У нее был мягкий голос с придыханием, нечто среднее между интонациями маленькой девочки и обольстительницы. Она бы здорово звучала по телефону. Но ее взгляд не был ни детским, ни обольстительным, он был испуганным. Она смотрела мимо нас на лежащего Фернандо, и ее ненависть была такой горячей, что чувствовалась кожей.

Я не могла ее за это винить. Я встала, чтобы сходить проведать нашего маленького насильника. Гидеон и Томас оказались около него первыми. Я заметила, что они не спешили подходить к нему, пока не пошла я.

Почему я решила, что он нравился им больше, чем нам? У Фернандо был дар выводить людей из себя.

Похоже, это был его единственный талант.

В том месте, где Ричард пытался вытащить из него внутренности, на обнаженном животе у него было кровавое месиво, но рана заживала. Она заполнялась, как на убыстренной картинке в кино. Можно было видеть, как тело восстанавливает себя.

– Жить будет, – сказала я.

И даже для меня, это прозвучало очень разочаровано.

– Да, – согласился Томас, и одно это слово содержало столько же разочарования, сколько было в моих словах.

Он заметно собрался, и обратил ко мне свои печальные карие глаза.

– Если бы он умер, Падма уничтожил бы город, разыскивая вас. Не совершайте ошибку, Анита, Падма любит своего сына. Более того – это его единственный сын. Единственный шанс оставить наследника.

– Не думала, что вампир может париться по такому поводу, – сказала я.

– Он вышел из эпохи и культуры, где сын был необычайно важным событием. Независимо от того, сколько мы живем и во что превращаемся, все мы когда-то были людьми. Мы никогда не теряем окончательно то, чем были при жизни. Это ведет нас через века – наша человечность.

– Но вы – человек.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Когда-то, возможно.

Я открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но он остановил меня взмахом руки.

– Если у нас будет время, мы с Гидеоном с удовольствием расскажем вам и Ричарду, что может означать триумвират, но сейчас вы должны покинуть это место, пока Фернандо не пришел в себя. При свете дня он повелевает нами.

У меня опять открылся рот, и я посмотрела на Гидеона.

– Но он недостаточно альфа, чтобы взять верх над Гидеоном.

– Падма – суровый мастер, Анита. Мы подчиняемся или страдаем.

– Вот почему, – сказал Гидеон, – вы должны уйти как можно скорее. То, что этот petit batard прикажет нам сделать с вами, когда очнется, лучше не говорить вслух.

В его словах был смысл.

Послышался резкий вскрик Грегори, перешедший в хныканье. Ричард сказал, что ноги начали заживать, согнутые назад. Я внезапно поняла, что это означало.

– Если ноги заживут так, как есть, Грегори останется калекой, – сказала я.

– Да, – сказал Гидеон, – это способ наказания, который придумал Падма.

Пока не открывая глаз, застонал Фернандо. Нам надо было убираться.

– Мне нужно мое оружие, – сказала я.

Они даже не стали спорить. Просто отдали мне все обратно. Или они мне доверяли, или поняли, что я не стану стрелять в Фернандо, пока он без сознания. Они были правы, хотя он это и заслужил. Я убивала людей за заслуги намного меньшие, чем натворил этот крысеныш, намного меньшие.

Грегори очень осторожно вынесли. Ричард держал его на руках так бережно, как только мог. Они где-то нашли доски, и с помощью рубашки Ричарда наложили Грегори на ноги импровизированные шины. Вивиан тяжело опиралась на Зейна, как будто ее не совсем слушались ноги. И еще она пыталась прикрыться. Она была изранена так, что с трудом могла идти, и при этом ее волновала собственная нагота. Но у нас не было одежды, чтобы предложить ей надеть. Плащ я оставила снаружи.

Положение спас Томас, который отдал ей свой шикарный красный пиджак. Он был ей велик и закрывал достаточно. Только выйдя из шатра, я слегка расслабилась. Я подобрала плащ и положила пистолеты в карманы. Узи уже висел у меня за спиной.

Томас придержал для нас дверь. Я вышла последней.

– Спасибо, – сказала я.

И мы оба знали, что я имела в виду не дверь.

– Всегда пожалуйста.

Он закрыл за нами дверь, и я услышала, как щелкнул замок.

