– Вообще–то, хозяин, – подал голос Сэм, – надо бы вам, наверное, послушаться эльфов. Гилдор сказал, что вы должны взять с собой кого–нибудь из друзей, я сам слышал. Не будете же вы отпираться!

– Я и не отпираюсь, – сказал Фродо, с укором глядя на Сэма, расплывшегося в хитрой улыбке. – Только теперь сколько ни храпи, никогда не поверю, что ты спишь. Сперва дам хорошего пинка, чтобы убедиться! – Он обернулся к остальным: – Злодеи вы и обманщики, вот вы кто! Ну, да что там! – Он встал, махнул рукой и рассмеялся. – Сдаюсь! Последую совету Гилдора. Если бы меня ждал другой путь, хоть чуточку полегче, я бы, наверное, заплясал от радости. Но я все равно рад, и ничего не могу с собой поделать. Давно уже мне не было так легко на душе. А я–то боялся этого вечера!

– Отлично! В таком случае трижды ура командиру Фродо и всей честной компании! – закричали хоббиты и пустились в пляс вокруг Фродо, а Мерри и Пиппин затянули песню, явно для этого случая сочиненную.

Слова были положены на мотив старой гномьей песенки, которая когда–то, в былые времена, вдохновила Бильбо пуститься в дорогу:

Прощай, камин, прощай, ковер,
Клубится тьма в ущельях гор,
А нам с утра идти пора
За ближний холм, за дальний бор.
Вдаль, в Ривенделл, где Дивный Род
В долине потайной живет, –
Тропа, спеши в лесной глуши
За десять речек и болот!
По следу мрак, в засаде враг,
Скатерка – лист, постель – овраг.
Спешим, покуда не свершим,
Что не свершить нельзя никак!
Проверь мешок, поправь седло –
И в путь, пока не рассвело!

– Прекрасно! – одобрил Фродо. – Но в таком случае нам надо управиться еще со множеством дел, прежде чем лечь. Подумать только, последняя ночь под крышей!

– Ты, кажется, слишком буквально понял песенку, – запротестовал Пиппин. – Не думаешь ли ты и впрямь выйти из дому, «пока не рассвело»?

– Не знаю, – пожал плечами Фродо. – Я боюсь этих Черных Всадников, и мне ясно как день, что сиднем сидеть нельзя, особенно когда враги знают, где меня искать. Гилдор тоже советовал не задерживаться. Эх! Гэндальфа бы дождаться! Я заметил, что даже Гилдор расстроился, услышав, что его до сих пор нет. Но тут уж ничего не поделаешь, а стало быть, нам осталось решить только два вопроса. Первый: когда Всадники смогут оказаться в Бэкбери? Второй: сколько нам надо времени на сборы? А то пока еще управимся!

– На второй вопрос отвечаю незамедлительно, – сказал Мерри. – Времени потребуется ровно час. У меня уже почти все готово. За полем – стойло, там шесть пони. Барахлишко и снедь мы уже упаковали. Осталось только положить кой–какую одежду и еду из ледника.

– Вижу, заговорщики даром времени не теряли! – поразился Фродо. – А что вы думаете о Всадниках? Подождем Гэндальфа еще денек или уже не стоит?

– Смотря что эти Всадники с тобой учинят, если нагрянут, – ответил Мерри. – Они, конечно, запросто могли бы и сейчас объявиться, но похоже, они все–таки застряли у Северных Ворот, ну, там, где Заслон подходит к реке, по эту сторону моста. Стражники ночью их не пропустят. Правда, этим Всадникам, наверное, ничего не стоит прорваться. Днем, думаю, их тоже постараются остановить, по крайней мере прежде доложат о них Хозяину Палат – очень уж у них вид подозрительный, по вашим словам. Стражники, наверное, до смерти перепугаются. Но если Всадники решат брать Ворота силой, то Бэкланд, ясное дело, долго сопротивляться не сможет. Кроме того, если Черный Всадник подъедет к воротам не ночью, а в обычное время, и спросит господина Бэггинса, почему бы его и не пустить, даром что он страшный? Тут уже почти все знают, что ты решил обосноваться в Крикковой Лощинке.

Фродо ненадолго задумался и наконец объявил:

– Решено! Выходим завтра, как только рассветет. Но трактом я не поеду – здесь дожидаться и то безопаснее. Если я выеду завтра через Северные Ворота, тамошние жители тут же раззвонят, что меня в Бэкланде больше нет, а нам надо, чтобы о нас несколько дней вообще никто ничего не знал! Если даже Всадники решат не соваться в Бэкланд, за Мостом и Восточным Трактом они обязательно будут наблюдать, а мы даже не знаем, сколько их. Два точно есть, а вдруг больше? Остается одно: пойти в совершенно неожиданную сторону, туда, где нас никто не будет искать.

