж прости – сейчас не до рассказов.

Имрахил, подняв брови, повернулся к Эомеру:

– Слыхал ли ты, как у нас разговаривают с Королями? «Бродяга»! Смею ли я надеяться, что короновать мы его будем все–таки не под этим именем?

Арагорн обернулся и ответил:

– Конечно, не под этим, ибо на высоком древнем языке я зовусь Элессар – Эльфийский Камень и Энвиатар – Обновитель. – И, сняв с груди зеленый камень, он высоко поднял его. – Но мой род – если мне суждено стать основателем рода – примет и то имя, которое вы только что слышали. На высоком языке Нуменора оно звучит не так уж и плохо: Телконтар. Так будут зваться и все мои потомки.

С этим он вошел в Обители и направился в покои, где лежали больные. По пути Гэндальф поведал остальным о подвиге Эовейн и Мериадока.

– Я узнал об этом от них самих, – прибавил он. – Немало времени провел я у их постелей. Прежде чем погрузиться во тьму и оцепенение, они много разговаривали во сне. Вдобавок, мне даровано видеть многое из того, что происходит вдали от меня.

Арагорн подошел сперва к Фарамиру, потом – к Эовейн и, наконец, к Мерри. Взглянув в их лица и осмотрев раны, он вздохнул.

– Придется пустить в ход все силы и знание, какими я обладаю, – промолвил он. – Жаль, нет здесь Элронда – он старший в нашем роду, и ему дана власть над недугами.

Эомер, видя, что Арагорн обременен великой усталостью и печалью, заметил:

– Тебе, верно, следовало бы отдохнуть или хотя бы вкусить пищи!

Но Арагорн ответил:

– Нет, отдыхать я не стану. Больным, особенно Фарамиру, каждая минута может стоить жизни. Теперь не до отдыха.

Он позвал Иорэт и спросил:

– Есть ли у вас в Обителях запасы целебных трав?

– Есть, господин, – отвечала женщина. – Но, боюсь, мало, на всех нуждающихся не хватит. Знать бы, где найти эти травы! Но в городе, по нынешним временам, среди огня и пламени, все вверх дном перевернулось, а мальчишек, что бегают по нашим поручениям, – раз–два и обчелся. Ну, и дороги все перекрыты. Мы уж запамятовали, когда в последний раз видели на рынке телегу из Лоссарнаха! Но пусть высокородный господин не сомневается, что мы делаем все возможное, даже при нынешней скудости…