– Мы, все четверо, польщены вашим вниманием и благодарны за гостеприимство, и я питаю скромную надежду на то, что этот краткий визит поможет обновить старинные дружеские связи между Бри и Засельем!

Он запнулся в поисках нужного слова и кашлянул. Главное, однако, свершилось – теперь он был в центре внимания!

– Песню! – потребовал кто–то из хоббитов.

– Песню! Песню! – подхватили остальные. – Спой–ка нам что–нибудь новенькое!

Фродо на миг растерялся, раскрыл рот – и с отчаяния затянул нелепую песенку, которую обожал в свое время Бильбо (и которой, добавим, гордился – ведь слова он сочинил сам!). Песенка была про корчму – потому, наверное, она и пришла Фродо на ум. Приводим ее целиком, так как в наше время из нее поют один–два куплета, не больше, – остальное позабылось.

Под горой стоит корчма
У слиянья речек –
Раз свалился с чердака
Выпить доброго пивка
Лунный Человечек.
Был там подгулявший кот
С пятиструнной скрипкой –
Он по ней что было сил
Вжик–вжик–вжик смычком пилил
С пьяною улыбкой.
Там еще гулял щенок – Не было с ним сладу:
Он по–щеньи лопотал
И от пуза хохотал,
Просто до упаду!
И корова там была – Сунься к недотроге!
Но под музыку кота,
Позабыв свои лета,
Проплясала ноги!
Так надраена была
В кухне вся посуда,
Что, куда ни положи
Ложки, вилки и ножи – Блещут, просто чудо!
Ну, веселье началось!
Все перемешалось –
И корова от щенка
Получила тумака,
И коту досталось!
Человечек окосел
Да и лег под лавку –
Но во сне он не молчал
И без удержу кричал,
Чтоб несли добавку!
Стали тут его будить,
Хоть и неприятно –
Уж недолго до утра,
Значит, самая пора
На луну обратно!
Кот на скрипке заиграл,
Голося ужасно.
Тут бы и покойник встал, –
Ну а этот спал да спал.
Видно, все напрасно!
На гору его снесли – Было ж «аху–оху»!
Хором крикнули «А ну!» –
Зашвырнули на луну
Луновыпивоху!
Кот опять схватил смычок,
Снова запиликал –
И корова, хоть строга,
Встала прямо на рога,
А щенок хихикал!
«Дзынь!» – и струны порвались;
Ахнула компания!
А корова (чудеса!)
Ускакала в небеса – Что же, до свидания!
Закатилася луна,
Брезжит свет во мраке:
Ну, дела! Пора вставать,
А они идут в кровать – Экие гуляки![141]

Хлопали долго и оглушительно. Голос у Фродо был хороший, да и песня пришлась по нраву.

– Где старина Подсолнух? – послышались отдельные голоса. – Позовите его сюда, пусть послушает! Заставим Боба, пусть научит своего кота пиликать! А мы попляшем!

Засим хоббиты потребовали еще пива и дружно заорали:

– Еще разочек, приятель! Давай! Еще разок!

Они заставили Фродо осушить еще одну кружку, и ему волей–неволей пришлось начать песню сначала – а остальные подхватили: мотив был известный, а память на слова у хоббитов превосходная. Настал черед Фродо чувствовать себя польщенным. Он прошелся по столу чечеткой, а на словах «…ускакала в небеса» высоко подпрыгнул. И… пожалуй, слегка перестарался. Дзынь! Нога его угодила в поднос с пивными кружками, он поскользнулся и – бах, тарарах, шмяк! – полетел на пол. Все открыли рты, чтоб рассмеяться, – да так и замерли: певец–то исчез! Пропал – и все тут, все равно что в подпол провалился, только вот дырки не осталось!

Придя в себя, местные хоббиты повскакивали с мест и закричали, требуя Подсолнуха. От Пиппина и Сэма отодвинулись, и бедняги, всеми оставленные, жались в углу, не зная, куда спрятаться от недобрых, подозрительных взглядов недавних собутыльников. Было очевидно, что теперь их считают пособниками бродячего волшебника, – а кто знает, зачем он пожаловал и чего от него можно ожидать?! Один смуглый бриец, стоявший неподалеку, посматривал на них с такой издевкой и так понимающе, что бедолагам стало совсем неуютно. Вскоре этот бриец покинул гостиную. За ним подался и косоглазый южанин: эти двое весь вечер шептались между собой. Следом за ними выскользнул на улицу и привратник Харри.