– В Старый Лес, что ли? – ужаснулся Фредегар. – Ты с ума сошел! О Лесе даже и не думай! Чем он лучше Черных Всадников?

– Ты, брат, преувеличиваешь, – возразил Мерри. – Это, конечно, шаг отчаянный, но, мне кажется, Фродо прав. Иным способом погони не отвадить. Если удача нам улыбнется, мы их здорово обскачем. Хотя, скорее всего, ненадолго…

– В Старом Лесу удачи вам не будет, – мрачно предрек Фредегар.– Там еще никому и никогда не было удачи. Заблудитесь вы, вот и весь сказ. Туда никто не ходит.

– Еще как ходят, – заверил Мерри. – Очень даже ходят. Брендибэки, например. Как взбрендит им – идут себе, и никто не остановит! У нас даже есть свой, отдельный вход. Фродо там тоже как–то побывал. Лет сто назад, правда. И я туда захаживаю – днем, конечно, когда деревья спят и все более–менее спокойно.

– Ваше дело, – махнул рукой Фредегар. – Я Старого Леса боюсь больше всего на свете. О нем такое рассказывают, что ночей спать не будешь. Но мой голос не в счет, я ведь с вами не еду! И не очень–то об этом жалею – надо же кому–то остаться, чтобы рассказать Гэндальфу, куда вы подевались. А за ним дело не станет, в этом я твердо уверен.

Пончик Булджер любил Фродо, но не испытывал ни малейшего желания покидать Заселье. Ему не было любопытно посмотреть, что находится за пределами родного края, – ну вот ни капельки. Его семья переехала в Бэкланд из Восточного Предела, а если быть точным, то из Баджфорда[115], что в Замостье, но сам он дальше Брендивинского Моста никогда и носу не казал. Согласно планам заговорщиков, он должен был оставаться дома и отвечать на вопросы любопытных, а заодно создавать у соседей впечатление, будто господин Фродо из Крикковой Лощинки никуда не уезжал. Пончик нарочно припас кое–какую старую одежду Фродо, чтобы лучше войти в роль. Никто и не подумал, каким опасным может оказаться этот маскарад.

– Блестяще! – одобрил Фродо, уразумев план заговорщиков. – Иначе Гэндальфу не узнать, куда мы поехали. Мне неизвестно, умеют ли эти Всадники читать, но я в любом случае не стал бы оставлять никаких записок – а вдруг они сюда заявятся и обыщут дом? Впрочем, если Пончик согласен держать оборону и я могу быть спокоен за Гэндальфа, то и рассуждать больше нечего. Завтра на рассвете встаем, одеваемся – и в Старый Лес!

– Завтра так завтра, – покладисто согласился Пиппин. – Но если подумать, то я, конечно, с Пончиком не поменялся бы. Сидеть тут и дожидаться Черных Всадников? Слуга покорный!

– Завтра ты чего получше дождешься. Вот забредешь в самую чащу – увидишь что почем, – пообещал Фредегар. – Завтра к этому времени ты сто раз пожалеешь, что не остался дома, со мной.

– Хватит препираться, – остановил их Мерри. – Во–первых, нам еще прибрать на кухне надо, во–вторых – завязать котомки. Пока всего не сделаем, ложиться нельзя. А завтра я вас разбужу с петухами.

Когда Фродо наконец добрался до кровати, уснул он не сразу. Ноги он за день оттоптал как следует и был рад, что дальше можно будет ехать верхом. Под конец он все–таки задремал, и ему приснился сон: будто бы он смотрит из окна высокой башни на темное море сплетшихся ветвями деревьев[116], а внизу, у корней, копошатся и фыркают неведомые твари. Фродо знал, что рано или поздно эти твари нападут на след и отыщут его.

вернуться

115

См. прим. к гл. 1 этой части, Булджеры.

вернуться

116

Образ, который встречается и в песне эльфов, обращенной к Элберет, – галадреммин эннорат, «оплетенное ветвями Средьземелье», «лес переплетенных ветвей». Одно из значений этого многозначного символа – земная жизнь, заслоняющая от духовного взора небесную отчизну. Этот образ встречается в мировой литературе: можно назвать здесь и Данте («Земную жизнь пройдя до половины,/я заблудился в сумрачном лесу»), и Спенсера, у которого встречается образ блуждающего в дремучем лесу рыцаря (хотя Толкин не раз открыто выражал свою нелюбовь к Спенсеру), а также Мильтона, создавшего образ души–девы, которая рвется на волю из «слепых лабиринтов переплетенного ветвями леса» (см. Шиппи, с. 144). В сне Фродо море оказывается символом того, что лежит за жизнью.