Я стояла под горячими лучами летнего солнца, и ощущала, как мое тело закутывается в тепло. Было так хорошо выйти под открытое небо днем. Но приближалась ночь, а я до сих пор не знала, какую цену Жан-Клод согласился заплатить за освобождение Вивиан и Грегори. Но мысль о том, что прекрасное тело Грегори могло быть навсегда искалечено, а с Вивиан так и продолжали бы обращаться, как с куском мяса, заставляла меня радоваться тому, что мы договорились. Я бы не сказала, что какая бы ни была цена – оно того стоило, но почти так. Жан-Клод сказал, что не будет насилия, принудительных связей, что никого не покалечат и не сдерут с живого кожу. Всего час назад этот список казался безопаснее и полнее.

Я въехала на дорожку у своего арендованного дома вместе с двумя ранеными верлеопардами, двумя неранеными верлеопардами, двумя очень молчаливыми вервольфами, "с картиной, корзиной, картонкой и маленькой собачонкой", и достаточным количеством оборудования, чтобы Ричард соорудил пару растяжек в моей спальне. Согласно рекомендациям доктора Лилиан, Грегори должен был лежать на вытяжении в течение двадцати четырех часов. Госпиталь эвакуировался. Если днем всем заправлял Фернандо, эвакуация была не просто предосторожностью, она становилась необходимостью. Крысеныш не хотел освобождения Рафаэля, и, конечно, он захочет отомстить Ричарду за то, что тот его избил, так что и крысолюды, и вервольфы были в опасности. Даже подумать было страшно, что он мог вытворить, если бы заполучил обратно в свои лапы Грегори и Вивиан. Лучшее, что мы могли сделать, это держать их при себе и желательно не в том месте, где Фернандо додумается их искать.

Я наполовину верила, что Томас и Гидеон постараются удержать крысенка от слишком усердных поисков. Я обычно не верю людям так легко, но Гидеон назвал его petit batard – мелкий ублюдок. Он нравился им не больше, чем нам. Трудно поверить, но, возможно, так и есть.

Кроме того, где мы могли бы найти безопасное место? Мы не могли пойти в гостиницу. Это подвергло бы риску всех вокруг. То же относилось к большинству городских строений. Одной из главных целей, которых я добивалась, снимая дом, было уединение. Честно говоря, мне нравилась городская суета, но в последнее время моя жизнь превратилась в зону свободного огня. Нет, никаких квартир, никаких соседей – что-нибудь с большим земельным участком и никого поблизости, кого могли бы пристрелить – вот чего я хотела. И я это получила. Хотя уединение было практически единственным из того, чего мне хотелось, и что я получила от этого дома.

Дом был слишком велик для меня одной. Это был дом, который просто кричал о большом семействе, прогулках в лесу и собаке, бегающей вокруг детишек. Ричард никогда не видел его прежде. Мне было бы более удобно, если бы он побывал здесь до нашей небольшой разборки… ну, хм, беседы. Прежде, чем вмешался Жан-Клод, мы с Ричардом были помолвлены. Мы планировали как раз такое будущее, которое приходит на ум при виде этого дома. Я не знала, просыпался ли Ричард от запаха чертова кофе, но я – да. Будущее, в котором были заборчик из штакетника и 2.5 ребенка, просто не было назначено мне судьбой. Я не думала, что оно подходило и для него, но мне не хотелось разрушать его воздушные замки. Нет, пока в его замках я не жила. А если жила… то у нас была проблема.

У дома располагался прямоугольный цветник средних размеров, залитый солнцем почти весь день. Вообще-то это был розарий, но бывшие владельцы выкопали растения и забрали их с собой. Он походил на обратную сторону луны, всю в кратерах. Выглядело это настолько бесплодно, что я провела целый уик-энд, засаживая проклятую штуковину цветами. Мускусные розы по краям, просто потому, что я любила их яркие маленькие цветы. За ними циннии, потому что их цвета сочетались друг с другом. Это был бунт красок, никаких полутонов. Бабочки и колибри слетались на циннии. За цинниями я посадила космеи, высокие, перисто-воздушные и перепутанные одновременно, с симпатичными широко раскрытыми цветами, которые нравились бабочкам, но не очень впечатляли колибри. Оттенки космеи были несколько бледноваты по сравнению с другими цветами, но – эй, это все равно работало. К осени на головках космеи будут семена для щеглов.