Фродо чувствовал себя дурак дураком. Не зная, что предпринять, он прополз под столами в темный угол, где неподвижно сидел Бродяга, ничем не выдавший своего отношения к происшествию. Прислонившись к стене, Фродо снял Кольцо. Как оно очутилось на пальце, хоббит сказать не мог. Видимо, каким–то образом само наделось, когда он взмахнул рукой, пытаясь удержаться на ногах,– он наверняка по привычке перебирал содержимое кармана, а ведь там было и Кольцо! «Может, оно сыграло со мной злую шутку?» – мелькнуло у Фродо в голове. А что, если оно попробовало подать знак о себе в ответ на чье–то пожелание или приказ? Взять хотя бы тех людей, которые минуту назад вышли из залы. Фродо они совсем не понравились…

– Что скажешь? – спросил Бродяга, когда перед ним появился Фродо. – Зачем тебе все это понадобилось? Ты один натворил куда больше бед, чем могли бы натворить все твои разговорчивые друзья, вместе взятые! Вляпался, можно сказать, обеими ногами! Или, может, пальцем?

– Не понимаю, что вы такое говорите, – притворился Фродо, встревожившись от этого вопроса и чувствуя приступ раздражения.

– Неправда, ты все отлично понимаешь, – возразил Бродяга. – Но подождем, пока тут станет потише. А тогда, господин Бэггинс, я хотел бы с вами, если позволите, переговорить с глазу на глаз.

– О чем бы это? – удивился Фродо, пропуская мимо ушей, что Бродяга назвал его настоящим именем.

– О делах довольно важных – важных и для тебя, и для меня, – ответил Бродяга, глядя Фродо в глаза. – Не исключено, что наш разговор немало послужит к твоей пользе.

– Ладно, – бросил Фродо, пытаясь изобразить безразличие. – Так и быть, попозже поговорим.

У камина тем временем разгорелся ожесточенный спор. Подоспевший к месту происшествия господин Подсолнух тщетно пытался что–либо понять из разноречивых выкриков столпившихся вокруг хоббитов.

– Я видел его собственными глазами, господин Подсолнух! – горячился один из них. – Вернее, не видел, понимаете? Собственными глазами не видел! Он просто растворился в воздухе, и все. Хлоп – и нету!

– Полно вам, господин Полынник, – сомневался корчмарь.

– Да говорю же вам! – настаивал Полынник. – Я за свои слова отвечаю!

– Статочное ли дело, – качал головой хозяин, – статочное ли дело, чтобы господин Подхолминс, такой плотный, дородный, осанистый, – вот так вот, запросто, взял да и растворился в воздухе! Тем паче, воздух тут такой, что и растворяться–то негде!

– Тогда скажите, где он! – потребовало несколько голосов.

– А мне почем знать? Я его за фалды не держу, пускай бродит, где хочет, только бы расплатился поутру. Например, вон там, в углу, сидит господин Тукк – он ведь не растворился, правда?

вернуться

141

Шиппи (с. 28) подтверждает невольно возникающую здесь у читателя аналогию с известным стихом из «Матушки Гусыни» (сборника детских английских стишков) о корове, которая перепрыгнула через Луну, и пустившихся в пляс тарелках. Это первый из экспериментов Толкина по «восстановлению утраченных старых поэм», которые, по его мнению, могут скрываться за отрывками, порой бессмысленными, старых стишков и песенок, нашедших приют в «Матушке Гусыне» и ставших достоянием детской. Второй эксперимент на тему Луны и «лунного жителя» входит в сборник «Приключения Тома Бомбадила». Но и песня Фродо – «восстановленный» вариант стишка про корову – кажется «засельской», упрощенной версией какого–то древнего мифа, пишет Шиппи; возможно, здесь слышны отголоски мифа о Фаэтоне – только «лунного» и в «средьземельском» варианте. Так создается в трилогии эффект глубины времени. Интересно, что в средние века в Англии действительно существовали развернутые версии стишка про «лунного человечка» (того самого, который обжегся холодной картошкой (или пирогом) в «Матушке Гусыне»!), и по крайней мере одна из них сохранилась. «Автор» ее – простой крестьянин – зовет «лунаря» спуститься и выпить вместе с ним пива в деревенской корчме.

Русские версии детских стишков из «Матушки Гусыни» выглядят следующим образом:

Играет кот на скрипке,

На блюде пляшут рыбки,

Корова взобралась на небеса.

Сбежали чашки, блюдца,

А лошади смеются:

– Вот, – говорят, – какие чудеса!

(Пер. С.Маршака)

Гей, кошка и скрипка,

Пляши, да не шибко.

Щенок на заборе заржал;

Корова подпрыгнула

Выше луны,

И чайник с тарелкой сбежал.

(Пер. Г.Кружкова)

Человечек с луны

Упал с вышины

И спросил, как пройти ему в Норич.

Купил он пирог

И горло обжег, –Такую почувствовал горечь!

(Пер С.Маршака)

Жил человечек на луне, жил на луне, жил на луне,

Жил человечек на луне,

Его звали Эйкин Драм.

И он играл на ложках,

На ложках–поварешках,

И он играл на ложках,

Его звали Эйкин Драм.

(Пер. Г.Кружкова)