Внезапно меня осенило. И мысль была настолько ужасна, что мои глаза отказывались в это поверить даже после того, как я поняла. Я сделала три шага назад и попыталась рассмотреть очертания целиком. Вот тут и тут, две руки, две ноги, плечи. Это была человеческая кожа. Как только я определила форму, я уже не могла не видеть ее. Я знала, что если закрою глаза сегодня ночью, то это зрелище будет преследовать меня. Эта тонкая натянутая на гвозди вещь, которая когда-то была человеком.

– А где ступни и кисти рук? – спросила я. Мой голос звучал странно, словно издалека, почти безразлично. От осознания чистого ужаса у меня покалывало губы и кончики пальцев.

– Это просто чья-то спина, а не кожа целиком, ma petite. Кроме того, довольно сложно снять кожу с пальцев, если жертва еще сопротивляется, – сказал Жан-Клод. Его голос был абсолютно плоским, осторожно пустым.

– Сопротивляется? Хочешь сказать, что кто бы то ни был – он был еще жив?

– Ты же полицейский эксперт, ma petite.

– Здесь не было бы столько крови, если бы он не был жив, – сказала я.

– Да, ma petite.

Он был прав. Я действительно знала это и сама. Но вид человеческой кожи, прибитой к двери, сбил меня с ног. Это было слишком, даже для меня.

– Господи Иисусе, раз гвозди серебряные – значит, жертва была вампиром или ликантропом?

– Скорее всего, – сказал Жан-Клод.

– Это значит, что он или она все еще в сознании?

Он посмотрел на меня. Его взгляд мог быть пустым и красноречивым одновременно.

– Тот, с кого снимали кожу, оставался при этом жив. Если это был вампир или ликантроп, то простое сдирание кожи не достаточно, чтобы убить их.

Меня передернуло с ног до головы. Это был не совсем страх. Это был ужас. Ужас от невыносимого надругательства, жестокости.

– Ашер что-то говорил о Падме. Это Звериный Повелитель?

– Мастер Зверей, – сказал Жан-Клод, – ты не можешь убить его за эту неосторожность, ma petite.

– Ты не прав, – сказала я.

Ужас поселился во мне, как тонкий слой льда под самой кожей, но поверх него была злость. Ярость. А под яростью был страх. Страх перед тем, кто может снять кожу с живого человека просто в назидание. Это много говорит о человеке. Говорит, как мало правил он признает. И это говорило мне, во вполне определенных выражениях, что я должна убить его, как только увижу.

– Мы не можем сегодня наказать их за это, ma petite. Этой ночью нам нужно просто выжить. Запомни это, и умерь свой гнев.

Я посмотрела на дверь и то, что на ней висело.

– Это уже не гнев.

– Тогда умерь свою ярость. Нам нужно спасти остальных своих людей.

– Если они еще живы.

– Они были живы, когда я поднималась к вам навстречу, – сказала Лив.

– Чья это кожа? – спросила я.

Она рассмеялась своим обычным ревущим хохотом. Все зажило, все было в порядке.

– Угадай, – сказала она, – если угадаешь правильно, я тебе скажу, но только если угадаешь.

Мне понадобилась вся моя выдержка, чтобы не наставить на нее браунинг. Я покачала головой:

– Никаких игр, Лив, только не с тобой. Настоящие игры начнутся только тогда, когда мы спустимся.

– Хорошо сказано, ma petite. Пойдем.

– Нет, – сказала Лив, – нет, ты угадай! Угадай, кто это. Я хочу видеть твое лицо. Хочу видеть боль у тебя в глазах, пока ты вспоминаешь всех своих друзей, Анита. Хочу видеть ужас на твоем лице, пока ты представляешь, как это могло случиться с каждым из них.

– Что я тебе сделала, Лив?

– Ты встала у меня на пути, – ответила она.

Я покачала головой и прицелилась в нее.

– Три страйка, и ты вылетаешь, Лив.

Она нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

– Предательство – это раз. Попытка захватить меня взглядом – это два. В этом была отчасти и моя вина, так что пропустим. Но ты принесла присягу защищать всех подданных Жан-Клода. Ты поклялась использовать это прекрасное тело, эту силу, чтобы защищать тех, кто слабее тебя. Кому бы ни принадлежала эта кожа, ты поклялась его защищать. Вместо этого, ты предала их. Доставила их прямо в ад. Это третий страйк, Лив.

– Ты не можешь убить меня, Анита. Странник исцелит меня, что бы ты ни сделала.

Я выстрелила ей в правое колено. Она упала на пол, зажимая руками раненую ногу, крича и извиваясь.

Я почувствовала, что улыбаюсь, и скорее всего – неприятно.

– Надеюсь, что тебе больно, Лив. Надеюсь, что тебе чертовски больно.

Температура в комнате резко упала. Стало так холодно, что я почти ожидала увидеть пар от дыхания. Крик Лив оборвался, она пристально смотрела на меня своими фиалковыми глазами. Если бы взгляды убивали, то я тут же упала бы замертво.

– Ты не можешь причинить мне вред, Анита. Мой мастер этого не допустит.

Лив поднялась на ноги, и, лишь чуть прихрамывая, пошла к двери с ужасающим украшением. Она натянула верхний край, показывая дырочки в коже, которые не относились к процессу свежевания.

– Я кормилась от него, пока они его пытали. Я пила его кровь, пока он кричал.

Она убрала руку, и ее пальцы были в крови. Она вылизала их, засовывая по очереди в рот.

– М-м-м, вкусно.

Все, что мне оставалось – это гадать, кто это был. Все, что мне оставалось – это играть в ее игру. Я выстрелила ей в левую коленную чашечку.

Она повалилась на пол, взвизгнув:

– Ты не поняла? Ты не можешь меня убить!

– О, думаю, могу, Лив. Думаю, что смогу.

И я выстрелила в правое колено. Она свалилась на спину, крича, схватившись за разбитые колени, но отдернув руки, так как свои собственные прикосновения причиняли ей боль.

Сила Странника заставила подняться волоски на моем теле. Он действительно собирался ей помочь. Если у меня не получится ее убить, то мне бы лучше оказаться где-нибудь в другом месте до того, как она сможет ходить. Я достаточно хорошо знала Лив и знала, что как только она сможет встать, мне не поздоровится. И я не могла ее за это винить. Фактически, если я буду просто стоять и ждать, когда она поднимется, это будет самозащита. Ну, хорошо, преднамеренная самозащита.

– Пойдем, ma petite, оставь ее. Странник не дает свое благословение так просто во второй раз, или это будет уже третий? На этот раз он исцелит ее по-своему. Благословение и наказание одновременно. Как и многие дары совета.

Он открыл дверь, ведущую на лестницу вниз. Когда он убрал руку, я увидела, что она вся в крови. Он держал руку перед собой, будто не зная, что с ней делать. Наконец, он прошел через дверь, ведя рукой по стене, вытирая кровь о камни, рисуя бледную красную полосу.

– Чем больше мы тянем, тем больше пыток они придумывают.

И с этими успокаивающими словами он начал спускаться по лестнице. Я бросила последний взгляд на Лив.

Она лежала на боку, плача и визгливо вскрикивая. Она кричала, что собирается посмотреть, как я умру. Мне следовало бы выстрелить ей в голову, так, чтобы мозги разлились по полу. Если бы я была по-настоящему жестока, я так бы и сделала. Но я не стала. Я оставила ее лежать и выкрикивать угрозы. Эдуард был бы так разочарован!